Михаил Иванович обернулся и увидел сына.

Встал, протянул к нему руку со стаканом.

Константин усмехнулся, взял стакан, осушил одним глотком:

– Ну что смотришь, батя? Я это, я!

И обнял отца.

* * *

Целых полгода, пока Егор находился в санатории, Евгения Львовна чувствовала себя спокойной и счастливой. Она поселилась неподалеку, каждый день виделась с сыном, ухаживала за ним – он полностью принадлежал ей, снова как раньше, до тех пор как в их жизни появилась эта… Ее очень интересовало, переписываются ли сын и Кира, однако ни разу она не видела, чтобы Егор что-то писал или читал какие-то письма. Ей и в голову не приходило, что вся палата и медперсонал хранят строжайшую тайну этой переписки. Егор не хотел волновать мать, но и без любви Киры он тоже не мог обходиться!

Словом, Евгения Львовна была уверена, что сын забыл эту неприятную девушку. Однако каков же был ее ужас, когда, перед возвращением в Ветровск, Егор сообщил, что уедет на несколько дней… к Кире, в какой-то там Дом с лилиями. Оказывается, Кира пригласила его провести в ее семье праздники.

Евгения Львовна была в таком шоке, что даже не нашлась, как воспротивиться этому. Да и не успела: на вокзале их встречали полковник Сизов и какие-то его люди, которые выгрузили Егора из поезда, внесли его носилки и каталку в машину – и повезли в этот пресловутый Дом с лилиями. А Евгению Львовну на персональной машине полковника отправили домой.

Вскоре позвонила Кира, сообщила, что Егора благополучно доставили, пригласила Евгению Львовну приехать посмотреть, как он устроился… Евгении Львовне очень хотелось выкрикнуть все, что она думала об этой наглой девке, однако все же удалось сдержаться. Кира ведь все перескажет Егору… А кроме того, он не сегодня завтра вернется домой…

Он не вернулся ни сегодня, ни завтра, ни послезавтра. В конце концов Евгения Львовна не выдержала и вызвала такси.

Нет, ждать она больше не будет!

Великолепие и красота этого старинного барского дома и заснеженного парка поразили ее. Страшно стало, что Егор после такой роскоши не захочет возвращаться домой, в их тесную, обшарпанную хрущевку…

В полной растерянности Евгения Львовна поднялась на крыльцо, постучала.

Открыла какая-то темноволосая и темноглазая девушка, ничуть не похожая на Киру, хотя представилась ее старшей сестрой Катериной. Критически оглядела гостью, кивнула на вешалку, даже чаю не предложила, а просто показала, где комната Егора. Как дежурная в гостинице! И исчезла за какой-то дверью.

Да, ну и домина… Сколько же народищу тут живет, не мешая друг другу?! В самом деле – как в гостинице!

Евгения Львовна подошла к двери, которую ей показали, и замерла, услышав голос Киры:

– А я выучила все твои сто два письма наизусть.

– Все сто два письма? – со счастливым смехом повторил сын. – А что было в двадцатом?

Письма?! Они переписывались?! Да это заговор какой-то?!

Евгения Львовна распахнула дверь. Ее сын сидел в своей инвалидной коляске, держа Киру на коленях, и они… целовались!

Неведомо, каким чудом удалось овладеть собой, не наброситься на них, не растащить в стороны.

При виде ее Кира стремительно перескочила на стул, а Егор обернулся с недовольным видом.

– Евгения Львовна, с Новым годом! – воскликнула Кира.

Той удалось выдавить улыбку и сладенькое:

– Спасибо!

– Я чай поставлю! – Кира стремглав выскочила вон.

Евгения Львовна закрыла за ней дверь и посмотрела на сына. А он уже уткнулся в какую-то книгу, на мать – ноль внимания!

– Егор, – обняла она его сзади, – мне не нравится, что ты живешь в чужом доме!

– Мама, – ответил он, с трудом сдерживая раздражение, – Кира меня пригласила на праздники. Мне здесь нравится, мне с ней нравится.

Помолчал, обернулся, взял мать за руку:

– Мне нужно кольцо. Я хочу сделать Кире предложение.

– Егор! – в ужасе воскликнула Евгения Львовна.

– И не надо меня отговаривать, – решительно заявил он. – Я уже все решил.

Евгения Львовна резко отпрянула. Ее трясло.

– Я так и знала, – заговорила с трудом. – Я так и знала… – И не выдержала, сорвалась на крик: – Так вот! Передай своей Кире, что я немедленно тебя забираю отсюда! Я за этим и приехала. Ты ведь три дня процедур пропустил!

Она сорвалась на истерический крик.

– Мама! – рявкнул сын. – Я занимаюсь по восемь часов в день. И врачи говорят, что я буду ходить. И очень скоро! Стимул у меня мощный!

Стимул? Понятно, какой у него стимул! Кольцо ему понадобилось!

Евгения Львовна в ярости выскочила из комнаты.

* * *

Лиля сидела за машинкой, когда в дверь заглянул Константин.

Подошел к ней, обнял:

– Ну наконец-то мы снова вместе. Видишь, чудеса все-таки бывают в жизни!

– Твой приезд – это и есть чудо. Такой новогодний подарок! – счастливо вздохнула Лиля.

Вдруг заметила, что Константин смотрит поверх ее головы на машинописные строки, и смущенно воскликнула:

– Не смотри!

Брат послушно отошел.

– Слушай, а ты не возражаешь, если я напишу о тебе повесть? – озабоченно спросила Лиля.

– Да на здоровье! – расхохотался Константин, видимо, польщенный. – Я тебе еще такого понарасскажу!

– Ловлю на слове! – обрадовалась Лиля. – Думаю, этот материал издательства с руками оторвут.

– А что, так трудно издаться? – удивился он.

Лиля вздохнула:

– Я отослала три рукописи в разные издательства, и… ответа пока нет.

– А ты заведи агента литературного! – посоветовал Константин. – На Западе это норма. Он за тебя все будет делать, двигать тебя… продвигать… элементарный маркетинг!

Лиля посмотрел на брата с сожалением. Костя, конечно, страшно далек от нынешней российской жизни. Можно представить, сколько заломит этот агент за свои услуги! Гонорары и так с гулькин нос, а деньги еще и обесцениваются с каждым днем.

– Котик, – сказала Лиля невесело, – вот если ты такой умный, сам меня продвигай.

Брат с готовностью кинулся к ней, схватился за спинку кресла и принялся с легкостью ворочать его, приговаривая:

– Так, значит, вправо, влево, вперед, назад… немножечко туда, немножечко сюда!

– Что ты делаешь?! – смеялась Лиля. – Как был хохмачом, так и остался!

Константин смотрел на сестру, явно довольный, что она хоть немного повеселела.

Вдруг принял озабоченный вид:

– А кстати, у меня ведь товарищ есть, хороший московский издатель…

– Да? – удивилась Лиля.

– Да, – закивал Константин. – И фамилия у него такая… с зимой связана… Как же его… а, Морозов Сережа!

И уставился на сестру с самым невинным видом.

А Лиля зло сверкнула глазами:

– Не смей! Не смей, Котик! Слышишь?

– А чего? – спросил брат простодушно. – Он тебя с Новым годом хоть поздравил?

– Ему теперь не до меня. – Лиля отвернулась к машинке. – Запутался он там в своих любовях. Не хочу его ни слышать, ни видеть, так что… не смей!

– Ох, – обреченно вздохнул Константин, – как же вы мне оба надоели, дураки!

* * *

Кира пыталась заварить чай, но руки так дрожали, что она чуть не выронила заварной чайник. Положила в вазочку варенье, поставила чашки на поднос…

До смерти не хотелось возвращаться в комнату, где она оставила Егора и Евгению Львовну. Под ее взглядами Кире прямо дурно становилось… Почему мать Егора ее так не любит? Или это ей только кажется?

На кухню вошла Катерина, сунулась в холодильник:

– Чего-то хочется, сама не знаю чего… А, вареньица!

Схватила вазочку, зачерпнула ложку:

– Слушай, а что это мать Егора с такой физиономией явилась, как будто мы ее сыночка можем обидеть? Зыркнула так на меня глазами, прямо как баба-яга! Аж страшно!

– Ага! – вздохнула Кира. – Ты знаешь, я ее боюсь. Похоже, она меня терпеть не может!

– Похоже, она всех недолюбливает, – согласилась Катерина. – Только своему сыночку улыбается. А сыночек ее такой же. Я вот, честно говоря, вообще не понимаю: сдался тебе этот Егор!

Катерина говорила во весь голос. Ни ей, ни Кире и в голову не могло прийти осторожничать. А между тем Евгения Львовна вышла из комнаты сына и вошла в столовую. Здесь было слышно каждое слово, и она замерла, жадно вслушиваясь.

– В больнице с ним намучилась, теперь домой взяла! – продолжала Катерина. – Ты уже раз сделала от него аборт. Мало показалось?!

Евгения Львовна схватилась за стенку, чтобы не упасть. Кира и Егор… значит, у них все было? Ну, теперь от нее не отделаться…

– Катька, помолчи, а? – возмущенно сказала Кира. – Ты вообще ничего не знаешь.

– Ну вот… – обиделась Катерина. – А кто тебя в абортарий возил, а?!

– Тише! – наконец-то спохватилась Кира и сама понизила голос: – Если хочешь знать, аборт я сделала не от Егора.

Евгения Львовна снова схватилась за стенку. А Катерина чуть не подавилась вареньем:

– Я дурею… Вот монашка-то, а?!

– Прекрати! – с тоской сказала Кира. – Мне твой абортарий боком вышел. Я теперь, Катя, детей не могу иметь!

Катерина брякнула вазочку на стол, схватила сестру за руки:

– Кира, Кира, ты не переживай, просто врачи… они всем это говорят, что детей не будет, понимаешь?..

От ужаса она молотила, что в голову взбредет, только бы утешить Киру. Ей было страшно: ведь именно она привела сестру тогда к той «прикормленной врачихе»! И что из этого получилось?! Ну и кошмар! Так вот почему Кирка в монастырь подалась… Подашься небось!

– Все будет хорошо, – пролепетала она, но Кира отвернулась, и Катерина, пробормотав пристыженно:

– Ладно, я пойду… – выскочила из кухни и кинулась в свою комнату, даже не заметив стоявшую под прикрытием двери Евгению Львовну.

Кира сердито смахнула слезы: зачем завела об этом разговор?! – взяла приготовленный поднос, повернулась, чтобы выйти из кухни, – и наткнулась на Евгению Львовну, которая смотрела на нее с отвращением и презрением, а еще – со злорадством.