- Элеонор?

- Простите. Я пыталась вспомнить разницу между словами «лежать» и «лгать», - солгала она.

- Лгут кому-то, а лежат сами по себе.

- О, точно. Спасибо. И еще. Вы не можете закрыть дом. Вы выведете из себя всю церковь.

- Я так и думал. Служба, на которой ты хотела присутствовать, проходит прямо сейчас в доме. По какой-то причине ни храм, ни часовня не подходят для этого.

- В доме уютнее. И у отца Грега всегда были вкусняшки.

Сорен похлопал по колену.

- Это прискорбно, но я так решил. Для священника важно иметь четкие границы между ним и его прихожанами. Я постараюсь изо всех сил, чтобы объяснить логично им мою точку зрения.

- Логично? Вы собираетесь использовать логику с католиками?

- У тебя есть идея получше? - От кого-то другого этот вопрос прозвучал бы саркастически или как вызов. Но от Сорена вопрос прозвучал с неподдельным интересом. Если у нее была идея получше, он хотел ее знать.

- Послушайте, я знаю этих людей. Я выросла с ними. Они, правда, не любят новичков. Все и так напуганы тем, что вы иезуит, а не обычный священник.

- Они боятся иезуитов?

- Говорят, что иезуиты очень... - Она поманила Сорена рукой. Он наклонился вперед, и она прошептала ему на ухо. – Либеральные.

Сорен отстранился и посмотрел ей в глаза.

- Должен рассказать тебе секрет. - Она снова наклонилась к Сорену и вдохнула. С этим вздохом она ощутила аромат зимы, чистоты и холода, и на мгновение подумала, что кто-то отставил открытым окно. - Мы либеральные.

Он откинулся на спинку скамьи и прижал палец к губам.

- Но ты этого от меня не слышала, - ответил он и подмигнул ей. Тело Элеонор закипело, и вялотекущая лихорадка, возникшая от присутствия с ним в одном помещении, усилилась еще больше. - Но это не имеет значения. Ты собиралась подсказать мне идею, которая лучше моей.

- Ага... нет. Логичность не сработает. Она может сработать, если вы заставите их думать, что закрытие дома, было их идеей.

- И как же?

Она пожала плечами и подняла руки: - Не знаю. Скажите им, что слышали от заинтересованных членов церкви, которые хотят больше правил и мер безопасности, или что-то в этом роде? - Они всегда говорили о безопасности в школе. - И вы можете сказать, что услышали мольбы людей и решили последовать их совету и добавить несколько новых правил, таким образом, вы сможете поддерживать всеобщую безопасность и избегать происков зла. Никто не хочет ходить в церковь со скандальной репутацией, верно? Вы лишь делаете то, о чем они просили.

Сорен поднял пальцы к губам и медленно провел ими по нижней губе. Жест казался бессознательным, как и ее покусывание губы. Тогда как покусывание губы, очевидно, делало ее похожей на идиотку, его касание губы заставляло ее хотеть оседлать его бедра, обернуть руки вокруг него и провести языком по его горлу.

- Значит, ты говоришь, что мне стоит манипулировать прихожанами, заставляя их думать, что закрытие дома было их предложением?

- Или же напрямую солгать. Обмануть. Все, что угодно.

- Я могу солгать. Это грех, но я ценю твое предложение.

- Вы не грешите?

- Пытаюсь.

- А я нет.

- Ты не грешишь? - Сорен спросил с таким сомнением, что она бы обиделась, если бы у него не было права быть скептичным на этот счет.

- Нет, я не пытаюсь не грешить.

Сорен закрыл глаза и покачал головой.

- Что? - спросила она.

Он поднял руку вверх, говоря о потребности в тишине.

- Что? - прошептала она.

- Ты это слышала?

Она наклонила голову и прислушалась.

- Нет. Я ничего не слышу. А вы слышите? - спросила она Сорена.

- Да.

- Что?

- Как Бог смеется надо мной.

Элеонор подперла рукой подбородок: - Вы слышите, как Бог смеется над вами?

- Громко. Удивлен, что ты не слышишь.

- Он смеется над вами, а не надо мной, - ответила она.

- Отличное замечание. И ты отлично подметила момент с управлением приходом. Я обдумаю твое предложение.

- Правда?

- Это мудрая и макиавеллианская стратегия.

- Это плохо?

- Нет. Это по-библейски. От Матфея 10:16 «Вот, Я посылаю вас, как овец среди волков: итак будьте мудры, как змии, и просты, как голуби».

- Овца среди волков. В таком свете приход выглядит опасным. Вы думаете, мы опасны.

- Я думаю, ты опасна.

Элеонор села на пятки. Они шутили все время, пока находились в храме, но то, что он сказал и как он сказал? Это не было шуткой.

- Я? Опасная? - повторила она.

- Да. Очень.

- Почему?

- Потому что хочешь такой быть. Это часть причины.

- А еще я хочу вырасти до шести футов и иметь прямые светлые волосы, но желать чего-то не значит иметь. Я не опасная.

- Я бы объяснил причины, по которым ты так говоришь, но мне нужно вернуться к упаковке вещей. Я пообещал сестре отца Грегори, что все его вещи будут собраны до завтра.

- Знаете, в приходе миллион старушек, которые упакуют весь кабинет за вас.

- Знаю, но я сказал, что сам сделаю, и считаю, что только другой священник должен прикасаться к его личным вещам.

- Очень мило с вашей стороны. - Она подмигнула. «Мило с вашей стороны?» Она могла выглядеть еще большей подлизой или идиоткой? - Думаю, мне пора домой. Мама может позвонить и будет волноваться, где я.

- Где твоя мать?

- Работает. - Элеонор пошла за ним из храма.

- Она часто работает допоздна?

- Это рано. Она часто берет поздние смены. За них больше платят.

- Твой отец не помогает вам финансово?

Элеонор снова остановилась в дверях кабинета, пока Сорен вернулся к наполнению коробок.

- Мама не примет от него ни цента, даже если он предложит, в чем я очень сомневаюсь. Он говорит, что на мели.

- Я так понимаю, развод не был мирным.

- Она ненавидит его.

- А ты?

- Ненавижу папу? Ни за что. Я люблю его.

- Почему твоя мать ненавидит его? И если эти вопросы слишком личные, ты не должна отвечать на них.

- Нет, все хорошо. - Ей нравилось отвечать на вопросы Сорена. Они были личными, но не смущающими. - Мама с папой поженились, когда она была на восьмом месяце беременности.

- Восьмом? А кто-то совсем не торопился.

Элеонор попыталась улыбнуться, но не смогла.

- Что такое? - спросил Сорен.

- Она так долго оттягивала, потому что надеялась на выкидыш.

Сорен с громким стуком уронил книгу на стол.

- Конечно же, нет.

- Это правда. Я подслушала однажды, как она говорила с бабушкой о каком-то парне по имени Томас Мартин. Она сказала, что ей стыдно думать об этом, но она желала, чтобы Бог завершил беременность так же, как и с Томасом Мартином, кем бы о ни был.

- Томас Мертон, - поправил Сорен.

- Вы знаете его?

- Он был монахом-траппистом в аббатстве Гефсимани в Бардстауне, штат Кентукки. Возможно, он самый известный католический писатель двадцатого века. Когда он был юношей, у него появился внебрачный ребенок, но мать и дитя были убиты во время воздушного налета во Вторую мировую войну, что и позволило ему стать монахом, без семейных обязательств отцовства.

- Думаю, теперь всю понятно. Она надеялась, что Бог убьет меня, чтобы она смогла стать монахиней.

Сорен с таким глубоким и проникновенным сочувствием посмотрел на нее, что она не смогла этого вынести.

- Элеонор... мне так...

- Жаль. Знаю. Не надо. Сейчас она меня любит. Я так думаю. - Элеонор усмехнулась. - Так или иначе, с папой это был порыв страсти. Ей было семнадцать. Через год после моего рождения, она узнала, чем отец зарабатывает на жизнь. И они развелись. Она не хотела его денег, потому что, как она сказала, они были грязными.

- Грязные деньги? И чем же зарабатывает твой отец?

- Он... - Элеонор замолчала и обдумывала, как лучше выразиться. - Он механик, вроде как. Работает с машинами.

- Здесь нечего стыдиться.

- Машины не всегда принадлежат ему.

Сорен кивнул: - Понимаю.

- Несколько раз он был в тюрьме.

- Это тебя беспокоит?

- Нет, - ответила она. - Во всяком случае, не сильно.

Мгновение они смотрели друг на друга в полном молчании. Это не было неловкое молчание, скорее, многозначительное.

- Так или иначе, оставлю вас с вашими сборами. - Элеонор хотела остаться и продолжать беседовать с ним. Но и навязываться не хотела, испытывать на прочность его гостеприимство.

- Я увижу тебя в воскресенье? - спросил он.

- А что в воскресенье?

- Месса? Церковь? День святого обязательства?

- Верно. Воскресенье. Я уточню у своего секретаря, - ответила она. - Свободна ли я буду.

- У тебя есть номер этого кабинета?

- Он на холодильнике.

- Набери его, когда будешь дома. Хочу удостовериться, что ты благополучно добралась до дома.

Она уставилась на него.

- Серьезно?

- Как долго тебе идти до дома?

- Не знаю. Минут двадцать.

- Тогда жду твоего звонка меньше, чем через полчаса. Пожалуйста, будь осторожна.

Она помахала ему и шагнула назад. Уходить было больно. Шнур, который она ощутила в прошлое воскресенье, возник опять, в его присутствии, она ощутила его даже сильнее, когда уходила от Сорена.

- Еще три просьбы, Элеанор, пока ты не ушла.