В редакцию Марию пустили не сразу. Вахтер все никак не мог понять, о каком это Батлере толкует девушка. Только потом он догадался, что речь идет о Бате.

Мария первый раз была в редакции. Сначала ей показалось, что здесь случился пожар. Люди носились по коридорам, кричали, хлопали дверями, забегали в кабинеты, чтобы тут же снова выбежать из них. Они тащили в руках какие-то огромные листы бумаги, на ходу отрывали от них куски и бросали прямо на пол.

Потом Мария поняла, что пожара никакого нет. Очевидно, редакция что-то ищет или срочно переезжает на новое место.

Она попыталась остановить одного такого несущегося по коридору джентльмена, но он крикнул ей, не оборачиваясь:

— Комната семь!

Мария не знала, где такая комната, поэтому она спросила другого, но тот только махнул рукой куда-то в конец коридора. Мария пошла искать эту комнату, но ее несколько раз чуть не сбили с ног несущиеся навстречу и в том же направлении люди. Она поняла, что медленно ходить здесь просто не принято. И тоже понеслась.

Когда она оглянулась на двери, то увидела, что седьмая комната осталась позади, она пролетела мимо. Мария развернулась, наткнулась на смешного толстяка, но добралась-таки до комнаты номер семь.

В комнате было несколько столов, за каждым сидел человек и что-то быстро писал. Напротив сидели мужчины и женщины и, пытаясь перекричать друг друга, что-то рассказывали пишущему.

Как только место за одним из таких столов освободилось, Мария плюхнулась на стул.

— Что у вас? — спросил человек и достал чистый листок бумаги.

— Я ищу Джона Батлера. Он здесь работает.

— Джон Батлер здесь не работает. Впрочем, я и сам могу записать ваше сообщение.

— Как не работает? Он всегда работал в вашей газете.

— Газета очень большая. Здесь работает много людей. Джон Батлер работает в отделе репортажей. Это на третьем этаже, комната семьдесят один. Но я сам могу…

Мария уже не слушала. Она выскочила в коридор, включилась в общую гонку и, добежав до лестницы, которая была еле видна из-за табачного дыма — столько здесь курило народу, — взлетела на третий этаж.

В отделе репортажей не было вообще ни одного человека. Здесь было тихо и спокойно. Мария присела на краешек стула и стала ждать.

Несколько раз в комнату заглядывали разные люди, но спрашивали у нее одно:

— Кэвин не появлялся?

— Нет, — отвечала Мария и пыталась тут же спросить про Джона, но спрашивающий уже исчезал за дверью.

Наконец вошел человек с трубкой в зубах и спросил:

— Меня никто не спрашивал?

— Вас зовут мистер Кэвин?

— Да.

— О! Все только вас и спрашивают, — сказала Мария. — А вы не могли бы мне сказать?..

Кэвина и след простыл.

И снова стали заглядывать люди и спрашивать про Кэвина. И теперь Мария говорила, что он только что был, но куда-то ушел. Ей не удавалось ничего узнать про Джона.

Она поняла, что ждать здесь совершенно бессмысленно, вышла в коридор и стала заглядывать во все комнаты, надеясь найти хоть одного спокойно сидящего человека.

Она прошла почти до самого конца — ни в одной комнате не увидела спокойного джентльмена или леди. Все бегали, кричали, спорили или читали огромные листы бумаги, которые называли гранками.

И только в самой последней комнате сидел пожилой джентльмен и смотрел в окно.

— Здравствуйте, — сказала Мария. — Простите, пожалуйста, вы не поможете мне найти Джона Батлера?

Человек вдруг встрепенулся, вскочил со своего места — Мария испугалась, что он тоже сейчас куда-нибудь унесется. Но человек усадил ее в кресло, узнал имя и участливо спросил:

— А вы кем ему приходитесь?

— Я… — Мария не знала, что сказать.

— Вы его родственница? — снова спросил человек.

— Да, в какой-то мере, — сказала Мария.

— Вам совершенно нечего беспокоиться, — сказал человек. — Все будет прекрасно, вот увидите. Мы еще с вами посмеемся надо всем этим.

Мария ничего не понимала, но ей почему-то стало страшно.

— Я и не беспокоюсь, — солгала она. — А почему я должна беспокоиться?

— Вот и правильно. Вот и замечательно, — обрадовался человек. — Действительно, чего беспокоиться? Они вернутся, обязательно вернутся! Вот увидите.

— Вернутся? Откуда? Кто вернется? — еще больше испугалась Мария.

— С Аляски. Они, я думаю, еще там. Просто попался интересный материал. Они его изучают. Они настоящие репортеры.

— Кто они?

— Джон и Найт… Подождите… Так вы не знали, что они на Аляске?

— Первый раз слышу.

— Но мы же… Что, в Джорджии нет телеграфа?

— Я не из Джорджии. Ради Бога, что случилось? — Слезы показались на глазах Марии.

— Ну вот, так хорошо начали и теперь! — расстроился человек. — Их ищут. Их уже неделю ищут. Их обязательно найдут. Мне сообщили, что полиция напала на след.

— Я ничего не понимаю! — заплакала Мария. — Объясните мне, что произошло?!

Человек опустил голову на руки и некоторое время молчал.

— Я понимаю, — сказал он наконец, — полтора месяца — это огромный срок. Но я ни секунды не сомневаюсь, что они живы. Слышите, ни секунды! Просто они не могут сейчас нам ничего сообщить. Но они живы.

Голос его дрожал, и Мария поняла, что и этот человек сдерживает слезы.

Человек оказался редактором газеты. Он подробно рассказал Марии обо всем. Найт и Джон уехали на Аляску и словно в воду канули. Редакция волнуется. Местная полиция начала поиски. Но Джон, который отправился на Клондайк, туда не прибыл, а Найт вообще пропал с самого начала. Кто-то говорил о каком-то поселке, куда они просили послать полицейский отряд. Но что за поселок и где он находится, никто не помнил. Поиски идут, но пока, увы, безрезультатно.

Кончилось тем, что Марии самой пришлось утешать редактора. Он был ужасно расстроен. И обещал, как только что-нибудь станет известно, тут же сообщить ей.

Мария снова оказалась на улице.

Куда идти, она совершенно не представляла.

Был уже ранний вечер, люди торопились по домам, на Марию никто не обращал внимания, а она шла, не разбирая дороги. Мысли, одна страшнее другой, проносились в ее голове. Первый день свободы был днем отчаяния.

Неужели Джон погиб?! Нет, этого не может быть. Он не мог погибнуть именно сейчас, когда она пришла к нему, когда они снова могут быть вместе. Боже, почему она все время думает только о себе? Джона нет! А она думает только о себе, какая она негодная, эгоистичная…

Что делать? Она не могла ума приложить. Только тяжело и тягостно ныло сердце.

Одно страшное ощущение настойчиво возникало в ней, хотя она гнала его изо всех сил, — она больше никогда не увидит Джона… Она его больше никогда не увидит…

Отец стоял перед ней, засунув глубоко в карманы руки.

Мария наткнулась на него и, только подняв глаза, увидела, что это не прохожий.

Все, что произошло дальше, Мария потом вспоминала как-то странно, словно все люди, автомобили, экипажи, словом, все-все стало двигаться раз в десять медленнее.

Вот отец вынимает руки из карманов. И на это простое действие у него уходит целый час. Злая улыбка возникает на его лице, она возникает тоже очень медленно. Его руки протягиваются к ней. Они тянутся и тянутся, как в страшном сне… Они устремлены к ее горлу.

А дальше какой-то пропуск в памяти, и она уже видит отца лежащим на мокром от дождя тротуаре. Он закрывает руками лицо от ударов, он корчится и стонет…

— Я не-на-вижу тебя!!! Я тебя не-на-вижу!!! — кричала Мария, осыпая отца ударами. Откуда в ней взялась эта злая сила? Она свалила отца на землю и била его ногами. Она бы убила его совсем, если бы несколько рук сразу не вцепились в нее. Мария была в исступлении, она потом и сама не могла объяснить, что это с ней произошло, какой дьявол вселился в нее? Она отшвырнула руки, пытавшиеся удержать ее и помчалась по улице, оглушаемая полицейскими свистками, клаксонами автомобилей, которые еле успевали затормозить, потому что Мария летела прямо им под колеса.

А потом снова черный провал в памяти… Она помнила чью-то сильную руку, которая подняла ее с земли на задворках какого-то большого дома… Помнила душную комнатушку и засаленный диван, человека, который тихо утешал ее, поил виски и гладил ее волосы… Потом она лежала с ним в постели и думала, что, когда он уснет, она распахнет окно и бросится вниз…

«Слава Богу, человек этот живет на одиннадцатом этаже, — думала она. — Говорят, что самоубийцы умирают еще в полете, от разрыва сердца»…

Презумпция невиновности

Джона вывели из подвала и оставили стоять в коридоре.

Наверное, так устроен человек, что в самой опасной ситуации кто-то направляет его, надо только прислушаться к этому голосу.

Джона оставили одного. У него не были связаны ни руки, ни ноги. В конце коридора было окно. Даже в темноте было видно, что сразу же за окном начинается лес. Джону ничего не стоило броситься к этому окну, выбить стекло и мигом оказаться в лесу. Пусть его там ищут.

Но он почему-то стоял один в пустом коридоре и чего-то ждал. Только что он думал о конце жизни, о побеге, о сопротивлении, на крайний случай. А теперь вдруг словно кто-то лишил его воли.

Дверь открылась, и человек жестом показал Джону, что надо входить.

В комнате за большим столом сидело человек десять. Все они внимательно смотрели на Джона и молчали.

«Это у них, наверное, суд такой своеобразный. А судья, конечно, мистер Ридер, — подумал Джон и невольно улыбнулся. — Ну что ж, переживем и этот фарс».

Действительно, Ридер сидел во главе стола и тоже внимательно смотрел на Джона.