Теперь Шарлотта не стонала, с каждым моим толчком она вскрикивала, кричала от удовольствия, и я отпустил себя, перестав бояться, и потерялся в ощущениях. Все тело пылало в огне. Я слился с Шарлоттой всем своим существом – кожей, костями и плотью. И она была моей. Целиком и полностью, каждой клеточкой. Шарлотта прижималась ко мне так тесно и принимала меня так глубоко, что я уже не знал, где кончается она и начинаюсь я, где ее тело, а где мое.

Шарлотта еще сильнее сжала меня в объятиях и пылко поцеловала. Я скользнул еще глубже в нее, хотя думал, что это невозможно. Она напряглась, впилась зубами в мое плечо и, выгнувшись дугой, в последний раз простонала мое имя. В этот миг для нее не существовало ничего и никого, кроме меня. Я был всем ее миром.

Это подвело к грани и меня. Я лихорадочно толкнулся в нее еще несколько раз и взорвался в оргазме. Наслаждение волнами прокатилось по мне, пульсацией отдаваясь в каждом дюйме тела, и схлынуло, оставив меня совершенно без сил.

Я рухнул на Шарлотту. Мне хотелось лежать так вечно, прижимая ее к себе, но я был слишком тяжелым. Она поерзала подо мной, потянувшись к чему-то возле кровати.

– Мусорное ведро.

Я снял презерватив и скатился с Шарлотты, увлекая ее на себя. Гладкую, бархатистую кожу ее спины покрывал пот. Она лежала на мне, обнимая и прерывисто дыша в мою шею. Биение наших колотившихся сердец понемногу замедлилось. Казалось, теплое мягкое тело Шарлотты растворяется во мне.

Мы долгое время лежали молча. Шарлотта подняла голову и еще раз накрыла мои губы своими, вдыхая в меня жизнь, как никто и никогда до этого.


Улыбку у меня вызывало не только физическое удовлетворение. Особое удовольствие приносило то глубокое чувство, которое ощущалось в каждом прикосновении Ноя. Оно передавалось через его поцелуи, через движения его тела, через ладони, «видящие» меня так, как не могут глаза. Я никогда в жизни не ощущала себя в такой безопасности, как в его руках, и воспоминания о грабителе, наверное, быстро покинули бы мою голову, если бы он не забрал мою скрипку.

«Позже. Я буду переживать об этом позже», – подумала я, прильнув к Ною.

Он напрягся, проснулся и поцеловал меня с явным намерением не останавливаться только на этом.

– Ты это серьезно? – пораженно рассмеялась я.

– Еще бы, – промурлыкал Ной.

На этот раз был неспешен и нежен. Он неторопливо одарил лаской каждый дюйм моего тела, пока я, одурманенная им, не простонала исступленно его имя.

* * *

Поздним утром мы сели на поезд, идущий от Центрального вокзала до Нью Канаана. На станции было не так людно, как в рабочий день, но залы вокзала все равно звенели от эха сотен шагов. Ной весь путь держался вплотную ко мне и расслабленно выдохнул, только когда мы заняли наши места на стареньком «Амтраке».

– Мама закатит истерику, – предупредил он меня, как только поезд отъехал от станции. – Приготовься к нескончаемым объятиям и слезам. Отец пожмет тебе руку как при закрытии деловой сделки, а Ава, закончив кричать на меня, скорее всего, тоже обнимет тебя.

Я кивнула со слабой улыбкой, глядя на размытый за окном пейзаж.

– Шарлотта?

– Ой, прости. Звучит замечательно.

Он повернулся ко мне:

– Ты почти все утро молчишь.

– Нервничаю, наверное. Встреча с твоей семьей – большое дело.

– Они полюбят тебя, – Ной снял и сложил солнцезащитные очки. – Ты думаешь о вчерашнем вечере?

– О грабеже или о том, что было позже? – спросила я, пытаясь обратить все в шутку. – Мы за рекордно короткое время перешли от жуткого и страшного к восхитительному и чудесному. Не верится, что это случилось за одну ночь.

Ной наклонился и поцеловал меня. Я улыбнулась, но беспокойство не отступило.

– Мне все кажется, что я что-то забыла дома. Выключить плиту или запереть дверь. Но потом я вспоминаю, что у меня больше нет скрипки.

Ной опустил незрячий взгляд.

– Прости меня, Шарлотта.

– Ты ни в чем не виноват, Ной, – мягко ответила я. – Ты должен это понимать. Теперь, когда все позади, у меня такое ощущение, будто я потеряла часть себя. Так глупо. Я целый год почти не прикасалась к скрипке. Во всяком случае, не играла всерьез. Но только я что-то почувствовала… – я тяжело вздохнула и улыбнулась. – И, да, я сильно нервничаю из-за встречи с твоей семьей. Но ведь там будет Люсьен, oui?

– Да. У них с отцом нечто похожее на рабочий отпуск.

– Хорошо, – я откинулась на спинку сиденья. – Будет здорово повидаться с ним.

Чем ближе поезд подъезжал к Коннектикуту, тем сильнее я нервничала. Даже знакомство с ровесниками давалось мне нелегко, что уж говорить об общении с людьми, живущими в огромных особняках и носящими такие имена, как Грейсон Лейк III. Я чувствовала себя сельской дурочкой или хиппи в своем свободном богемном платье и сандалиях. Родственники Ноя представлялись мне высокими, и рядом с ними я буду казаться маленьким ребенком, едва дотягивающимся до их подбородков.

Станция Нью-Канаана была опрятной и старомодной. И на ней нас ждал Люсьен Карон, внешность которого полностью соответствовала окружению.

Он стоял на платформе практически один, в светло-желтом костюме при голубом аскотском галстуке, в центре которого на ослепительном солнце поблескивал бриллиант. У меня на глазах выступили слезы, когда Люсьен взял Ноя за плечи и медленно заключил в объятия.

– Мой мальчик, – он промокнул глаза шелковым носовым платком.

– Да, да, – Ной прокашлялся.

– Шарлотта, ma chere, – Люсьен обнял и меня. Он пах дорогим одеколоном и сигаретами «Данхилл».

Люсьен не сказал мне ничего, чтобы не смущать Ноя, но в его глазах читалась безмерная благодарность.

– Ава приехала вчера поздно вечером, – сообщил он, после того как мы погрузили два своих чемодана в багажник его серебристого «Кадиллака». – Она ждет не дождется встречи с тобой, Ной.

– Кто бы сомневался, – мрачно отозвался тот.

Я бросила на него взгляд. Лицо Ноя снова ожесточилось. Когда я предложила сесть на заднее сиденье, он отпустил едкую шуточку, что вид для него везде будет одинаков.

– Эй, – я потянула его в сторону, пока Люсьен деликатно остался пускать сигаретный дым в нескольких шагах от нас. – Что с тобой?

– Боже, прости меня, прости, – глаза Ноя бесцельно блуждали по стоянке. – Не думал, что будет так тяжело. Я столько времени вел себя со всеми как полный засранец, что, похоже, такое поведение стало у меня «настройкой по умолчанию». Я просто не выдержу всеобщего радостного ликования по поводу «улучшений», «принятия» и…

Я прижала его ладонь к своим губам.

– Ты будешь среди любящих людей, которые скучали по тебе. Конечно, без «ахов» и «охов» не обойдется.

Ной нехотя кивнул.

– Пообещай, что сбежишь со мной, если я попрошу тебя об этом. Одному мне далеко не уйти.

Я со смехом поцеловала его, и, видимо, он успокоился.

В итоге Ной сел сзади, а я спереди. По пути Люсьен описывал окрестности. Мы ехали по усаженным деревьями улицам, вдоль которых тянулись огромные дома.

Вживую я никогда не видела ничего подобного. Некоторые едва просматривались за высокими стенами заборов или скрывались в самом конце длинных улиц. Люсьен оживленно комментировал все вокруг не только ради Ноя, но и ради меня, как гостя и новичка в Коннектикуте.

Он припарковал машину на круговой дорожке возле белого трехэтажного особняка с мансардными окнами. Дом, обрамленный деревьями с трех сторон, словно выступал из своего собственного миниатюрного леса. Перед ним, отрезая его от дороги, расстилался пышный газон, слишком зеленый, чтобы быть натуральным.

Я уставилась на него в окно машины.

– Это твой дом?

Люсьен похлопал меня по руке.

– Внутри тебя ждет радушный прием, моя дорогая. Не сомневайся.