Джулия Хилпатрик - Сын Ретта Батлера

— Но тогда зачем выходить за Шона? Он мне не очень понравился, хотя это и не мое дело.

— Да, вы правы, он не очень хороший человек. Но, может быть, ему нужна просто ласка? Забота и терпение?

— Это вам решать, Мэри, — сказал Джон. — Чем я могу вам помочь?

— Я хочу, чтобы мой ребеночек родился от любви, — еле слышно прошептала Мэри.

У Джона перехватило дыхание. Больше ничего не надо было говорить. Эта женщина просила его о помощи. Она переступала через собственную гордость, через молву и предрассудки. Неужели ему сейчас надо было одернуть ее? Неужели надо было урезонивать, мудро рассуждать о женской чести, о долге, об обязательствах? Все эти правильные слова звучали бы сейчас кощунственно перед этой чистотой и безоглядностью.

— Я не люблю вас, Мэри, — сказал Джон. И даже эти правдивые слова ему самому резанули ухо.

— Это ничего, — спокойно ответила женщина. — Моей любви хватит на нас двоих.

— У меня есть невеста, — сказал Джон и вдруг подумал: «Мария и Мэри. Это же одно имя».

— И она не простит вас?

— Она? — задумался Джон. Он вспомнил, что и Мария сама пришла к нему, что все было почти так же, как сейчас. Он подумал, что и Мария поделила свою любовь и этой любви хватило на двоих. Она тоже была чиста и безоглядна. Она тоже была несчастна. — Она поймет.

Мэри поднялась со своего места, подошла к Джону, взяла его за руку и повела за собой. Теперь в ней была решительность, настойчивость и уверенность.

Даже ее небольшая хромота словно бы придавала ее облику убедительности.

Когда они поднялись наверх, Джон увидел в конце коридора Цезаря. Тот спал, сидя на полу.

«Почему он здесь? — мелькнуло в голове Джона. — Словно ждет кого-то…»

Но мысль эта оборвалась, не найдя ответа…

Действительно, любви Мэри хватило на обоих с лихвой. Чувство грусти и жалости быстро сменилось в Джоне на нежность и теплоту. Но потом и в этих чувствах ему стало тесно. И его захлестнула страсть. Он целовал Мэри в губы, в глаза, в мочки ушей, он покрывал поцелуями ее шею и грудь. Его руки трепетно пробегали по ее плечам и бедрам, вызывая ответную дрожь.

— Мэри, любимая, — шептал он и был в этот момент совершенно искренен.

Мэри счастливо улыбалась, ее губы подрагивали, а ресницы открытых глаз трепетали, словно крылья ночной бабочки, летящей на огонь.

Схлынувшая было волна страсти, не давая им отдышаться очень скоро возвращалась вновь, и вновь их тела сливались в одном горячем, обжигающем, испепеляющем порыве.

— Это будет мой, мой, мой ребенок! — шептала Мэри чуть хрипловато. — И он будет счастливее всех людей на земле!..

Когда они, иссушенные ласками и нежностью, закрывали глаза и мир уходил в темноту, словно тоже устал от напряжения, когда Мэри уже заснула на плече Джона, его вдруг словно обожгло:

«Бежать! Я же собирался сегодня ночью бежать отсюда! Цезарь ждет меня! Что я наделал?! Мне же надо выручать Найта! Мне же надо спасти людей в этом ущелье!»

Он тихо высвободился, поднялся с кровати и, мигом одевшись, вышел в коридор.

Цезарь все так же спал в углу, прислонившись к стене.

Джон подхватил его на руки и сонного отнес в свою комнату.

— Проснись, Кам, — разбудил он мальчишку. — Нам пора бежать.

Цезарь тут же открыл глаза и бодро произнес:

— Есть, сэр.

Холод обжег лицо, и Джон чуть не задохнулся от морозного воздуха.

Поселок спал глубоким сном. Только собаки лаяли на луну, да и то как-то лениво и сонно.

Джон торопился. Через пару часов должно было светать. Им надо было успеть уйти от ущелья как можно дальше.

Но главным теперь было незаметно пройти мимо стражников, если те и сейчас стояли на посту.

— Кам, ты сможешь тихонько подползти к домику стражи и посмотреть, что они там сейчас делают?

— Он спрашивает! Да я лучший разведчик на нашей улице! — сказал Цезарь.

— А свистеть ты умеешь?

— Конечно.

— Если возле будки спокойно, позовешь меня, ладно? Тихонько свистнешь.

— Есть, сэр.

Джон залег в кустах, а Цезарь пополз на разведку.

Его не было очень долго, Джону показалось, что целую вечность. Но вдруг он услышал, нет, не тихий свист, а шаги. Скрип снега, который был слышен, наверное, во всем поселке.

— С ума сошел разведчик, — прошептал Джон.

Но, к своему удивлению, увидел, что по тропе идет не Цезарь, а кто-то другой, взрослый человек в длинной меховой шубе, с мешком и ружьем за плечами.

«Они поймали Кама, — с ужасом подумал Джон. — Теперь ищут меня!»

Человек приближался размеренным шагом, чуть раскачиваясь из стороны в сторону. Фигура его показалась Джону на какое-то мгновение знакомой. Но Джон сейчас думал совсем о другом:

«Надо притвориться мертвым, а когда он приблизится, ударом ноги свалить его и выхватить ружье».

И в этот момент раздался тихий свист Цезаря.

Человек остановился, оглянулся на звук свиста, постоял немного и продолжил свой путь.

Он прошел в пяти метрах от Джона и не заметил его.

«Что случилось? — лихорадочно думал Джон. — Почему Кам засвистел, если его поймали? Не мог же он выдать его, Джона. Кам ни за что не стал бы этого делать. Может быть, он просто попал в беду и зовет на помощь?»

Джон, забыв обо опасности, выскочил из кустов и бросился за Цезарем.

Вот и сторожка. Окна темные. Никого рядом. Где они? Где Цезарь?

— Джон! — услышал он вдруг шипящий шепот откуда-то сбоку.

Джон остановился. Из кустов ему махал рукой Цезарь.

Джон одним прыжком оказался рядом.

— Что случилось? Тебя не схватили?

— Нет. С чего ты взял?

— Я видел одного из них, подумал…

— Я тоже видел, он прошел мимо будки с той стороны. Его никто не остановил. Он еще даже пел что-то. Не очень громко, правда.

— Значит, в будке никого нет?

— Вот потому я тебе и свистнул.

— Так пошли быстрее.

Они вышли из кустов и поспешно двинулись к выходу из ущелья.

— А! Мистер репортер! — услышал вдруг Джон и обомлел. — Чего так рано?

Джон остановился, не зная, что делать, бежать или выкручиваться.

Это был Карл, тот самый крепкий мужчина, который сидел на «суде» Ридера. Он сидел за сторожкой в огромной меховой дохе с поднятым воротником.

— А с другой стороны — кто рано встает, тому Бог дает, — сказал Карл добродушно. — Может, дать вам лыжи? На них удобнее.

— Лыжи? — механично повторил Джон. — Удобнее?

— Ну конечно, снег нынче глубокий.

— Да нет, не стоит, — наконец пришел в себя Джон. — Мы недалеко, прогуляться, поглядеть на окрестности…

— Ну смотрите, дело ваше.

— Да-да, мы недалеко, — снова сказал Джон.

— Ясно, — ответил Карл.

— Мы пошли, — сказал Джон.

— Счастливо.

— Ну, значит, мы идем? — еще не верил Джон.

— Не заблудитесь только, — посоветовал Карл.

Джон и Цезарь пошли по тропе, все время оглядываясь на стражника. А тот достал трубочку и закурил.

«Он выстрелит нам в спину, — думал Джон. — Вот сейчас, сейчас он выстрелит. Надо спасти хотя бы Цезаря».

Он схватил мальчишку и поставил перед собой, заслонив от Карла.

— Как только он выстрелит, беги, — прошептал Джон.

Ноги стали ватными. Джон еле передвигал ими. Он спиной чувствовал, как Карл вскинул ружье и прицелился…

Впереди был поворот. Только бы дойти до него. Там уже их не достанет пуля.

Они дошли до поворота, они повернули, они прошли еще метров двести. Выстрела не было.

И тогда нервы Джона не выдержали, он бросился бежать, таща за руку Цезаря, который чуть не падал, застревая ногами в снегу.

Только когда ущелье осталось далеко позади, когда они оказались в густом лесу, в котором и бежать-то было нельзя, потому что запросто можно было расшибить лоб или напороться на сук, они свалились на землю и отдышались.

— Все, мы ушли! Мы ушли! — хрипел Джон. — Мы спасены, мы остались в живых… Мы ушли…

— От кого? — спросил вдруг Цезарь.

Джон даже не выдохнул воздух.

«Действительно, от кого они так бежали? За ними никто не гнался. Что стоило Карлу разрядить в них ружье прямо у сторожки? Но он этого не сделал. Их никто не собирался убивать! Если бы Ридер захотел, он сделал бы это раньше! Предлогов можно было найти массу. Карл брал мою сумку и видел, что оружия у меня нет никакого. Нет, что-то здесь не вяжется. Все эти люди — они не злодеи. Карл, три Ника, Мэри да даже Шон. Это все простые и работящие люди. Они не убийцы. От чего же я бегу?

Они убили Найта.

Но разве ты видел его тело? Тебе об этом сказал Наг. Стоп! Человек, который шел по тропе несколько минут назад, — это был Наг!»

— Кам, какую песню пел человек на тропе?

— Какая там песня — «ай-я-а-а… ай-я-а-а-а…» — очень похоже пропел Цезарь.

«Значит, Наг лжет. Он свободно выходит из ущелья и возвращается. Его никто не трогает… Значит… Значит… Все это вообще вранье! Но где же в таком случае Найт? Куда он пропал? А вот это я смогу узнать, только если…»

— Ну, Цезарь, ты отдохнул?

— Да, немного.

— Тогда поднимайся. Мы возвращаемся в ущелье Лат…

Бо был счастлив. Такого скандала Нью-Йорк не помнил. Как визжали, свистели, улюлюкали зрители, сколько было потрачено тухлых помидоров, чтобы забросать Бо. Это был провал, оглушительный провал по всем статьям. Бо давно мечтал о таком провале. Он давно хотел плюнуть в лицо всем этим чистюлям, которые только кричат о равноправии людей разной расы, а на самом деле считают черных по-прежнему рабами, животными, недоумками.