Они проехали мимо другой лужайки, где царило небывалое оживление. Здесь люди продавали и покупали разные разности, от дров до продуктов. Дженнифер никогда в жизни не видела столько народу. По пути она заметила среди домов множество лавок и таверн. Без сомнения, Грей остановился в одной из них. Но в какой именно? Она задала этот вопрос Кэтрин.

Та пожала плечами:

— Мне кажется, он всегда останавливается в таверне Роли, неподалеку от Капитолия. Грей, правда, никогда не говорил мне об этом, я просто догадываюсь по некоторым его словам. Он любит цитировать надпись на латыни, начертанную в одной из комнат: «Hilaritas sapientiae et Ьопае vitae proles».

— А что это значит? — заинтересованно спросила Дженнифер.

Только недавно выучив английскую грамоту, она, естественно, ничего не понимала по латыни. Да знание латыни и не требовалось для настоящей леди. Важно было лишь понять смысл этого изречения.

— Веселье проясняет разум и продлевает жизнь.

— Совершенно не подходит для Грея, — заметила Дженнифер.

Пока они ехали по главной улице, Дженнифер не переставала удивляться. Улица была достаточно широкой для того, чтобы на ней могли разъехаться два экипажа, — неслыханное дело! Дженнифер почти не встречала дорог по которым бы без помех ехали две лошади разом. Уильямебург — замечательный город, решила она. Хорошо бы Грег взял ее как-нибудь сюда с собой. Впрочем, она уже здесь.

Кэтрин остановила лошадь перед длинным полутораэтажным домом, обитым досками.

— Я так понимаю, что вы хотите остановиться в таверне Роли? — спросила она, стараясь ничем не выказывать свое облегчение от того, что скоро она сойдет с лошади и снова окажется в безопасности.

— Нет, — ответила Дженнифер, — я пока не хочу, чтобы Грей знал о моем присутствии здесь.

— Не понимаю. Почему, пережив все неудобства пути, вы не хотите дать ему знать о себе?

— Я потом вам объясню. — Дженнифер не хотела раскрывать Кэтрин свой план раньше времени, ибо не хотела, чтобы та ее отговаривала. — А есть здесь другая приличная таверна, где мы могли бы остановиться? Может быть, вон та подойдет?

Дженнифер указала через дорогу, где стояло примерно такое же побеленное здание. На стене виднелась надпись: «Таверна Уезерборна».

— Вполне, — согласилась Кэтрин. — Хотя Генри Уезерборн умер несколько лет назад, она все еще ничуть не хуже таверны Роли.

Кэтрин подъехала к дому и с радостью слезла с седла.

Едва на город спустились сумерки, как Дженнифер изложила подруге свой план, и та, как и ожидалось, пришла в ужас.

— Вы с ума сошли! — воскликнула она. — Я же говорила, что вам нельзя появляться в Апполо Рум. Разве вы не понимаете, что Грей придет в неописуемую ярость, когда увидит вас там?

— Не придет, — ответила Дженнифер, — потому что он не узнает меня. Как вам мой костюм? — тотчас попросила она оценить свой наряд.

Кэтрин смотрела со смешанным чувством осуждения и восхищения смелостью и изобретательностью своей подруги. Отыскав в шкафах Грейхевена старые костюмы Грея, Дженнифер застыла перед ней в серых до колен панталонах и бутылочного цвета камзоле и жилете. Ткань жилета была подернута золотыми нитями, а камзол отделан шнуром. Ее стройные ножки обтягивали белые чулки, а обута она была в старомодные туфли с квадратными носками и серебряными пряжками.

— Разве он сможет меня узнать? — резонно спросила она. Кэтрин внимательно осмотрела подругу. Девичью грудь Дженнифер плотно перевязала льняным полотном, она была незаметна под слегка великоватым камзолом. Да и кружевное жабо рубашки помогало скрыть ее. Бриджи неприлично плотно обтягивали ее бедра, но длинный камзол, который доходил ей почти до колен, полностью скрывал их. Вот только нежные черты лица были явно женскими.

— Ниже шеи, — с неохотой признала Кэтрин, — вы и в самом деле выглядите как юноша лет шестнадцати. Но что вы собираетесь делать со своими волосами? Ни один мужчина не носит таких длинных волос. И, кроме того, Грей немедленно узнает их по цвету.

— Я уже все обдумала, — отозвалась Дженнифер. Обернувшись, она взяла с кровати темный парик с короткими волосами и натянула его на свои подобранные волосы. — Парик я нашла там же, в Грейхевене.

И такие парики носили в обычных случаях, и их не требовалось пудрить. Надев затем треуголку, она повернулась к Кэтрин и выжидающе спросила:

— Ну как?

— Да, вас и в самом деле не узнать, — кивнула Кэтрин. — Но что же вы собираетесь делать?

Широкая улыбка Дженнифер несколько угасла.

— Точно не знаю, но если он начнет подыскивать себе любовницу, то я помешаю этому.

Несколькими мгновениями спустя Дженнифер уже шла по городу, на который спускались сумерки. Окна домов и таверн разом зажглись — для этого использовались свечи, а по городу стали шастать шумные группки мужчин с оловянными фонарями, сквозь дырочки которых падал неверный свет. Вскоре она добралась до таверны Роли, шагая при этом быстро и целеустремленно, а не важно и медленно, как учила ее Кэтрин в течение многих месяцев.

Войдя в таверну, она направилась туда, где шумели и горячо спорили мужчины, ориентируясь по запаху виргинского табака. Усевшись за столик в слабо освещенном углу чтобы без помех наблюдать за происходящим, она стала ждать.

Обстановка в комнате напомнила ей таверну ее дядюшки: те же шумные мужчины за столами, так же накурено. Правда, таверна, судя по всему, процветала: стены были выкрашены в синий цвет, а потолок украшен орнаментом. Heкрашеный пол из некрашеных сосновых досок был истерт грубыми сапогами множества посетителей, а дубовые столь исцарапаны ящиками для игральных костей и бесчисленными кружками эля. Очевидно, таверна было любимым местом сбора мужчин города. Над очагом Дженнифер увидела выложенные золотом слова, о которых ей говорила Кэтрин «Hilaritas sapientiae et bonae vitae proles».

Она осмотрелась в заполненной людьми комнате в надежде отыскать Грея и тут же увидела его, сидящего за столом посредине. Вопреки уверению Кэтрин относительно отсутствия у него друзей в Уильямсбурге он сидел в окружении мужчин. Все они пили из оловянных кружек и вели шумный разговор. По крайней мере, хоть сейчас он не с женщиной, с облегчением подумала она.

Она так обрадовалась этому обстоятельству, что уставилась на него в восхищении, любуясь каждой черточкой его благородного лица. Почувствовав ее взгляд, он обернулся и, посмотрев в ее направлении, чуть наморщил лоб, будто силясь что-то вспомнить. Дженнифер поспешно отвернулась. Чтобы завершить маскировку, она вытащила из кармана глиняную трубку длиной в целый фут, какую курят джентльмены, набила ее табаком и прикурила от стоящей на столе свечи. Синий дым закрыл ее лицо от взглядов Грея. Тот отвернулся, потеряв всякий интерес к юнцу за окутанным дымом столом.

От едкого табачного дыма она чуть было не закашлялась, хотя у нее хватило ума не затягиваться. Вынув трубку изо рта, она попыталась сквозь шум голосов расслышать разговор за столом, где сидел ее муж.

— Том, — сказал кто-то из мужчин рыжеволосому парню, сидящему рядом с Греем, — не пытайся перепить Грея. Он заставит тебя валяться под столом.

— Хочу еще эля, — упрямствовал молодой человек. Он уже выпил лишнего, подумала Дженнифер. Ясно, что еще одна кружка эля ему ни к чему.

— Ну, Том, — сказал другой мужчина, весело ухмыляясь, — почему бы вам не выпить что-нибудь более подходящее для вашего возраста? Например, яблочного сока?

— Эля, — настаивал рыжий юноша.

— Юный мистер Джефферсон изучает здесь законы у Джорджа Уида, — объяснил первый мужчина Грею. — Днем учится, а по вечерам пьет. Утром у него будет раскалываться голова, если он станет продолжать в том же духе.

Грей улыбнулся юноше.

— Пусть пьет свой эль, — сказал он. — Mнe стоит отговаривать этих сосунков, пусть учатся на собственном опыте. Завтра, проторчав целый день над тазом, он поймет, что перепивать не стоит. А может быть, и нет. В конце концов, — он процитировал изречение на стене, — «Веселье проясняет разум». А может быть, и нет.

— Неплохо сказано, приятель, — невнятно отозвался Томас Джефферсон. — Выпьем еще по кружке эля.

Внимание Дженнифер на миг привлекла подскочившая к ней девушка, работница таверны. Она была в домашнем чепчике и домотканом платье желтого цвета.

— Что принести, парень?

Посмотрев на нее, Дженнифер тотчас вспомнила свое прошлое. Она будто видела себя, какой она была всего год назад. Грязной, неграмотной и одетой, как рабыня. Но в отличие от Дженнифер у этой девушки никогда не появится возможность носить шелковые платья и играть на клавесине или удовлетворять свои желания. Она так и останется трактирной девчонкой, пока не выйдет замуж или не умрет. Так же случилось бы и с нею самой.

Быстро отвернувшись, Дженнифер буркнула нарочито грубым голосом:

— Эль, если позволите.

Однако девушка заметила ее заинтересованный взгляд.

— Может быть, еще что-нибудь, дорогой? — спросила она, наклоняясь ниже, чтобы выставить на обозрение свою грудь в вырезе платья.

Дженнифер, хихикнув, отшатнулась. Кэтрин была права. Ей не следовало сюда приходить. Вот она сидит среди грубых мужчин, шпионя за собственным мужем, и отказывается от предложения этой трактирной девчонки. В такую обстановку не должна попадать настоящая леди.

— Только эль, — коротко ответила она.

Девушка пожала плечами и пошла прочь, зазывно виляя бедрами. Дженнифер подумала, что если бы Грей не женился на ней, то, может быть, ей тоже пришлось бы продавать свое тело. Уж конечно, ее дядюшка не упустил бы возможности подзаработать и на этом. В семнадцать лет она была совсем невинна. Теперь, в восемнадцать, она уже знала, что такое мужчина.

Снова обратив внимание на мужчин за столом Грея, Дженнифер отложила уже погасшую трубку. Оказалось, что они беседуют о политике.