Евдокия Гуляева - Свободная

Мне необходимо избавиться от этого всего, выплакаться, высказаться. Необходимо, но будто невозможно.

Сейчас, именно в этот момент мне так нужно вывернуть свою жизнь некрасивой изнанкой наружу, вытряхнуть и показать ее близкому человеку. А такого человека рядом нет. Никого нет. Нет того, кому бы я доверила себя и перед кем, не боясь осуждения, сумела бы снять свою маску.

**************

– Филе-миньон из вагю* – 160-граммовый филе-миньон из премиальной вырезки черной японской коровы вагю. Это мясо доставляют прямиком из Токио, но даже на родине вагю еще надо умудриться купить. У нее выдающиеся показатели: свое дело делают специальная зерновая диета, массаж и прочие манипуляции, повышающие мраморность. В результате особенно удачные куски, больше похожие на жир, чем на мясо, можно есть хоть ложкой. Но люди платят не только за текстуру и вкус, но и за аутентичность и мифологию. Говядина вагю – один из самых дорогущих деликатесов в мире. Когда цена на него на международном рынке вдруг достигает 800 долларов за килограмм, никто даже не удивляется.

От непрекращающейся Наташиной болтовни начинает болеть голова.

В ожидании счета я нервно потираю виски пальцами, мысленно прокручивая в голове свой промах снова и снова: весь вечер следил за Кирой, но упустил момент, когда потерял ее из виду.

Кира…

У меня от одного ее имени мороз по коже.

Чтобы сдержать растущее раздражение, я делаю ещё несколько глотков вина, при этом больше не чувствую его вкуса. Беру телефон, и, нервно покрутив его в руках, нажимаю вызов:

– Мы в ресторане отеля «Marriott Royal Aurora», Петровка, 11.

– Разве ты не за рулем?

– Нет, я ведь выпил сегодня. Машину оставлю здесь. Утром ее перегонит кто-нибудь из персонала. Тебя отвезет Виктор.

– Ты не поедешь со мной?

– Нет, к сожалению, у меня появились неотложные дела.

Нахмурившись, Наташа томно поводит плечиками, надув губы, словно обиженный, избалованный подросток, которому в чем-то отказали. Это на мой взгляд выглядит не слишком привлекательно. Я игнорирую этот каприз, поскольку не вижу для него существенных причин.

– Пожалуйста, Ваш чек, – с прискорбным видом произносит несвоевременно подошедший официант, понимая, что из-за своей нерасторопности сегодня упустил неплохие чаевые.

Не глядя на счет, протягиваю ему свою кредитную карточку и достаточно терпеливо жду, пока тот неуклюже манипулирует с ней.

Мой смартфон снова оживает.

– Пошли. Виктор приехал.

Пока мы с Наташей лавируем между гостями ресторана, периодически останавливаясь, чтобы поприветствовать кого-нибудь из знакомых и переброситься парой ничегонезначащих фраз, ко мне вдруг приходит осознание того, что в течение этого долгого года – все хорошо. Мы даже между собой не ссоримся. Показное понимание друг друга с полуслова – тошнотворная, словно нарисованная нами идиллия…

Наверное, только сейчас я чувствую, как невероятно устал от этой искусственной приторности.

У входа в ресторан нас уже ждет серебристый SUV Maserati Levante и я сам открываю для Наташи пассажирскую дверцу. Безэмоционально целую протянутую мне женскую руку, совершенно не ощущая прикосновения губ к ее коже, и помогаю ей сесть на мягкое замшевое сиденье, а потом делаю знак Виктору уезжать.

Автомобиль трогается с места, скользя по плёнке воды на мокром после дождя асфальте, но я не смотрю вслед за его движением. Мой взгляд направлен прямо вдоль линии фасада отеля. Со стойким чувством тревоги изучаю темные переулки знакомой улицы. Стараюсь сосредоточиться только на ней, отбросив все надуманные переживания в сторону, но не получается, и я нервно сжимаю и разжимаю ладони, хотя по сути, не понимаю, что до сих пор удерживает меня на месте.

Ничего необычного.

Поняв это я разворачиваюсь и решаю уйти, но опять останавливаюсь. Желание проверить свои ощущения толкает меня в узкий слабоосвещенный проулок между двумя зданиями, и чем ближе я к его границе светотени, тем более взвинченным становлюсь. Не могу найти себе места, мысленно подгоняя себя идти чуточку быстрее.

Пара секунд – и мои глаза привыкают к холодному полумраку.

Я делаю шаг вперед. По водостокам громко журчит вода, стекая с крыш. Еще шаг. Под ногами неприятно хлюпают лужи.

Заметив женский силуэт в знакомой куртке, внутри все сворачивается от злости и нервов. Меня прям трясёт:

– Кира, – рычу я сквозь зубы и подхожу ближе. Она тут же открывает глаза и пытается встать, шеркаясь по кирпичной стене. В ее зрачках разрастается удивление, подпитывая мой гнев. – Что ты здесь делаешь, мать твою?!

Но вместо ответа она спрашивает:

– Как ты меня нашел?

– Я бы удивился, если бы не увидел тебя здесь, – моя злость растёт с прогрессирующим усилием.

– Значит, ты намеренно шёл сюда за мной?

Я лишь раздраженно фыркаю:

– Не стоит выдавать желаемое за действительное.

– Тогда зачем ты здесь?

Если бы я сам знал ответ!

– Решил снизойти с небес и помочь простым смертным? – пытается пьяно отшутиться она.

Но мне совсем не до шуток. Этот сарказм хочется затолкать ей в глотку. Я еле остаюсь на месте и, сжав челюсть, горю огнем, готовым сейчас сжечь ее заживо.

– У вас с ней все настолько серьёзно?

Её неожиданный вопрос пронзает меня. Я вижу в её глазах ещё какую-то надежду. Кажется, будто она хочет, чтобы я убедил её в обратном, но даже это ничего не меняет в моем решении пойти до конца, доказав и себе, и ей, что она ничем не лучше всех остальных женщин в моей жизни.

– Получается так.

Я слышу сумасшедший стук собственного сердца.

Будто по щелчку пальца все замирает вокруг.

– Красивая…

Она замыкается и, даже, уходит в себя. Мы долго стоим в тишине, режущей слух. И я не могу её вынести.

Решаю, что этого хватит, подхожу ближе, и, достав из кармана белоснежный носовой платок, утираю ей мокрые щеки и губы. Даже сквозь тонкую ткань чувствую, как температура ее тела выходит за пределы нормы. Она отворачивается и прислоняется горячим виском к холодной кирпичной кладке, избегая смотреть мне в глаза.

– Кира, – я поворачиваю её к себе и приподнимаю голову за подбородок, заставляя снова взглянуть на меня. – Поехали отсюда.

Она коротко кивает мне в знак согласия, а я легко беру ее на руки, бережно прижимая к себе, и иду в сторону стоянки такси.

***

Остановившись у дверей корпоративной квартиры, я поставил Киру на ноги. Она стояла с трудом, так что мне пришлось прислонить ее к стене и придерживать, пока я не найду у нее ключи.

Сейчас у меня появилась возможность цинично обшарить ее вещи на предмет наличия любых фактов, подтверждающих ее прямую причастность к «HNA Group», на которую она работала раньше и, вполне возможно, еще продолжает работать – к компании, которую я собирался купить за разумную цену. Скользнув рукой в карман куртки, я тут же нащупал там скомканный листок бумаги с возможными ответами на все мои многочисленные вопросы. Посмотрев на него, мог бы разом опровергнуть или удостовериться в своих подозрениях, но не стал этого делать. Унизительным обыском я только обесценю все чувства к этой девушке, какими бы они ни были, превращу в пыль и развею по ветру, лишив их всяческой ценности.

Возможно завтра я пожалею об этом, но не сейчас.

В дверном проеме нас встретила внешне адекватная, немного заспанная молодая женщина, с маленьким ребенком на руках. Посмотрев на неё, на малыша, вспоминаю, что сам попросил секретаршу помочь Кире в поисках няни, поэтому, на правах работодателя, только сухо кивнул ей, и она тактично скрылась в темноте спальни.

Не разуваясь прохожу, неся Киру в гостиную, и кладу на диван. Она недовольно бормочет в полусне.

Быстро снимаю с нее промокшую насквозь куртку и обувь. Непроизвольно хмурюсь, поочередно растирая заледенелые ступни, согревая их своим горячим дыханием. Задрав офисную юбку, приподнимаю её бедра и ловко скатываю с ног капроновые колготки.

Чтобы справится с блузкой сажаю ее, и она открывает глаза. Моргает ресницами, пытаясь сфокусироваться на мне.

– Привет, – шепчу ей, медленно расстегивая пуговицы сверху вниз, снимаю ткань с хрупких плеч, оставляя ее в бюстгальтере.

– Барс… – бормочет она…, а я невольно улыбаюсь, впервые услышав от нее своё прозвище.

Стянув со спинки дивана толстый плед, накрываю ее им до самого подбородка, и она, продолжая дрожать, послушно ложиться, сворачиваясь комочком. Бледна настолько, что те пару секунд, что она неподвижна с закрытыми глазами, мне хочется померить ей пульс. Не удержавшись, касаюсь кончиками пальцев ее щеки и спускаюсь вниз по шее, туда где проходит едва пульсирующая артерия.

– Знаешь, я хочу стать совсем маленькой…

– Насколько маленькой?

– Вот такой. – Она приблизила указательный палец к большому, показывая мне свой идеальный размер. Затем добавила: – Иногда мне кажется, что я становлюсь такой рядом с тобой.

Я не знаю, что со мной происходит, но все скручивается внутри. Разглядываю её, словно впервые вижу.

– Это ведь хорошо? – продолжаю через силу улыбаться.

– Да, – отвечает тихо, но в ее словах совсем нет радости, одно лишь сожаление. – Наверное…

– Спи.

До скрипа ненавижу свою слабость перед ней. Ненавижу, что так сильно хочу ее. Ее всю. В любом состоянии, в любое время дня и ночи. Это настолько безрассудно, аж хочется выть от бессилия перед своими желаниями!

Решаю больше не затягивать. С каждой новой минутой, проведённой вместе, мне становится сложнее сделать шаг на выход.

Разрешаю себе еще раз погладить ее по щеке кончиком указательного пальца. И все.