В доме было тихо. Скарлетт встала с кровати. Стараясь не скрипеть половицами, прошла в комнату Джона и застелила его кровать. Она не плакала. Она гордилась сыном. Она была уверена, что Джон добьется в этой жизни куда большего, чем добилась она. Их маленький городок еще услышит о Джоне Батлере.

Тихая усмешка коснулась ее губ. Все-таки она оставалась нормальной матерью — в одну из сорочек, которые взял с собой Джон, Скарлетт вшила деньги. Не так уж много, но и не так уж мало — три тысячи долларов…

Попутчик

Утром поезд встал посреди поля.

Джон как раз и проснулся оттого, что мирный стук колес прекратился, его больше не укачивало движение вагона, наступила тишина, прерываемая только редким постукиванием копыт и шумным дыханием коров…

Джон открыл глаза.

Интересно, сколько миль они уже отмахали? В каком штате они сейчас? Какие реки и горы остались позади, а какие еще ждут их?

Джон сладко потянулся, вскочил на ноги и выглянул в зарешеченное окно.

Если бы он не знал, что поезд мчался на всех парах целую ночь, он подумал бы, что они так и не выехали из Джорджии. А может быть, они действительно не выехали? Вон почти на горизонте табун лошадей, такой же, какие видел Джон множество раз у себя дома, вон повозка тащится, совершенно знакомая повозка, вон негры ставят столбы. Негры тоже знакомые.

Джон улыбнулся — нет, это только кажется. Америка одинаковая в своем провинциальном быту, но если присмотреться внимательно, сразу видно, что Джон теперь далеко от дома. И трава, и деревья, и даже солнце здесь уже другие. Джон точно едет на север. Джон едет в Нью-Йорк!

Какое-то непонятное беспокойство еще с самой ночи волновало Джона. Самое противное, Джон не понимал, с чем оно связано. Даже во сне он что-то пытался понять, но безуспешно. Беспокойство возникло в тот самый момент, когда Джон пробрался в темный вагон, и вот до сих пор не оставляло его. А характер Джона не позволял ему долго находиться в неведении, ему нужна была ясность во всем и прямо сейчас.

Джон оглянулся, внимательным взглядом обследовав вагон. Ничего настораживающего — толстые доски, куча сена в углу, коровы…

Вот в чем дело! Только сейчас, при свете утра, Джон разглядел, что в вагоне были вовсе не коровы, а самые настоящие быки. Старые, жилистые, уставшие быки…

Джон расхохотался — да уж, попьет он молочка! Да уж, подоит он этих уставших стариков! Как же он не предусмотрел, что возможна такая смешная осечка? Это что ж выходит, ему всю дорогу придется голодать?

Джону стало не до смеха. Его молодой организм требовал еды. И тем сильнее и настойчивее, что еды этой не было. Впервые Джон почувствовал непримиримый конфликт с собственным желудком. Словно его желудок — это маленький и капризный ребенок, а он, Джон, терпеливая и заботливая мать. Сейчас он понимал Скарлетт, которая, бывало, и прикрикнет на сына, делающего все наоборот. От этой мысли Джону стало веселее.

Он пошире раздвинул двери вагона и выглянул наружу. Знак семафора впереди был опущен, что значило — дорога закрыта. Машинисты сидели на насыпи и курили трубочки, изредка поглядывая на семафор. Дверь вагона рядом была тоже приоткрыта. И Джон решил перебраться туда — вдруг повезет.

Он живо схватил свой мешок, потрепал по загривку черного быка и выпрыгнул из вагона.

Ноги ощутили твердую землю. Было уже довольно жарко, птицы пели в знойном утреннем воздухе. Джон вдохнул этот сладкий воздух умирающих трав полной грудью и побежал к соседнему вагону.

Со света трудно было что-либо разглядеть в темном нутре, тем более что дверь вагона была приоткрыта всего на ладонь. Джон потянул ее, она со скрипом подалась, и вдруг чей-то здоровый сапог чуть не пришиб Джона. Он еле успел увернуться.

— Эй, ты что?! — закричал он невидимому обладателю сапога. — Хочешь лишиться своей обувки вместе с ногами?!

Это ковбои научили Джона ругаться так витиевато.

— Пошел отсюда, сосунок! — гаркнул из вагона грубый голос.

Прямо так и пошел! Теперь Джон жизни не пожалеет, чтобы забраться именно в этот вагон.

Он отошел на пару шагов назад, разбежался и головой вперед влетел в раскрытую дверь. В следующее мгновение ему показалось, что лоб его врезался в противоположную стену, отчего она громко охнула и повалилась.

На самом деле Джон влетел головой прямо в живот самозваному хозяину вагона. А стеной этот живот причудился потому, что хозяин при ближайшем рассмотрении оказался худым и костистым, как скелет. Собственно, и живота у него не было никакого.

Побарахтавшись на полу, оба вскочили, сверкая ненавистью в глазах, и уставились друг на друга.

Усатое землистое лицо хозяина вагона было перекошено решимостью стоять за свою собственность насмерть. Но Джон углядел за этой решимостью и страх. Обыкновенный человеческий страх. Хозяину, честно говоря, было чего бояться. Даже в свои семнадцать лет Джон был куда крупнее и мускулистее его. Именно поэтому Джон опустил сжатые в кулаки руки, бросил в угол мешок и сказал:

— Места много, дружище, поедем вдвоем.

Хозяин понял, что сила не на его стороне, и тоже сменил гнев на милость.

— Лезут тут всякие, думают, они одни такие хитрые, — пробурчал он, отходя в другой угол вагона.

— Ладно, не пришпоривай, когда приехал, — сказал Джон. — Давай лучше знакомиться. Меня зовут Иоанн.

— Первый раз слышу такое дурацкое имя, — сказал незнакомец, довольный тем, что удалось уколоть непрошеного гостя.

— А я бьюсь об заклад, что ты это имя слышал раз тысячу, не меньше.

— Ха-ха, тебе откуда знать?! Говорю, не слышал, значит, не слышал.

— Так давай поспорим! — обрадовался Джон.

— Давай! — сказал незнакомец и протянул свою костистую руку.

Они поспорили на три щелбана, и незнакомец уже занес свои костлявые персты над лбом Джона, когда тот спросил:

— А тебя как?

— Мое имя самое популярное в этой Богом забытой стране. Догадайся!

— Иоанн, — сказал Джон и хитро улыбнулся.

— Сам ты это слово! — обиделся незнакомец. — Меня зовут Джон.

— Ха-ха-ха! — расхохотался парень. — Значит, ты это имя слышишь каждый день, мистер! Ведь Иоанн и Джон — это одно и то же имя! Только Иоанн — по-латыни. Понял? А мы с тобой, выходит, — тезки!

Хозяин растерянно хлопал глазами.

— Ну, подставляй лоб, Жан. Жан — это то же самое, но по-французски.

— Ученый, да? — почему-то обиделся хозяин.

— Я-то? Нет, просто грамотный.

Старый Джон снял свою потрепанную шляпу и покорно подставил морщинистый лоб.

— Ладно, верховный судья постановил — помиловать старого Я на…

— А это?

— Это по-славянски. И переменить наказание. Давай, старик, рассказывай о себе.

Джон уселся на солому и приготовился внимательно слушать. Но старик вовсе не собирался что-либо рассказывать.

— Нет, — сказал он твердо. — Я не хочу так, мы поспорили, я проиграл. Бей.

— Я прощаю тебя, — мирно улыбнулся Джон.

— А я не хочу твоего прощения, — сказал старик настойчиво. — Бей!

— Да брось ты, — отмахнулся парень. — Лучше расскажи…

— Бей!!! — вдруг дико заорал старик, вцепился в руку Джона и ткнулся в нее лбом. — Ты думаешь, если я старый и слабый, можно меня оскорблять?! Ты думаешь, ты кто?! Ты думаешь, я кто?! Бей, раз так положено!

Джон выдернул свою руку.

— Да ты что, кто тебя оскорблял? Что за дурацкие обиды?

— Я не дурак! Я не неудачник! Я сам отвечаю за свои дела! И они у меня идут прекрасно! Прекрасно, понял?! Думаешь, я испугался твоих щелбанов?! Я вообще ничего на свете не боюсь!

Джон смотрел на старика и диву давался, с чего это он так разошелся.

— Ха! Он решил меня облагодетельствовать! Он помиловал меня! А ты спросил — нуждаюсь я в твоей милости? Нуждаюсь я в твоем снисхождении? Я ни в чьей милости не нуждаюсь! Понял? Бей! Не хочешь? Ладно! Не надо.

Старик вдруг схватил с пола палку и со всего маху треснул себя по лбу.

Джон еле успел перехватить его руку, потому что старик собирался стукнуть себя еще раз. После минутной борьбы Джон вырвал палку из костистых рук и отбросил ее в угол, сжал старика крепким захватом и не отпускал, как тот ни бился.

— Ты прыщавый маленький ублюдок! — кричал старик тонким голосом. — Твоя мать — сука! Твой отец — сифилитик! А сестры твои — шлюхи! Отпусти меня, подонок! Отпусти!

Джон почему-то не обижался на старика. Он еще крепче сжимал руки, чтобы старик не вырвался, и тот вдруг перестал ругаться, биться и затих.

К своему удивлению, Джон вдруг увидел, что старик плачет. Джону стало жутко неловко. Он отпустил старика и отвернулся, чтобы не видеть, как тот размазывает по лицу слезы, как вздрагивают его худые плечи…

Джон ничего не понимал и думал, что попал в один вагон с сумасшедшим.

Что-либо спрашивать у старика Джон не решался. Он просто ждал.

Поезд дернулся и пошел. Старик сразу как-то успокоился, но с Джоном разговаривать не стал, а отвернулся обиженно в угол.

Поезд очень быстро набрал скорость, ветер стал гулять по вагону и поднимать с пола сено. Джону пришлось подняться и прикрыть дверь. Старик все так же неподвижно сидел на полу и смотрел в угол.

— Интересно, а где мы сейчас? — задал нейтральный вопрос парень.

Старик ничего не ответил. Только пожал плечами, что было уже обнадеживающим признаком.

— Ты знаешь эту дорогу? — снова спросил Джон.

Старик кивнул.

— А далеко до Нью-Йорка?

На этот раз старик обернулся к Джону и внимательно оглядел парня с головы до ног.

— В Нью-Йорк, значит? — произнес он, криво улыбаясь.