— Нет. Тебе необходимо отдохнуть.

— Врач сказал что-то о сексе?

— Из-за разрыва секс — слишком большой риск. Это может привести к инфекции или вызвать увеличение разрыва.

— Значит, мы не сможем заниматься сексом в течение трех месяцев, если я доношу до полного срока?

— Да. Это так.

Я знала, что некоторые мужчины заводят любовниц, когда их жены беременны. Мне казалось, что Данте не такой, но все же меня это беспокоило. Было бы не так сложно, если бы мне не нравился секс. Три месяца, а, возможно, и больше, без какого-либо облегчения — звучало как вызов.

Данте разгладил складку между моих бровей.

— О чем ты думаешь?

— Ты справишься с этим?

— Ты имеешь в виду, обойдусь ли я без секса? — спросил он с едва заметным весельем в голосе. — Да. Я уже говорил, самоконтроль для меня не проблема.

— Надеюсь, у тебя хватит его для нас обоих.

Данте поцеловал меня за ушком.

— Я и не говорю, что это будет легко. Я всегда хочу тебя, Валентина. Ты сводишь меня с ума, но я не сделаю ничего, что могло бы подвергнуть опасности нашего ребенка.

— Я знаю. И я тоже. — Я улыбнулась. — Я все еще поверить не могу, что в скором времени у нас появится маленькая девочка. Когда мы приедем завтра домой, я покажу тебе кое-что, что сегодня купила.

Я не могла дождаться, чтобы посмотреть на его лицо, когда он увидит комбинезон с надписью. Мне ненавистна была сама мысль, что нечто такое ужасное, как разрыв пузыря, наконец, сблизило нас, но я была рада, что это случилось. Теперь мы будем вместе с нетерпением ждать рождения нашей дочки.


***

Когда мы входили в дом, Данте придерживал меня за талию, хотя я была в состоянии идти самостоятельно. Я хорошо себя чувствовала. Может, помогало лекарство. А может, наша малышка решила, что ей нравится у меня в животе, когда ее родители все выяснили. Конечно, я понимала, что должна быть осторожнее. Мне нужно было избежать риска родов в ближайшие несколько недель, ведь нашей девочке еще нужно было подрасти.

Данте собирался проводить меня в гостиную, но я покачала головой.

— Мне необходимо принять душ. — Вместо того чтобы проводить к лестнице, Данте подхватил меня на руки и понес наверх. Я была высокого роста, и наверняка Данте нелегко было взбираться с моим весом. Когда он поставил меня на вершине лестницы, я сказала: — Тебе не нужно носить меня. Ты не всегда будешь рядом, когда мне нужно будет подняться наверх.

— Валентина, я не хочу, чтобы ты сама поднималась по лестнице, — сказал он голосом, не терпящим возражений. — Если не будет меня, чтобы помочь тебе, тогда ты вызовешь одного из охранников.

Я поняла, что в этом вопросе он не уступит, и порадовалась его попыткам обо мне заботиться.

— Хорошо. Обещаю.

Зайдя в нашу спальню, я увидела, что кто-то, скорее всего Габи, принесла пакеты с моими покупками и поставила их на стул перед туалетным столиком. Я подошла к нему и вытащила тот комбинезончик, который купила вчера, прежде чем мне стало плохо. Я показала его Данте.

— Ну, что скажешь? — мой голос дрожал от волнения.

Мне было немного стыдно испытывать такое воодушевление после того, что случилось вчера, и что могло случиться с нашей малышкой, но у меня было слишком много надежд, чтобы позволить беспокойству затмить мои эмоции. Данте поднял бровь.

— Сомневаюсь, что кому-то потребуется напоминание.

Я рассмеялась.

— Биби сказала то же самое. Но это мило, правда?

Его рука обвилась вокруг моей талии.

— Мило. Но я думал, ты не знала, девочка это или мальчик?

— Я и не знала, но Биби захотела купить одинаковые комбинезоны. Она очень надеялась, что будет девочка, чтобы наши дочери могли быть лучшими подругами. Она сойдет с ума от радости, когда я ей расскажу. — Я сделала паузу. — Ты уже сообщил своим родителям, что это девочка?

Данте слегка нахмурился.

— Я разговаривал с матерью прошлой ночью после того, как ты заснула. Она рада за нас.

— А твой отец нет?

— Он еще не связался со мной. Он, вероятно, пытается молчанием показать мне свое недовольство.

— Серьезно? Не то чтобы у нас была возможность выбора — иметь ли дочь. И я терпеть не могу эту зацикленность на мальчиках. Девочка тоже достойна.

— Тебе необязательно меня убеждать, — сказал Данте. — Но мальчики воспринимаются как то, что укрепляет Синдикат, в то время как девочки — только слабое звено, которое мужчины должны защищать. Так всегда и было. Я не думаю, что это изменится в скором времени.

— Ты не знаешь, приняли хоть одну женщину в какую-либо Семью в Северной Америке или за ее пределами?

Данте криво усмехнулся.

— Это стало бы для меня новостью. И этого не случится. Я бы не хотел, чтобы моя дочь была частью Синдиката. Я хочу, чтобы она была в безопасности и защищена. Я не хочу крови у нее на руках и смерти в ее снах.

— Но ты хочешь этого для нашего будущего сына? — тихо спросила я. Данте убрал прядь волос с моего плеча.

— Таков уж порядок вещей, Вэл. Я буду защищать всех наших детей столько, сколько смогу, но, в конце концов, нашему сыну все же придется противостоять опасностям нашего мира. Но он будет сильным.

— Отец всегда держал моего брата Орацио в строгости, а твой собственный отец пытал тебя, чтобы ожесточить. Иногда я не хочу сына, потому что боюсь, что ему придется пройти через то же. — Я не думаю, что смогла бы наблюдать со стороны, как Данте подобным образом обращается с нашим сыном. Даже моя мать иногда защищала Орацио, когда папа был слишком строг. Не то чтобы он издевался над Орацио, как когда-то Фиоре над Данте.

— Мне придется быть строже с нашим сыном, но я не буду похож на своего отца, клянусь.

Я кивнула. Я ему поверила.

А затем почувствовала накатившую усталость, хотя еще ничего не делала.

— Мне надо принять душ. Хочу поскорее лечь.

Данте последовал за мной в ванную, не сводя с меня глаз, пока я снимала туфли. Я потянулась к молнии платья на спине, но Данте опередил меня. Его палец прошелся вдоль моего позвоночника, когда он расстегивал молнию, и я ощутила это всем телом, вплоть до кончиков пальцев на ногах. Платье упало к моим ногам. Теперь я осталась в одних колготках. Данте стянул их вниз по моим ногам, затем позволил своему взгляду медленное путешествие по моему телу и опустился передо мной на колени. Больше всего на свете мне хотелось упасть в его объятья и почувствовать его внутри.

Облизнув губы, я прошептала:

— Это будет нелегко.

Данте выпрямился, и выражение его лица подтвердило мои слова.

— Прими душ. Я подожду здесь на тот случай, если тебе станет нехорошо.

— Ты можешь принять душ со мной.

Данте поколебался, но кивнул. Когда он освободился от одежды и повернулся ко мне, я увидела, что он уже возбужден.

— Я думала, у тебя есть самоконтроль, — поддразнила я.

Данте помог мне зайти в душевую кабину.

— Он у меня есть, иначе мои пальцы уже погрузились бы в твое влажное тепло.

Он включил душ, позволив политься на нас теплой воде, закрыл дверцу кабинки и повернулся ко мне, обхватив мои бедра.

— Откуда ты знаешь, что я влажная?

Данте взял губку и нежно провел по моей груди и животу. Затем он наклонился ближе, пока его рот не оказался возле моего уха.

— Потому что видел это, когда стоял перед тобой на коленях. Ты была влажной для меня.

Да, была. Мне кажется, я никогда не хотела его сильнее, чем сейчас, когда нам запретили заниматься сексом. Мы намыливали друг друга губкой, иногда целуясь, и с каждым мгновением наше дыхание все больше учащалось. Эрекция Данте стала твердой и красной.

— Хочешь, я тебе отсосу? — прошептала я, прижимаясь к Данте. Он застонал, когда мои пальцы обернулись вокруг его члена, но затем остановил мои движения и убрал мою руку от себя.

— Нет, — прохрипел он. Он звучал не слишком убедительно. — Я в порядке.

Он развернул меня, прижав спиной к своей груди, и его эрекция оказалась зажата между его животом и моей спиной. Руки Данте обвились вокруг моего живота, прижавшись ладонями к моей коже, и он нежно поцеловал меня в шею.

— Думаю, нам пора выходить. Тебе нужно прилечь.

Я не стала возражать. Все эти обнаженные поцелуи не помогали погасить мое желание. Данте помог мне вытереться насухо, и ему стало заметно легче, когда я наконец облачилась в удобную атласную пижаму и растянулась на кровати. Нам с Данте предстояло бороться с нашими желаниями в ближайшие несколько недель. Ребенок был важнее всего на свете.

Данте бережно держал меня в своих объятиях, время от времени запуская пальцы мне в волосы.

— Спасибо, что никогда не сдавалась, Вэл.

— Я знала, что однажды мое упрямство пригодится, — ответила, улыбнувшись.


***

Спустя шесть недель врачи решили сделать кесарево сечение. До конца срока оставалось еще восемь недель, но риск заражения стал слишком велик. Данте не отходил от меня ни на шаг, когда мне разрезали живот. Его присутствие, успокаивающий взгляд, абсолютный контроль и сила, которые он излучал, очень помогли мне. Я знала, что рядом с Данте все пройдет гладко. Как будто только одной своей силой воли он мог все исправить. Данте может заставить вас поверить, что он контролирует ситуацию, даже когда это не так.

Он держал меня за руку во время всей операции, и, когда раздался первый крик, он взглянул мне в глаза, прежде чем мы вместе повернулись к нашей малышке, сморщенной и испачканной, когда медсестра показала нам ее. Я отпустила руку Данте.

— Иди к нашей дочери. Ступай.

Кажется, ему не хотелось отходить от меня, но, поцеловав меня в лоб, он выпрямился и направился к другому концу операционного стола. У Данте даже не дернулся ни один мускул от такого количества крови, но я другого и не ожидала. Если медсестры и врачи и удивились его спокойствию, то им удалось это скрыть, или, возможно, они поверили слухам о Данте, в которых его называли высокопоставленным боссом мафии. Конечно, никто никогда не подтвердит эти подозрения. Через несколько минут медсестра вручила ему нашу дочку, завернутую в одеяло. В руках Данте она казалась крошечной, когда он смотрел на нее самым нежным взглядом, какой я когда-либо видела. В нем тут же появилось что-то свирепое, заменившее нежность, когда он поднял глаза и увидел, что медперсонал и врачи наблюдают за ним. Я поняла, что наша дочь будет в безопасности.