– Ной, calme-toi, s’il te plait[38], – попросил Люсьен, и по какой-то причине его голос не подливал масла в огонь, в отличие от отцовского.

Я сделал успокаивающий вдох и повернулся в сторону мамы.

– Это просто вечеринка, мама. Встреча. Ничего ужасного на ней не случится.

Раздался звук отодвигаемого стула. Мама поднялась, аромат ее духов усилился, а потом она обняла меня за плечи.

– Я не могу потерять тебя снова. Только не это.

Она ушла. Наверное, смотреть один из своих любимых детективных сериалов, которые так ей нравились. Отец смерил меня неодобрительным взглядом, который я не видел, но чувствовал, и переместился с Люсьеном в кабинет – покурить и побеседовать о заграничных делах. Ава осталась за столом, и сейчас от нее тянуло не холодом, а морозом.

– Мне нужно вернуться к Шарлотте, так что говори, что собиралась сказать.

– С чего же начать? – протянула Ава. – Ты ведь понимаешь, что мама права.

– Насчет моих «рискованных мероприятий»? – фыркнул я. – Мои физиотерапевты твердили, что не существует ничего, чего бы я не мог сделать, было бы желание. Не этой ли кумбайской[39] херней вы вечно пичкали меня?

– Ну и эгоист же ты, черт тебя подери! – рявкнула Ава. – Мама права в том, что не выдержит, если снова потеряет тебя. Ты понятия не имеешь, как сильно она переживала, когда ты работал на этот чертов журнал. Ты гордишься своим писательским талантом? Да, ты хорош. Настолько, что мама в слезах читала о твоих спортивных приключениях, так детально они были описаны. Она все время жила в страхе, поэтому происшествие в Акапулько даже не стало для нее неожиданностью.

Я откинулся на спинку стула.

– Не думал об этом, да? – Ава с отвращением фыркнула. – Конечно, нет. Ты ведь жил своей жизнью, не задумываясь о том, каково приходится родителям. Или Люсьену. Или мне.

– Какие громкие слова от женщины, работающей в редакции, которой регулярно угрожают взрывами, – заметил я. – Сначала тебе хватает наглости бросаться названиями вроде «Шарли Эбдо», а потом читать мне нотации по поводу опасностей на моей работе. Которой у меня нет. Взгляни правде в глаза, Ава: ни ты, ни я не созданы для скучной и размеренной жизни. Кому, как не тебе, знать, что я не могу сидеть за чертовым столом? Может, ты радовалась тому, что я застрял в таунхаусе, где мне ничего не грозит?

Ава некоторое время молчала. Мне представилось, как она вертит в пальцах бокал вина, готовя следующую словесную атаку. Однако сестра не стала нападать, а тихо вздохнула.

– Ты прав. Я не в восторге от твоих спортивных трюков, но еще более невыносима мысль о том, что тебе пришлось от всего этого отказаться. Мне очень жаль, что так вышло. Но «Планета Х»? Мне нравится Юрий, он всегда приглядывал за тобой, как мне кажется. Но остальные парни – кретины, а Дикон, король среди них.

– Что есть, то есть, – пожал я плечами.

– Да? А что думает о твоем грандиозном плане Шарлотта? Она не похожа на любительницу острых ощущений. На самом деле она прямая противоположность всем тем женщинам, которые всегда тебя привлекали. И это комплимент.

– Чем же она отличается от них? Она умна, красива, талантлива…

– А также мила, нежна и добра, и, должно быть, у нее золотое сердце. Она не только терпела все твои выходки, но и смогла сквозь шелуху последних месяцев разглядеть истинного тебя. Но сегодня она была очень расстроена. Что случилось? И мне не нужна та «светлая версия» произошедшего, которую ты рассказал маме и папе.

– Это все. У парня был нож, он украл скрипку Шарлотты, мы сбежали.

Я не собирался повторять мерзкие угрозы этого урода в отношении Шарлотты. Ни за что.

– Насколько я понимаю, потеря скрипки – трагедия для выступающего скрипача, – сказала Ава. – Шарлотта, наверное, была сильно привязана к своему инструменту.

– Да, – признался я, – но она долгое время даже не думала об игре на сцене. У нее был… тяжелый год, и она взяла перерыв.

– Это все?

Я поерзал, думая о венском оркестре, который заберет ее у меня, если она пройдет прослушивание.

– Конечно, нет, – наконец ответил я. – Этот инструмент много значил для нее. Ее родители усердно работали, чтобы скопить на него деньги… и еще он был дорог ей как память. К чему ты клонишь? К тому, что ей нужна новая скрипка? Чтобы я купил ее Шарлотте?

– Она выпускница Джульярда и, как ты сам сказал, виртуозно играет, – заметила Ава. – Ты не можешь просто зайти в музыкальный магазин и выбрать первую попавшуюся фабричную модель.

– Шарлотта больше не ходит на прослушивания, – понизил я голос. – И это ее дело. Хватит обсуждать это за ее спиной.

– Хм. Хочешь знать, что я думаю?

– Сгораю от нетерпения.

– Я думаю, что эта девушка живет сейчас твоей жизнью, пытаясь вытащить тебя из таунхауса, и забыла о себе. А что ты сделал для нее?

– Ты это серьезно? Провела с нами день и все выяснила? – я покачал головой. – После несчастного случая со мной произошла только одна хорошая вещь – встреча с ней. И я все сделаю для нее. Все.

– Это прекрасно, – без сарказма сказала Ава. – Она прекрасна. И добра. Не сумасбродка из «Планеты Х». Если Шарлотта так талантлива, как ты говоришь, то ей нужно играть, и ты знаешь почему. Адреналин – это не только прыжки со скалы или игнорирование террористических угроз. Моя лучшая подруга – актриса в Уэст-Энде, и она постоянно говорит об этом. Об эйфории, азарте, драйве. Музыканты чувствуют себя живыми на сцене.

Я побарабанил пальцами по столу.

– Она нужна мне. Я не могу жить без нее. Я даже не смогу найти нашу комнату без нее.

– Нуждаться в ней не значит любить.

Любить ее. Любить Шарлотту… Сердце болезненно сжалось. «Необязательно разбираться во всем сразу», – сказал я себе. Ава ждала моего ответа.

– Можно одновременно и любить, и нуждаться. Я впервые испытываю к женщине подобные чувства, и я говорю это в первый и последний раз. Я не должен тебе ничего доказывать.

– Я тебе верю. Никогда не видела тебя таким. Ты счастлив, просто не так, как раньше. Это не видно, но чувствуется. И я тоже счастлива за тебя, Ной. Но насчет твоей работы… ты все не успокоишься и цепляешься за то, чего уже нет.

– Ты не можешь знать этого наверняка, Ава. Я пойду на вечеринку «Планеты Х» и поговорю с Юрием о работе. О карьере…

– О какой карьере? – резко оборвала меня сестра. – Ты не можешь вернуться к прошлой жизни. Ты стал другим. И Шарлотта другая. Она не какая-то там Ангелина…

– Валентина, – поправил я сестру.

– Неважно, – Ава толкнула свой стул назад. – Мне нравится Шарлотта. И я согласна, что она лучшее, что с тобой случилось. Не только после несчастного случая, а за все время.

Ее ладонь легла на мою руку.

– Не испорть все.

* * *

На то, чтобы отыскать нашу комнату, ушло несколько отвратных минут, но я бы ни за что не обратился за помощью. Открыв последнюю дверь в коридоре, я вздохнул с облегчением: пахло душистой свежестью, мылом и сладковатым ароматом ванили. Я разделся до трусов и залез в постель к Шарлотте. Она тут же прильнула ко мне, прижавшись спиной к моей груди.

– Я думал, ты уже спишь, – тихо сказал я, крепко ее обняв.

– Я тоже думала, что быстро усну.

«А что ты сделал для нее?» – всплыл в памяти вопрос Авы.

– Поговори со мной, Шарлотта, – попросил я. – Пожалуйста.

– Я не могу перестать думать о скрипке. И о своей музыке. И о карьере, какой бы она ни была или могла бы быть. О том, что от нее осталось.

Я сделал глубокий вдох и заставил себя произнести:

– Венский гастрольный оркестр. Ты пойдешь на прослушивание?

– С чем? – спросила Шарлотта, и ее голос дрогнул. – Ее больше нет. Моей скрипки нет. Родители столько работали… и теперь ее нет. Такое ощущение, будто я лишилась руки или ноги. Это странно, поскольку мне уже приходили мысли о том, что я больше не буду играть, во всяком случае профессионально. Но я скучаю по скрипке. Очень сильно, Ной. Я скучаю по Крису.

Шарлотта расплакалась.

Зарывшись лицом в ее волосы и чувствуя, как она сотрясается от рыданий, я остро ощущал ее боль и горе.

– Поплачь, Шарлотта, – шептал я. – Все хорошо.

– Он действительно ушел навсегда? Его больше нет?

– Да, детка, его больше нет.

Она зарыдала еще сильнее, судорожно сжав мою руку, и я обнимал ее, всей душой разделяя ее боль.

– Все сводится к одному, – надломленным голосом сказала Шарлотта. – Моя музыка, любовь и страсть, которую я чувствую при игре. Когда Крис умер, играть стало слишком больно, но я не знала почему. Теперь, наверное, знаю, – она сглотнула слезы, или они просто иссякли. В горле у нее пересохло. – Потому что кажется несправедливым двигаться дальше, когда этого не может сделать любимый человек.

Я до боли зажмурился.

– Я хочу, чтобы ты была счастлива, Шарлотта. И сделаю что угодно, чтобы так и было.

– Я счастлива с тобой, Ной. Счастлива, как никогда.

Она развернулась в моих руках и поцеловала меня. Я ощущал ее соленые слезы, ее нежность и любовь ко мне. Наш поцелуй быстро углубился, и вспыхнувшее желание осушило ее слезы, но я медлил. Она была так расстроена.

– Я хочу этого, – выдохнула Шарлотта. – Хочу тебя, Ной. С тобой я забываю обо всем плохом.

Она целовала меня снова и снова, пробуждая во мне странное чувство, пьянящее, возбуждающее и дезориентирующее одновременно. Весь мой мир сужался до одной лишь Шарлотты: ее кожи, дыхания, сладостно податливого тела. Она скинула футболку и трусики, и когда наши тела слились в единое целое, я утонул в ощущениях, полностью растворившись в них.

Шарлотта прильнула ко мне и почти мгновенно погрузилась в сон. Она обессилела, излив долго тяготившую ее боль. Я верил, что она счастлива со мной, но этого было недостаточно. Я мог сделать больше. Я должен был сделать это для нее.

Днем, перед прощанием с семьей, Ава отвела Шарлотту на «девичий» разговор. Воспользовавшись возможностью, я отыскал Люсьена и объяснил ему, что я от него хочу. Я говорил по-французски, чтобы Шарлотта ничего не поняла, если появится рядом, но я этого не замечу.