Мне не нужно было говорить дважды. Я со всех ног ринулась в коридор, испугавшись всплеска эмоций Данте, но, по правде говоря, ещё больше испугавшись странного спокойствия, которое в конце появилось на его лице. Данте вышел из комнаты и закрыл дверь. Он снова не смотрел на меня. Я наблюдала, как он, повернувшись ко мне спиной, прошел по коридору и направился вниз по лестнице. Закрыв глаза, я обхватила себя руками. Я не любила бросать на полпути. Я была упряма, слишком упряма, как всегда отмечала моя мать, но сейчас серьезно задумалась о том, что из нашего союза с Данте ничего не выйдет. У меня больше не было сил выносить этот брак.


***

За ужином мы почти не разговаривали, и, если уж говорили, речь шла о текущих событиях, что было последним, о чем я вообще думала. Данте не упоминал о случившемся, и я уж точно не собиралась начинать. После того, как Зита убрала наши тарелки, бросая чересчур любопытные взгляды в направлении меня, Данте встал.

— У меня много работы.

Ну конечно. Я молча кивнула и отправилась в библиотеку. «Если все будет продолжаться так, как сейчас, я очень скоро заговорю по-русски», — подумала я с горечью, когда взяла учебник. Я не могла сосредоточиться. Буквы плыли у меня перед глазами, и в конце концов я сдалась, вышла из комнаты и бросила взгляд в сторону кабинета Данте. Из-под двери не пробивался свет. Возможно, он лег спать.

Я направилась к лестнице, но остановилась, уловив краем глаза движение. Дверь в гостиную была открыта, давая мне хороший обзор на Данте, который сидел в широком кресле перед погасшим камином и пил то, что выглядело как виски. Я подумывала о том, чтобы подойти к нему и извиниться, но его задумчивый вид заставил меня остановиться. Вместо этого я тихо поднялась по лестнице и проскользнула в спальню.

Под теплыми струями душа мои пальцы снова нашли себе дорожку между ног, но, по правде говоря, желания у меня не было, и в конечном счете я отказалась от попытки достичь удовлетворения. Эти старые фотографии разбередили старые раны и нанесли новые. Они напомнили мне о нескольких эпизодах в начале нашего брака с Антонио, когда он приводил своего любовника Фрэнка в наш дом, чтобы заняться с ним сексом. Это было одно из самых безопасных мест для их встреч, но, несмотря на все мои старания смириться с этим, я страдала, потому что связь Антонио с Фрэнком говорила о любви и желании, которые он так никогда и не смог мне дать. Увидев Данте с женой, я почувствовала то же самое. Тогда у меня не было шанса против Фрэнка, и теперь я все больше убеждалась, что и против мертвой жены у меня его тоже не было.


***

Бибиана посоветовала мне пока оставить Данте в покое и надеяться на лучшее, и, пока мы говорили по телефону, это действительно казалось хорошим решением, но после дня мучительного молчания я не могла больше этого выносить.

Когда я увидела Данте в тот вечер, сидящего перед погасшим камином и пьющего виски, во мне что-то надломилось.

Мой первый муж не желал меня, потому что предпочитал мужчин, а второй — потому что не мог отпустить умершую жену и потому что предпочитал поразмышлять за стаканом виски. Я знала, что у Данте был секс с другими женщинами после смерти его жены. Бибиана подтвердила, что он часто бывал в клубе ее мужа, так почему он не хотел заниматься сексом со мной? Может, было во мне что-то, что отталкивало мужчин? Это было единственным логическим объяснением, и, если это так, мне нужно было знать точно и перестать тратить свое время на глупые надежды и нелепые планы соблазнения.

Я шагнула в гостиную, убедившись, что мои каблуки достаточно громко цокают по паркету. Данте сидел, уставившись в темный камин. Конечно, он меня проигнорировал. Он делал так практически всегда.

Мои руки задрожали от сдерживаемого гнева.

— Это правда, что ты часто посещал клуб «Палермо»?

Данте нахмурился. Он взболтал виски в стакане, не глядя на меня.

— Он принадлежит Семье, но это было задолго до нашего брака.

Бибиана сказала то же самое, но его небрежный тон и высокомерный язык жестов были уже чересчур. Он вел себя так, как будто это не мое дело.

Злость забурлила в моих венах. Я почувствовала, как мое самообладание вырвалось из своей клетки, но была слишком возбуждена, чтобы его контролировать.

— Значит, ты ничего не имеешь против компании проституток, но не можешь взять девственность своей собственной жены?

Это привлекло его внимание, но теперь я желала, чтобы этого не случилось. Он резко поднял свои голубые глаза на меня. Я бы больше всего на свете хотела запихнуть эти слова обратно себе в глотку, хотела, чтобы он снова вернул свое внимание к стакану с виски. Возможно, на миллисекунду даже искра замешательства мелькнула на его лице, прежде чем вернулась заученная маска спокойствия.

Я молча развернулась, в шоке от того, что произнесла, и в ужасе от последствий, которые может иметь моя вспышка. Звон стеклянного стакана, поставленного на красное дерево, раздался за моей спиной, а за ним последовал скрип кресла. У меня сжалось горло, а грудь заполнил холод. Пальцами я стискивала перила, поднимаясь наверх. Его шаги следовали за мной, спокойные и размеренные. Я подавила желание оглянуться или даже побежать. Данте не мог видеть, насколько я шокирована. Что мне теперь делать?

Он потребует ответов. Ответов, которые я не смогу дать ему, обещала никогда никому не давать. Но Данте был Боссом. Никто не добился бы такого положения, не зная, как добыть информацию. Он не собирался пытать меня, да даже руку на меня не поднимет. Уверена, что ему это и не потребуется.

Я проскользнула в спальню и остановилась возле окна. Больше некуда бежать. Сбоку от меня была кровать. Я закрыла глаза, когда услышала, как Данте вошел в комнату и прикрыл за собой дверь. Его высокая фигура появилась в отражении окна позади меня. Я опустила глаза на свои пальцы, которые гладили холодный мрамор подоконника. Иногда мне казалось, что я со всем могу справиться, как будто была искушенной, держащей все под контролем женщиной, какую, вероятно, Данте и желал, но в такие моменты, как этот, я чувствовала себя бестолковой девчонкой.

— Девственность? — без намека на эмоции произнес он. Особый дар всех мужчин Семьи. Если ты рос среди насилия и смерти, то научился запечатывать свое сердце от всего мира. Почему они не преподавали то же самое женщинам Семьи? — Вы с Антонио были женаты четыре года.

Я не оборачивалась, даже дышать не смела. Как я могла допустить такой промах? Моя ошибка может разрушить репутацию Антонио и мою из-за того, что согласилась на его план. Быть геем было наказуемым преступлением в мафии, и я в значительной степени помогла Антонио совершить его. Я сосредоточилась на дыхании, на ощущении мрамора под кончиками пальцев, на деревьях, склонившихся на улице под порывами ветра.

— Валентина, — на этот раз в его голосе появился слабый намек на напряжение.

— Я ничего не должна была говорить, — прошептала я. — Это была просто фигура речи. Я не имела этого в виду в прямом смысле слова. — Я была хорошей лгуньей, но у меня не было другого выбора, кроме как стать такой. — Как ты и сказал, мы с Антонио были женаты четыре года. Конечно, я не девственница.

Его рука коснулась моего бедра, и я буквально дернула ногой, стукнувшись о подоконник. Я ахнула от боли, а затем прикусила губу, чтобы проглотить вскрик. Я целыми днями жаждала, чтобы Данте прикоснулся ко мне, и теперь, когда он это сделал, мне хотелось, чтобы он снова меня игнорировал.

Данте наблюдал за мной в отражении в окне.

— Повернись, — тихо сказал он.

Я ни секунды не колебалась. Его голос, даже без угрозы и опасности в нем, содержал слишком много властности, чтобы было возможным сопротивляться. Я набралась решимости, встав лицом к нему, и сфокусировалась на пуговицах его белой рубашки. Смотреть ему в глаза было выше моих сил. Каждая мышца в моем теле была натянута как тетива. Он обхватил пальцами мой подбородок и поднял его, вынудив меня встретить его взгляд. Опять прикосновение. Почему он прикасался ко мне сейчас, в то время как прежде он изо всех сил старался держать дистанцию между нами?

Я сглотнула. «Будь сильной, Валентина. Желание покойного священно. Не нарушай своего обещания».

И дело было не только в Антонио, которого я защищала. Я вела двойную жизнь так же хорошо, как лгал сам Данте, со времени нашей первой встречи заставила его поверить в одно, в то время как правда была совсем другой. Я хотела хоть каких-то эмоций на лице Данте, даже злости; я могла бы с этим справиться, но он не показал ничего. Всегда айсберг.

— Значит, твои слова внизу были лишь провокацией? — Он казался спокойным и незаинтересованным, но я не позволила этому тону провести себя и знала, что завладела всем его вниманием.

Я ничего не могла ответить. Сформулированный таким образом вопрос выглядел действительно неприглядно. О чем он думал? Мне было жаль, что у меня не было ни малейшего намека на то, в хорошем или плохом настроении он был.

«Он не причинит тебе вреда, Валентина».

До сих пор Данте ничего мне не сделал, но мы не особо общались за несколько дней до нашей свадьбы, и два дня назад он был чертовски пугающим, когда нашел меня с фотоальбомами.

Напряжение стало невыносимым, и из моего правого глаза соскользнула слеза, покатилась вниз по щеке и попала на палец Данте, который все еще держал меня за подбородок. Он нахмурился и опустил руку. Я сразу отвела от него взгляд и сделала шаг назад.

— Почему ты плачешь?

— Потому что ты меня пугаешь! — выпалила я.

— До сегодняшнего дня ты никогда меня не боялась. — Он был прав. За исключением незначительных случаев, я его не боялась, но знала, что с таким мужчиной, как он, мне должно быть страшно.

— Тогда, наверное, я хорошая актриса.

— У тебя нет причин меня бояться, Валентина, — спокойно сказал он. — Что ты скрываешь?