— Ничего, — быстро сказала я.

Он слегка обхватил пальцами мое запястье.

— Ты о чем-то врешь. И как твой муж я должен знать, что это.

Злость вспыхнула во мне с новой силой. Она в этот раз была быстрее осторожности.

— Ты имеешь в виду, что должен знать как Босс, потому что как мой муж ты до сих пор точно не поступал.

Он наклонил голову, тщательно исследуя каждый дюйм моего лица.

— Почему ты все еще невинна?

— Я же сказала, что нет! — с отчаяньем выкрикнула я, пытаясь выдернуть руку из его хватки, но он сжал пальцы, немного, только чтобы я не смогла убежать. Он притянул меня к себе, прижавшись к моей груди. Из моих лёгких выбило воздух, когда я подняла на него глаза. Мое сердце отчаянно билось в груди, в висках, в венах. И он это чувствовал. Потому что держал меня за запястье.

— Итак, — продолжил он пытать меня. — Что, если бы я уложил тебя на нашу кровать прямо сейчас? — Он сделал шаг, заставив меня приблизиться к огромной кровати с балдахином. — И вошёл бы в тебя? Я бы не узнал, что ты просто соврала мне?

Я ничего не хотела от него так сильно, как только чтобы он, наконец, уложил меня в кровать, и теперь, когда он использовал это в качестве угрозы для выяснения правды, я мечтала о том, чтобы никогда ничего не хотеть от него. Почувствует ли он, что я никогда не спала с мужчиной? Я разговаривала только с женщинами об их опыте, но не представляла, могут ли мужчины почувствовать, невинна ли девушка.

— Ты бы не сделал этого, потому что прямо сейчас не уложишь меня на эту кровать.

— Почему нет? — Он приподнял свою светлую бровь.

— Нет, потому что ты не возьмешь меня против моей воли. Ты не одобряешь изнасилование, — я говорила словами Бибианы, что звучало довольно странно из моих уст, ведь это даже не было бы против моей воли. Я пыталась соблазнить Данте в течение многих дней; он должен был догадываться, что я хотела его. Все еще хочу, невзирая ни на что. Мое тело изнывало от тоски по его прикосновениям.

Он усмехнулся. Я никогда не слышала, чтобы он смеялся. Это было пустым звуком.

— Так вот, что ты слышала?

— Да, — ответила я уже тверже. — Ты дал прямой приказ подчиненным рассказать своим людям, что кастрируешь любого, кто будет использовать изнасилование для мести или пыток.

— Так и было. Я считаю, что женщина не должна подчиняться никому, кроме своего мужа. Но ты моя жена.

— Все еще. — Мои слова были жалким шепотом, наполненным неопределенностью.

— Да, все еще. — Данте кивнул и отпустил мое запястье. На меня нахлынуло облегчение. — Сейчас я хочу, чтобы ты сказала мне правду. Я всегда буду относиться с уважением к тебе, но жду того же и от тебя. Я не потерплю лжи. И, рано или поздно, мы ляжем в кровать, и тогда, Валентина, я узнаю правду.

— Когда мы наконец ляжем в кровать как муж и жена, а не просто чтобы спать рядом? Случится ли это когда-нибудь? — огрызнулась я. Мой дурацкий язык постоянно спешил.

На его лице мелькнуло еще что-то, чего я не смогла понять.

— Правду, — сказал он просто, но властно. — И помни, я все равно узнаю.

Я опустила голову. Сделает ли правда хуже наши с Данте отношения? Определенно будет намного хуже, если у нас когда-нибудь будут супружеские отношения, а он узнает, что я лгала ему.

— Валентина, — резко сказал Данте.

— То, что я сказала в гостиной, было правдой. — Я испытала облегчение и испуг одновременно, когда слова вылетели из моего рта. Как долго я смогла бы продолжать лгать?

Данте кивнул, странно взглянув на меня.

— Я так и думал, но спрашиваю сейчас, почему?

— Почему это так удивительно, что Антонио не хотел меня? Возможно, он не считал меня привлекательной. Очевидно, ты тоже не хочешь, иначе не проводил бы большинство вечеров в своем кабинете, а свои ночи, повернувшись ко мне спиной. Мы оба знаем, что, если бы ты меня хотел, если бы вообще считал меня желанной, я бы лишилась своей невинности еще в нашу первую брачную ночь.

— Я думал, мы договорились, что я не буду принуждать тебя, — сказал он. Я пыталась заглянуть ему в глаза, потому что слышала в его голосе злость.

— Но тебе и не нужно было меня принуждать. Ты мой муж, и я хочу быть с тобой. — Мои щеки залил румянец. — Я уже несколько дней пыталась соблазнить тебя, и ты даже не обращал внимания на мое тело. Если бы ты считал меня привлекательной, хоть какую-то реакцию бы проявил. Я думаю, мне просто повезло, что я всегда в итоге оказываюсь с мужьями, которые считают меня омерзительной.

— Ты мне не омерзительна, — твердо ответил он. — Поверь мне, я считаю тебя привлекательной.

Я, должно быть, выглядела сомневающейся, потому что он сократил расстояние между нами.

— Так и есть. Даже не сомневайся. Каждый раз, когда я вижу мелькнувшую сливочно-белую кожу твоих бедер. — Он провел по моему бедру через высокий разрез ночной сорочки. Мне пришлось подавить удивленный вздох от его неожиданной близости. Все мое тело покрылось гусиной кожей. — Или когда я вижу контуры твоей груди через те маленькие ничтожества, которые ты надеваешь, когда ложишься спать. — Он нежно провел пальцем по кружевному краю моей сорочки прямо над грудью. — Я хочу бросить тебя на нашу кровать и войти в тебя. — Он опустил руку, опять перестав прикасаться ко мне.

Я округлила глаза.

— Хочешь? Тогда почему…

Он прижал палец к моим губам.

— Сейчас моя очередь задавать вопросы, и ты обещаешь не лгать. — Я уставилась на него, кивая. Он сказал правду? Он меня хотел?

— Почему Антонио не спал с тобой? — спросил он, по-прежнему находясь так близко, что меня затопило его теплом. Мне с трудом удалось сосредоточиться.

— Я дала ему обещание не рассказывать никому.

— Антонио мертв, — сказал Данте. В его голосе не звучало сожаления. — Теперь я твой муж, и твое обещание мне важнее.

Я отвела взгляд. Он прав, но я так долго хранила в себе правду, что она практически стала частью меня. В конечном итоге Данте, вероятно, все равно бы все выяснил.

— Валентина?

— Антонио был геем, — выпалила я. Бремя лжи Антонио наконец-то перестало давить на мои плечи, подарив ощущение свободы.

Лишь на миг Данте показал потрясение.

— Я никогда не подозревал. Ты уверена?

Я закатила глаза.

— Он иногда приводил своего любовника к нам домой.

— Почему он не спал с тобой, чтобы появились наследники? Это могло бы снять возможные подозрения.

Я замялась.

— Не думаю, что это получилось бы. Ну ты знаешь… — Я махнула в сторону паха Данте.

— Он был бесплоден?

— Нет, он как-то сказал, что у него не встает на женщин, — выдавила я из себя, чувствуя, что покраснела.

— Кто его любовник? — небрежно спросил он, но я знала, что не стоит доверять его показному равнодушию.

В его взгляде был намек на решимость добиться от меня ответа любой ценой. Было чувство, что он пытается использовать мое эмоциональное состояние против меня, но меня не так легко сбить с толку.

Я покачала головой. Фрэнк все еще был жив и все еще далеко не член Семьи. Если Данте узнает, что Антонио встречался с посторонним… Я не хотела даже думать о последствиях. Он не остановится, пока не найдет его, и я точно знала, что тогда будет с Фрэнком.

— Я не могу тебе сказать. Пожалуйста, не заставляй меня.

Данте взял меня за плечи, без малейшего давления.

— Если это кто-то из Семьи, я должен знать, и, если он не… Семья на первом месте. Мне нужно защитить всех, кто доверяет мне.

Он убьет Фрэнка и, возможно, сначала подвергнет его пыткам, чтобы выбить имена всех людей, которые знали об Антонио.

Я не смогла бы жить с этим, если бы такое случилось. Мне хотелось закрыть глаза под проницательным взглядом Данте, но я понимала, что это плохая идея.

— Я не могу тебе сказать. И не скажу. Прости, Данте, но неважно, что ты сделаешь, я не назову тебе имя.

Гнев, ещё свирепее, чем вчера, вспыхнул на лице Данте. Это была самая настоящая ярость, и впервые она была направлена на меня. Что говорила Бибиана? Данте не терпел неповиновения.

— Ты жила под защитой, Валентина. У меня крепкие мужики говорили то же самое, и в итоге они открыли все свои секреты.

— Тогда сделай, что должен, — отодвигаясь, огрызнулась я. — Отрежь мне пальцы на ногах и накорми меня ими. Бей меня, жги, режь, но я лучше умру, чем буду нести ответственность за смерть невинного человека.

— Так значит, он посторонний.

Я удивленно уставилась на него. Такой вывод он сделал из моей вспышки? Господи Боже, да он в этом был ас. Даже не причинив никому вреда и не уронив с моей головы ни одного волоса, уже выудил из меня информацию.

— Я этого не говорила.

Но было слишком поздно. Данте ухмыльнулся.

— Это и необязательно. — Его глаза были проницательными и напряженными. Он был похож на охотника. — Если Антонио приводил своего любовника домой, я полагаю, что ты встречала его и знаешь, как его зовут, и можешь описать его мне.

Я поджала губы, глядя с негодованием на него. И через миллион лет я не скажу ему то, что он хочет узнать. Я уже и так сказала слишком много. Мне нужно быть бдительнее в будущем. Данте снова шагнул ко мне. Он прикоснулся к моим бедрам, и, невзирая ни на что, простое прикосновение послало языки пламени к низу моего живота. Я жаждала его, может быть, сильнее, чем когда-либо прежде. Что делало этих опасных людей такими неотразимыми?

— Разве ты не лояльна ко мне? — пробормотал он. — Ты не считаешь, что задолжала мне правду? Не считаешь, что это твой долг? Не только потому, что я босс Синдиката, но и потому, что я твой муж.

— А ты задолжал мне достойную брачную ночь. Твой долг как моего мужа — заботиться о моих потребностях. Полагаю, нам обоим придется жить с разочарованием.