Вместо гневных оскорбительных слов, которые она ожидала в ответ на свое заявление, Бейнтон произнес извиняющимся тоном:

— Я не могу. Я нанял экипаж на всю ночь и, кажется, заплатил кучеру столько, что хватит еще на семьдесят ночей. Я не могу оставить вас одну в темноте, когда на вас толком ничего нет, кроме моего пиджака. Либо мы будем петлять по всему городу, либо я провожу вас домой, где вы будете в безопасности. Подумайте, — добавил он, слегка опередив ее и повернувшись к ней лицом. — У вас есть выбор — петлять или ехать домой. Что вы выбираете?

У Сары болели ступни. Ноги под тонким платьем совсем промерзли. Она начинала терять силы… И сейчас ей хотелось одного — забраться в постель, укрыться с головой и до завтрашнего утра не волноваться о том, что скажут Джефф и Чарльз по поводу бедлама, который она устроила в театре.

И потом, Бейнтон был сейчас вовсе не таким надменным и властным, напротив — добрым.

— Я бы хотела поехать домой.

На его лице не было никаких следов триумфа или выражения наподобие «я так и знал». Он просто дал знак возничему остановиться и открыл перед ней дверь. А потом протянул руку, чтобы помочь взобраться в экипаж.

Сара вложила в нее свою ладонь. Она могла поклясться, что за этот краткий миг успела почувствовать даже в легком прикосновении жаркое биение его пульса. Все-таки она всегда была к нему слишком чувствительна. Слишком настроена на него, слишком внимательна.

Однако Сара осознала еще и то, что, хорошо понимая, чего хотят от нее мужчины, она не умела достаточно верно о них судить. О, это понимание далось ей нелегко…

Герцог взобрался вслед за ней в экипаж и спросил:

— Где вы живете, миссис Петтиджон?

— На Болден-стрит.

— Болден? Я не слышал об этой улице.

— Возничий должен ее знать.

Бейнтон открыл дверь, высунулся наружу и сказал:

— Отвезите нас на Болден-стрит.

— Вы уверены, сэр? Нету там ничего хорошего, на Болден-стрит.

— А что в ней плохого? — спросил герцог.

— Да там хуже, чем у дьявола в преисподней, — последовал ответ.

Герцог минуту подумал, а потом постучал в крышу.

— Что ж, тогда нанесем визит дьяволу.

И, закрыв дверь, он откинулся на сиденье.

Возничий что-то пробормотал своей лошади — Сара не расслышала, что именно, — и колеса экипажа загрохотали по мостовой.

Они с герцогом сидели бок о бок. Сара старалась не обращать на него внимания, но это было трудно: его нога касалась ее бедра, и вообще, его массивная фигура заняла почти все место в узком экипаже.

Сара ждала, что Бейнтон начнет ее расспрашивать. Она понимала, что у него много вопросов. В конце концов, это Бейнтон. Высшее олицетворение моральности и истинности. Она точно знала, как поставит его на место.

Но он ни о чем не спрашивал.

Проходили минуты.

Он подвинулся. Сиденья были обиты жесткой кожей, но, кажется, под ней была хорошая вмятина. Из-за тряски Сара оказалась чуть ближе к Бейнтону. Она старалась не дышать, чтобы чувствовать аромат его мыла. Он ей нравился. Сара уже забыла, как хорошо могут пахнуть мужчины.

Казалось, герцогу нравилось их безмолвное путешествие — да и Сара предпочитала ехать молча… Если бы только его молчание не так ее беспокоило. У него должны были быть вопросы. Настойчивые попытки выяснить, что происходит, — это в его характере.

Наконец, не в силах больше терпеть молчание, Сара повернулась к Бейнтону.

— Я потеряла этот дом на Малбери-стрит. Просрочила арендную плату. И прежде чем вы начнете разнюхивать, должна предупредить вас, что дочь леди Болдуин запретила своей матери иметь ко мне хоть какое-то отношение, и та должна повиноваться, если хочет иметь крышу над головой.

Сара снова повернулась вперед.

— Очевидно, ее дочь, как и многие другие, считала, что, выбрав другого жениха, Шарлен бросила вас, хотя вы двое не давали друг другу никаких клятв. И я не понимаю, почему все считают своим долгом в это вмешиваться, — с жаром говорила Сара. — Что бы ни произошло — это касается только вас и Шарлен, а не Шарлен и всего Лондона.

— Наверное, я знаменитость? — предположил герцог.

Сара бросила на него презрительный взгляд, и он рассмеялся. Этот смех прозвучал как-то неловко и резко, словно Бейнтон смеялся редко.

Женщина опустила взгляд и недовольно умолкла. Рукава пиджака были слишком длинны для нее, и из них виднелись только кончики ее пальцев.

— Но вам пришлось уйти с Малбери-стрит не из-за меня, правда? — спросил Бейнтон не без участия.

— У нас были проблемы и до вашего знакомства с Шарлен. Однако, когда с ней стали связывать ваше имя, арендодатель готов был пойти на уступки касательно платы за дом. Он позволил нам заплатить позже. А потом, когда Шарлен вышла за лорда Джека, он выставил счет, который оказался мне не по карману.

— Вы могли обратиться за помощью ко мне.

— Я не принимаю благотворительности.

— Да, но в некотором смысле я — член семь… — Он умолк, заметив ее взгляд.

Сара подняла шторку, закрывающую окно с ее стороны, и сказала:

— Мы почти приехали.

Герцог тоже выглянул в окно. И нахмурился еще больше.

— Это не похоже на безопасное место. Особенно для женщины.

Теперь настал ее черед промолчать, и она была немного польщена, увидев, что ее упрямство действует ему на нервы так же, как его молчание заставляло ее беспокоиться.

Сара узнала свой угол Болден-стрит и потянулась, чтобы постучать по крыше. Экипаж остановился. Она открыла дверь и поспешно выпрыгнула, но герцог помешал ей закрыть дверь, просунув в нее руку.

Было уже далеко за полночь. Несколько шумных молодых людей, очевидно навеселе, спотыкаясь, взобрались на крыльцо ближайшего дома и постучали в дверь. Она сразу открылась, яркий свет залил крыльцо, и молодые люди ввалились внутрь, громко приветствуемые женскими голосами.

Слабый свет фонаря осветил озабоченное лицо Бейнтона.

— Благодарю вас, ваша светлость. Можете возвращаться домой.

Сара направилась к дому, и Бейнтон, разумеется, пошел следом. Она понимала, что запретить ему проводить ее до двери не удастся.


Гэвин был не просто обеспокоен тяжелым положением Сары Петтиджон. Он был встревожен. Даже в темноте было видно, в каком ужасном состоянии окружающие дома. Выглядело все просто зловеще — он даже представить себе такого не мог.

— Мне подождать, сэр? — нервно спросил возничий.

— Да, — бросил Гэвин через плечо. Он поспешил за миссис Петтиджон, радуясь, что на ней светлое платье, которое можно различить в такой кромешной тьме.

Сара свернула за угол и вошла в проход между двумя домами. Откуда-то раздался мужской стон, но она не замедлила шага, и Гэвин тоже поспешил за ней. Они прошли по узкому проходу и подошли к ступенькам с тыльной стороны одного из домов. Женщина остановилась и, сняв пиджак, протянула ему.

— Здесь я живу. Вам не нужно идти дальше.

— Я провожу вас до двери, — упорно настаивал Бейнтон.

Миссис Петтиджон нетерпеливо хмыкнула, но не стала протестовать. Вместо этого она начала молча подниматься по ступеням, ведущим на первый этаж, а затем дальше — на второй.

Перед лицом Гэвина покачивалась ее грациозная фигура. Ее бедра колыхались прямо на уровне его глаз. Она не оборачивалась.

Поднявшись на самый верх и держась за перила, Сара прошла по узкой лестнице до двери, у которой сидели два кота, готовые начать драку. Увидев Сару, они с недовольными криками бросились наутек. Женщина остановилась перед входом, и Гэвин услышал, как она ищет спрятанный где-то у двери ключ.

— Вам следует носить его на себе, — предупредил он.

Сара обернулась. В темноте не было видно выражения ее лица, но Гэвину показалось, будто она по-детски показала ему язык. Ключ повернулся в замке.

— Убедились? Я дома, — сказала она тоном, не оставляющим сомнений в том, что это прощание. — Благодарю вас, ваша светлость. Приятно было снова с вами встретиться. Спокойной ночи.

Миссис Петтиджон хотела было захлопнуть за собой дверь, но Гэвин решительно прошел в ее комнату. Наверняка в царстве теней светлее, чем здесь.

— Я подожду, пока вы зажжете свечу.

— Как вы надоедливы! — воскликнула она.

Гэвин услышал, как она прошла в комнату. Мгновение спустя он увидел искру, потом еще. Наконец трут затлел, и разгорелся небольшой огонек. Сара понесла его к свече, которую в этой кромешной тьме видела только она.

Наконец комната осветилась теплым золотистым светом.

Гэвин осмотрелся. Не смог удержаться. Она точно ему этого не простит, но он всего лишь человек.

Когда-то он очень любил их дом на Малбери-стрит. Пожалуй, сам особнячок был довольно старенький и слегка запущенный, но атмосфера в нем всегда была очень уютной, благородной, милой и хранила отпечаток ее личности. Гэвину этот дом казался очень гостеприимным. Конечно, он был по уши влюблен в одну из его обитательниц, леди Шарлен… Но обратил внимание и на миссис Петтиджон. Во всяком случае, внимание несколько большее, чем обращают просто на хозяйку и собеседницу. В первый миг их встречи его поразили ее глаза. Они были изумрудного цвета. Необыкновенные глаза, в которых светился ум.

Но эта комната ей совершенно не соответствовала. В ней едва хватало места для стола, двух покосившихся стульев и убогой койки на полу. В углу стояли две картонные коробки, рядом с ними — аккуратно уложенная стопка бумаг высотой почти со стол. В комнате не было даже очага, чтобы согреться.

Угол стола был залит толстым слоем затвердевшего воска. Сара растопила кусочек и, соорудив таким образом примитивный подсвечник, установила свечу прямо в него. Тусклый свет осветил жалкие остатки трапезы: черствую корку хлеба, кусок сыра, небольшой кувшин. Она плохо питается. Неудивительно, что сейчас она выглядит более худой, чем он ее запомнил.