Леони Ластелла - Свет тысячи звёзд

Лицо Уилла темнеет.

– Я не знаю, что происходит между тобой и библиотечной мышью, но не у всех нас медовый месяц. Между мной и Беккой после свидания все… – он взъерошивает волосы, – запутанно.

Это довольно точно описывает ситуацию между Харпер и мной. Тем не менее я думал, что Бекка и Уилл находятся за пределами этой точки в своих отношениях.

– Ваши отношения не выглядели запутанными, когда ты поцеловал ее на днях.

– Это был поцелуй в щеку. И с тех пор мы никуда не продвинулись. Она считает меня милым, – Уилл измученно закатывает глаза. – Милым. Это просто максимально опасная атомная авария.

– Это плеоназм, – сухо отмечаю я, выводя Уилла из себя таким образом, что он на мгновение забывает о романтическом увлечении.

– Это что? – он выглядит потрясенным.

– Атомная авария всегда максимально опасная, – объясняю я. – Плеоназм, как белая плесень. Ненужное дублирование одного и того же значения, – я пожимаю плечами.

– Иногда ты меня пугаешь. Откуда ты знаешь подобные слова? – Уилл морщит лоб. – Я имею в виду ты изучаешь кино, а не литературу, – он замолкает.

У него есть неподражаемый талант находить самые больные мозоли других и сильно давить на них. Моя мозоль – это моя сестра.

Эмма так раздражала меня своей китайской грамотой, которую взяла на вооружение ради своей мечты изучать литературу, что даже сейчас, через четыре года после ее смерти, такие слова, как «плеоназм», все еще мелькают в моем мозгу. Она так и не поступила в университет.

– Прости, приятель, – Уилл прислоняется к стене рядом с нашей входной дверью, я открываю ее и вижу, как он пытается подобрать нужные слова.

– Все нормально, – говорю я и надеюсь, что он перестанет. Вместо жалости я предпочел бы, чтобы он отвлекал меня битвой в плейстейшн.

– Сыграем раунд? – спрашивает он.

Я киваю. Уилл только что сам себя реабилитировал.

* * *

– Ну что, футбольные герои, – встречает нас Бекка. Она превратила кухню в поле битвы и теперь сидит посреди овощных очисток, упаковок, кастрюль и сковородок и ест китайскую лапшу из картонной коробки службы доставки на углу Марпл-стрит.

– Тебе что-то сделала кухня или это художественный проект? – я отодвигаю замученный цукини в сторону и ставлю свою сумку на крошечный клочок столешницы, который только что освободил.

– Я пробовала приготовить новое блюдо из интернета, – она тыкает деревянной палочкой для еды в айпад, который лежит рядом с ней. – Выглядел не так уж сложно, но почему-то конечный результат не очень соответствовал фотографии. Я предусмотрительно избавилась от него, – она поднимает деревянной палочкой бумажный пакет, содержимое которого источает запах азиатской еды, и покачивает его перед моим носом. Я вздрагиваю и обнаруживаю под горсткой салфеток еще две картонные коробки.

Прежде чем успеваю вытащить свою еду, Уилл выхватывает у меня пакет и прыгает с ним на диван.

– Еда! – вопит он и как-то одновременно умудряется вытащить упаковку и включить плейстейшн.

– Парень многозадачный, – шепчу я Бекке. – Еще один плюсик в твоем списке, – я знаю, что она ведет список плюсов и минусов Уилла, даже если никогда в этом не сознается.

– Что за лист? – бормочет Бекка и садится рядом с не-смей-произносить-это-вслух-лицом.

Если она хочет лгать себе, я буду мешать ей как умею.

– И он простит тебе это кухонное побоище, – продолжаю я, расширяя ее список. – В отличие от меня.

– Заткнись, Эш, серьезно, – шипит она и с отчаянием делает движение головой в сторону Уилла. Вероятно, с намеком, что он может нас услышать.

Он не настолько многозадачный. Когда Уилл ставит перед собой коробку, полную китайской лапши, он ничего не слышит.

– Ты влюблена в него с тех самых пор, как приехала в Мизулу, и когда он наконец приглашает тебя на свидание, ты говоришь, что считаешь его милым. Что это, черт возьми, значит?

Бекка с грохотом кидает еду на столешницу, спрыгивает со стула и тащит меня в ближайшую комнату. В ванную. Она пинком открывает дверь и прислоняется к ней изнутри.

– Поговори со мной, Бекка.

Она начинает три раза, не давая словам сложиться в предложения, но я даю ей время, которое так необходимо.

– Он мой друг. Если у нас ничего не выйдет, я точно потеряю его, – наконец восклицает она.

– Ты боишься, Бекс, – я сжимаю ее в крепких объятиях. – Я не знаю никого, кто так точно понимает, чего он хочет. И ты хочешь его. Так что не трусь.

– Это может все испортить, – Бекка отрывается от меня и садится на опущенную крышку унитаза, которая украшена высказываниями с каждой вечеринки в нашей квартире и соответствует современной картине распития алкогольных напитков.

– Может, – соглашаюсь я. – Но Уилл может сделать тебя чертовски счастливой.

– Ты советуешь мне? Серьезно? – Бекка высовывает язык и закатывает глаза. – Только потому что ты временно зациклился на милой девушке, не делает тебя экспертом в романтических вопросах. Ты больше похож на антихриста отношений.

– Что с вами, девушками, не так? – бормочу я. – Харпер избегает меня. Теперь ты.

– Ее серьезно зовут Харпер? – тихо спрашивает Бекка и касается моей татуировки, на которой между сухими ветвями написаны слова: «Убить пересмешника». Любимая обложка Эммы книги Харпер Ли. – Это очень жутко. Словно…

«Зов с того света», – мысленно заканчиваю я предложение и киваю.

– Что случилось? – мягко спрашивает Бекка.

Если бы я знал.

– Между нами что-то есть, – я кидаю полотенце, лежащее на полу, идеальным трехочковым в корзину для белья рядом с дверью и провожу рукой по волосам. По крайней мере хочу в это верить. Даже если отказ Харпер и ее повторный побег противоречат этому. – Мы почти поцеловались.

– Но она сбежала?

Я киваю.

– Ты действительно не привык бороться за девушку, – тихо смеется Бекка.

– Я сорвал лекцию, чтобы получить ее номер.

– Это не борьба, а позерство. Она просто отличается от легкомысленных девчонок, с которыми ты обычно флиртуешь, которые готовы остолбенеть от безумия, когда ты просто смотришь на них, – она пожимает плечами в извинение, потому что произносит нелестную правду. – По твоим словам это нечто особенное, – Бекка касается меня ногой. – Она заставила тебя добровольно пойти в библиотеку. Несколько раз. Так что здесь я с тобой согласна.

Я качаю головой и кривлю лицо в гримасе.

– И к чему это привело?

– Возможно, тебе стоит пересмотреть свою тактику. Она не доверяет тебе, что, впрочем, позволяет проникнуться к ней симпатией. Не используй свои стандартные приемы хоть раз. Не подкатывай к ней. Действуй без гонора. Без давления. Дай ей возможность узнать тебя. Настоящего. Какой ты на самом деле. Чтобы она увидела тебя так же, как я.

– Как брата? – я недоверчиво приподнимаю бровь. – В твоем плане есть недочет, Бекка.

– Очень смешно. Конечно, не как брата, но она должна познакомиться с настоящим Эштоном. Просто будь собой. И медленно нажимай на тормоз, – она подмигивает мне.

– Если ты обещаешь мне сделать то же самое, – я качаю головой и продолжаю: – Будь честна с Уиллом, но вместо педали тормоза дави на газ.

Подруга встает и на мгновение прижимает меня к себе.

– Договорились, – тихо шепчет она, и я чувствую, как много для нее значит ситуация с Уиллом. Если он разобьет ей сердце, мне, к сожалению, придется разбить ему лицо. Неважно, лучший он друг или нет.

– Здесь частная вечеринка? – словно услышав, что мы говорили о нем, Уилл заглядывает через дверную щель и протискивается к нам. – Я трижды победил тебя, – обращается он ко мне. – Намного легче убить тебя, когда ты не играешь. Но можешь попытаться догнать меня, пока я разговариваю с Беккой.

Не то чтобы я не смог бы этого сделать, если бы Уилл сидел на диване с джойстиком в руках. Но его намек более чем понятен, и я оставляю этих двоих в покое. На кухне хватаю уже остывшую еду. Но меня это не беспокоит. Ничто не сравнится с холодной азиатской едой прямо из картонной коробки. Я направляюсь в свою комнату и сажусь за письменный стол. Но вместо того, чтобы полностью сосредоточиться на монтаже, мои мысли снова и снова возвращаются к Харпер. И безумному желанию увидеть ее снова.

Когда меня будит Бен, на часах пять минут седьмого. Он всегда это делает. Всегда в одно и то же время. Неважно, какой сейчас день: середина недели, выходные или праздник. А я по-прежнему ненавижу вставать так рано. За последние одиннадцать лет мой брат не изменился. Мама всегда говорит, что я сова и когда-нибудь просто привыкну, но я думаю, что вставать так рано просто издевательство.

Как правило, мне нужно минут десять, чтобы вообще выбраться из постели. Десять минут, за которые Бен, как отлаженный будильник, нажимает на меня каждые тридцать секунд, напоминая, что пора начинать день. Если я превышу эти десять минут, то в зависимости от времени дня это либо приблизит его к нервному срыву, либо просто заставит нервничать до тех пор, пока я не встану.

Сегодня, однако, у него нет причин для этого, потому что уже при первом касании я выскальзываю из-под одеяла и здороваюсь веселым:

– Доброе утро, тигр.

Это немного выводит его из себя, что он выражает нервным поворотом кисти.

– Я – ребенок, а не тигр, – ворчит он, вызывая у меня улыбку. Даже если Бен утверждает, что он не тигр, я все равно продолжу его так называть. Папа дал ему это прозвище. И я храню это воспоминание. Так я чувствую, что часть его все еще с нами.