– Вы это о чем?

– Я попросил вас встретиться со мной, мисс Конрой, чтобы поговорить о некоторых… возможностях.

Люсьен умолк, так как Энтони принес наш заказ: черный кофе и капучино. После его ухода мужчина откинулся на спинку стула.

– Я начал с конца, когда должен был начать сначала, – произнес он, помешивая свой напиток маленькой ложкой. – Мне хотелось бы побольше узнать о вас и поведать вам о своей ситуации. Давайте с этого и начнем, ça va[6]?

– Эм… ладно.

– Итак, – Люсьен пригубил капучино. – Расскажите мне о себе, Шарлотта. Что привело вас в Нью-Йорк? Или, может, это ваш родной город?

– О нет. Я приехала из Монтаны. Учиться.

– В Нью-Йоркском университете?

– В Джульярде.

Синие глаза Люсьена загорелись радостью.

– Правда? Вы танцовщица? Актриса?

– Музыкант.

– Конечно. И на чем вы играете?

– На скрипке. Во всяком случае, в теории. Я окончила Джульярд в прошлом июне, но… С тех пор почти не играю.

– Понятно. Первые шаги к величию творческим людям почти всегда даются тяжело.

– Угу, – отозвалась я. Лучшего ответа у меня на это не было.

– Однако вы окончили Джульярд. А значит, очень талантливы. Что вам больше всего нравится в скрипке?

Я тоже откинулась на спинку стула.

– Давно не задумывалась об этом, – я хотела перейти на безопасную почву, рассказать о том, что играю с самого детства, но вместо этого сказала: – Мне нравится, что если играть хорошо, то скрипка звучит так, будто поет душа музыканта.

Откуда это, черт возьми, взялось?

«Но ведь это правда», – осознала я. По крайней мере, для меня, и эту правду мне грозит позабыть.

– В последнее время мне не удается так играть.

– Вы еще не нашли себя, – мягко заметил Люсьен.

Я снова поерзала. Нет, меня называли вундеркиндом, следующей Хилари Хан[7]…

– Что-то вроде того.

– Вы найдете себя, мисс Конрой. Я это чувствую. Вы кажетесь мне девушкой с большим сердцем. Как считаете, я прав?

– Мне не раз говорили об этом. По большей части члены семьи. Но если быть предельно честной, то… я не знаю, мистер Карон.

– Пожалуйста, зовите меня Люсьен.

– Хорошо, Люсьен. После Джульярда я изо всех сил пытаюсь не пойти ко дну. И уже не совсем понимаю, кто я есть.

Он улыбнулся, словно мой ответ порадовал его.

– Я нахожу, что честность в наше время – большая редкость и что она обесценена.

– Да уж. Я пытаюсь сдерживаться, но частенько говорю то, что думаю. Импульсивная и рублю правду-матку, – рассмеялась я и прокашлялась. – В общем, как-то так…

Сделав глоток кофе, Люсьен обвел взглядом ресторан.

– Приятное заведение. В час пик тут, наверное, не протолкнуться, oui?

– Бывает и такое.

– Чтобы выжить в этом городе, требуется стабильный доход на работе.

– Или на двух. Чтобы свести концы с концами, в будни я работаю здесь, а на выходных – барменом.

– Неужели? – Люсьен выглядел довольным.

Я пожала плечами.

– Аренда здесь недешевая, как и учеба в Джульярде. Я буду выплачивать студенческие займы до…

– До моих лет.

Я засмеялась, и не только из вежливости.

– Скорее всего.

– Вы трудолюбивы, – сказал Люсьен с задумчивым выражением лица.

– Наверное, но без этого качества в Нью-Йорке не задержишься.

Он качнул в знак согласия седовласой головой.

– Очень хорошо, мисс Конрой. Это очень хорошо.

– Что именно? – уточнила я. – Послушайте, мистер Карон, зачем вы всем этим интересуетесь? Вы выглядите настоящим джентльменом, но ваши вопросы… Возможно, я просто наивная девчонка из Монтаны, но я действительно в замешательстве. Может, вы лидер какого-нибудь культа Судного дня, который хочет заманить меня в подземелье во Франции?

Люсьен от души рассмеялся.

– О, ma cher[8], вы очаровательная девушка, балующая старика ответами на все эти вопросы. Позвольте уверить вас, я задаю их с определенной целью. Доброжелательной и, скорее всего, прибыльной для вас.

О боже! Он что, сутенер?

Дикость какая. В Люсьене не было ничего угрожающего. Я живу в Нью-Йорке всего пять лет и уже ожидаю от человека подвоха. Но даже если и так, то все знают: береженого бог бережет.

Выжидая, я потягивала кофе.

– Я распорядитель финансов Грейсона и Виктории Лейк, касающихся их нью-йоркских денежных вложений, имущества, активов, и… полгода назад я взял на себя заботу о личных потребностях их двадцатичетырехлетнего сына, Ноя.

– А что с ним случилось?

– Боюсь, ничего хорошего, – Люсьен посмотрел мне в глаза. – Вы не слышали о Ное Лейке?

– А должна была?

– Полагаю, что нет, если только вы не следите за новостями так называемых «экстремальных видов спорта».

– Вроде сноубординга или мотогонок по грязи?

– Да, и дельтапланеризма, альпинизма, прыжков с высоты… – Люсьен решительно поставил чашку с капучино на стол. – Ной Лейк активно участвовал во всевозможных видах экстремального спорта и писал статьи для соответствующих журналов. Он не довольствовался простым описанием всех рисков и опасностей, он во всем участвовал сам, – мужчина с нежностью улыбнулся, вспоминая об этом. – Лейк с детства был сорвиголовой. От его выходок у бедной матери волосы на голове вставали дыбом. Никто не удивился, когда он сделал на этом карьеру. Вольный дух, – улыбка сошла с губ Люсьена. – До несчастного случая.

В горле встал ком. Живое воображение тут же нарисовало мне разнообразные ужасные травмы, которые и вызвали в услышанном мной голосе такую горечь.

– Ной получил тяжелые повреждения?

Люсьен пристально посмотрел мне в глаза.

– Да, мисс Конрой, он получил серьезные травмы.

– Как это произошло?

Лицо пожилого джентльмена исказилось, взгляд потяжелел.

– Он уехал собирать материал для статьи, которую писал для… «Планеты Х». Его отправили нырять со скалы в Мексике. Такое ныряние крайне опасно, но Ной был опытным и… бесстрашным. При последнем прыжке он неверно оценил глубину воды и ударился затылком о камень. Он двенадцать дней провел в коме.

Я невольно ахнула.

– О нет. Он… парализован? – это объяснило бы его затворничество. Однако в двухэтажном доме нет пандуса.

– Ной не парализован. Он каким-то чудом избежал повреждения позвоночника.

– Какое облегчение.

– Но он ослеп.

– Ослеп? – выпрямилась я на стуле.

Это звучало просто и безболезненно. Даже почти не трагично по сравнению с теми телесными повреждениями, которые Ной мог получить. А все могло быть гораздо хуже. Как с Крисом…

Я отогнала мысли о брате и подумала о Ное Лейке. Попыталась представить, каково это – потерять зрение. Когда густая черная завеса ничего не пропускает: ни краски мира, ни свет, ни пейзажи, ни лица любимых людей.

– Какой ужас.

– Прежде чем мы перейдем к не очень приятным подробностям, я объясню наконец цель нашего разговора-собеседования, – Люсьен подался вперед, ко мне. – Я вижу в вас трудолюбивую девушку, не боящуюся высказывать свою точку зрения, с душой и сердцем творческой личности. Девушку с толстой кожей, не желающую сдаваться. Должно быть, два эти качества вашей натуры происходят из закаленного характера профессии музыканта, oui?

Он говорил по-доброму и очень тактично. Я не могла позволить ему и дальше ошибаться в отношении меня. Он видел меня не той, кем я являюсь. Я поворачивала чашку, снова и снова, глядя на то, как в ней переливается черная жидкость.

– Я больше не играю, мистер Карон. Уже как год не хожу на прослушивания. Кое-что случилось и… – я подняла на него взгляд. – Я говорю вам это только потому, что не хочу, чтобы вы неправильно меня поняли.

– Подобная честность достойна уважения, – рассудительно ответил он. – И тем не менее я возлагаю на вас большие надежды.

– Большие надежды на что?

Люсьен сложил руки на столе.

– Мне хотелось бы, чтобы вы стали помощницей Ноя. Не просто помощницей, бегающей по делам и ведущей хозяйство, а личной помощницей в полном смысле этого выражения.

Я откинулась на спинку, переваривая услышанное.

– Мистер Карон, у меня нет надлежащей квалификации и подготовки, чтобы помогать слепому человеку.

– А Ной и не потерпит рядом подобного человека. Для наших намерений и цели отсутствие у вас квалификации в этом деле является благом.

– Неквалифицированность специалиста для вас плюс? – поразилась я.

Люсьен рассмеялся, тихо и интеллигентно.

– За последние девять недель я собеседовал и нанял шесть профессиональных помощников. Все они вскоре либо сами бросили эту работу, либо их уволил Ной. Ни одна из предыдущих встреч ничуть не походила на нашу с вами.

– Может, это потому, что я понятия не имела, что нахожусь на собеседовании? – хмыкнула я. – Почему я?

– Потому что, мисс Конрой, мне требуется, точнее, Ною требуется человек стойкий и сострадательный, который будет способен разглядеть за грубым фасадом страдающего молодого мужчину. Человека, который будет относиться к Ною по-доброму, несмотря на то, что тот, возможно, никогда не ответит и толикой взаимной любезности.

– А он не ответит? Почему? Что с ним не так? Ну, помимо слепоты.

– Несчастный случай лишил Ноя не только зрения. Он лишил его наслаждения и счастья, которые приносило ему любимое дело. Теперь Ноем владеют лишь горечь и злость, – Люсьен порывисто наклонился через стол. – Ной страдает, мисс Конрой, и, боюсь, если он так и не примирится со случившимся, страдания поглотят его, и жизнерадостный молодой человек, которого я когда-то знал, исчезнет навсегда.

– Я… не знаю, что сказать.

– Не говорите пока ничего, – Люсьен вытащил из стильной серебристой визитницы карточку и толкнул по столешнице ко мне. – Я бы попросил вас, чтобы вечером вы вышли в интернет, нашли информацию о Ное, а потом позвонили мне. Сегодня я готов в любое время ночи ответить на появившиеся у вас вопросы.