Вскоре мой отец вернулся домой и они с Волковым вызвались накрывать праздничный стол в гостиной, раскладывая салфетки, тарелки, расставляя свечи в хаотичном порядке и заставляя его готовыми салатами. Я же, пользуясь такой своевременной помощью, поднялась наверх, чтобы быстро принять душ и привести свой внешний вид в подобающий для главного праздника года.

Наскоро высушив волосы, я натянула на себя красную шелковую блузку и чёрную юбку карандаш. Бледность моего лица немного раздражала, и я слегка подрумянила щёки и подкрасила губы. Пока я совершала все эти манипуляции, мысли о встрече с Марком снова завладели моей головой, заставляя сердце глухо биться о грудную клетку, отчего я буквально ощущала каждый его толчок, отдаваемый тупой тянущей болью.

Как в тумане я медленно спускалась по лестнице, погружённая в свои размышления, и не сразу словила пристальный взгляд Сергея. Парень оторвался от очередной игры с Катей и с восхищением в глазах рассматривал меня с ног до головы. Под этим внимательным и неожиданным для меня взглядом я смутилась, и кровь тут же прилила к лицу, окрашивая его в алый цвет. Меня бесила эта особенность моего организма, выставляющая напоказ все мои чувства и переживания, выдающая все мои тайны, но, к моему огромному разочарованию, я так и не научилась её контролировать, краснея всякий раз от смущения.

– Хорошо выглядишь, – рассеял напряжение отец к моему великому облегчению.

– Э-э, да, вид потрясающий, – подхватил эстафету комплиментов Серёжа.

– Спасибо, – промямлила я, пряча взгляд и пытаясь перевести тему, лишь бы не испытывать это чувство неловкости от пылающих щёк: – Всё готово, можно приступать к трапезе?

– Мы только тебя и ждали, – ответил папа. – Я умираю с голоду!

– Отлично, остался последний штрих! – кивнула я и проследовала на кухню.

Я извлекла из духовки гуся, переложив его в красивую тарелку с новогодней символикой, и аромат запечённых яблок тут же заполнил всю комнату. Поставив главное блюдо дня в центр стола, я уселась на стул, и все присутствующие последовали моему примеру.

– Мама, знаешь, как дядя Серёжа меня называет? – спросила Катя с полным ртом, дружелюбно глядя на Волкова. Тот же в свою очередь кинул на меня виноватый взгляд из-под бровей и снова уставился в тарелку.

– Как, детка?

– Каток! Правда, здорово?

Я поперхнулась салатом Оливье от неожиданности. Несомненно, имя у моего ребёнка было красивое, как у великой русской императрицы, но очень популярное, однако перевернуть Екатерину в Каток на мой взгляд было странно, если не сказать смешно, к такому грубому сокращению я не была готова. Однако, судя по выражению лица дочери, ей оно очень приглянулось, и я решила не портить её праздничное настроение, пролепетав в ответ «Очень мило» и бросив гневный взгляд в сторону друга, который сделал вид, что ничего не замечает. После я ему выскажу все, что думаю об этом "Каток".

Ужин прошёл за приятными разговорами, и, когда трапеза уже подходила к концу, раздался очередной громкий звонок в дверь, от которого моё сердце уже во второй раз за день ухнуло в область живота, лишая меня возможности полноценно дышать.

Катя снова бросилась открывать дверь, а я, наблюдая удивлённые лица мужчин, только сейчас поняла, что никого не предупредила о приезде Марка.

– Это Власов, приехал поздравить Катюшку. Я открою, – протараторила я, спеша пресечь их вопросы, и, быстро вскочив с места, направилась к двери, моля Бога, чтобы отец не зарядил табельное оружие и не начал бы пальбу в Марка вместо приветствия.

За дверью действительно стоял Власов, как всегда неотразимый, в чёрном пальто, накинутом поверх серого костюма, и с взъерошенными мокрыми от снега волосами. Сердце предательски участило удары в животе, не желая подниматься на место, отчего дышать стало намного труднее, и голова закружилась от нехватки кислорода или от нервного перенапряжения. В этот момент я почти не слышала ни восторженных криков дочери, ни грубого бубнения своего отца, доносившегося из гостиной, я слышала лишь громкие удары своего сердца, колотящегося внутри меня.

Взгляд Власова лишь на секунду задержался на мне, скользнув от лица ниже по фигуре, и тут же обратился к дочери. Она уже сидела на его руках, обнимая и целуя его выбритые щёки, а я всё ещё не могла отделаться от ощущения, что меня снова сравнивают с той фигуристой блондинкой. Я внутренне сжалась, понимая, насколько проигрываю в этой неравной борьбе за сексуальность, но уже в следующую секунду вспомнила, что такой черте характера, как неуверенность в себе, больше нет места в той новой Веронике, которой я решила стать. Злость на Марка вновь заслонила все другие чувства, и я с гордо поднятой головой прошагала внутрь дома, жестом приглашая его следовать за мной.

– Вам лучше пообщаться наверху, – сухо проговорила я, – с недавних пор ты не очень-то желанный гость в этом доме. И не забудь рассказать дочери, какие перемены идут в нашу жизнь и что послужило тому причиной. Иначе это сделаю я и не в лучшем для тебя свете.

Одарив меня неприязненным колким взглядом, Марк молча начал подниматься по лестнице с дочкой на руках, а я вернулась за стол. В гостиной напряжение буквально витало в воздухе, несмотря на то, что мужчины пытались рассеять его непринужденной беседой. Я точно знала, что все присутствующие, включая меня, думают об одном и том же. Первым не выдержал отец:

– На твоём месте я бы не был столь добр и не разрешил бы ему видеться с дочерью до решения суда!

– Я не могу так поступить с Катей, она любит его. Давайте не будем сейчас об этом. Он скоро уедет и всё встанет на свои места. Не хочу портить праздник разговорами о Марке Власове.

Отец лишь фыркнул, выражая тем самым своё возмущение, и включил телевизор, чтобы отвлечься, а Серёжа продолжал недоверчиво поглядывать в мою сторону. Спустя полчаса такого напряжённого общения Власов наконец спустился вниз в сопровождении малышки, держащей в руке новенький мобильный телефон розового цвета. Воспитание взяло верх и самоубийца-Марк решился таки войти в гостиную, чтобы поздороваться с моим отцом, всё-таки вежливость всегда была одним из его лучших качеств. Я заметила, как напряглось его лицо, когда он увидел среди присутствующих Волкова.

– Мне пора, – сухо проговорил Власов, глядя на папу, – желаю хорошо встретить Новый год.

Отец лишь слегка кивнул ему в ответ, а я была готова поклясться, что в этот момент он мысленно выпускал всю обойму своего оружия прямо в центр груди Марка, настолько его взгляд был наполнен яростью.

– Я тебя провожу, папочка! – вскрикнула дочь, но я остановила её.

– Детка, нам с папой нужно поговорить, попрощайся с ним здесь.

Катя послушно обняла Марка, а он крепко поцеловал её, обещав, что скоро они снова увидятся.

Когда мы остались наедине, оказавшись у входной двери, Марк буквально прошипел, буравя меня гневным взглядом:

– Какого чёрта этот Волков крутится возле моей дочери и даёт ей отвратительные прозвища? Что это ещё за Каток? Она и меня просит так её называть!

Я почти ощущала кожей излучаемую Власовым ненависть к Серёже и злость на меня. Пытаясь не лопнуть от переизбытка возмущения, растущего в моём сознании и грозящегося всё-таки вырваться наружу потоками отборной брани, я ровным тоном, насколько хватило моих стараний, ответила, глядя прямо в его глаза:

– Серёжа – друг моей семьи, в состав которой ты уже не входишь, и заметь, по своей собственной инициативе. Так что засунь свои претензии куда подальше и не лезь в нашу жизнь!

Я наблюдала, как Марк борется сам с собой, и эта борьба явно отражалась на его красивом лице. Одна его часть, подчиняющаяся эмоциям, захлебывалась яростью, мечтая выплеснуть её мне в лицо, вторая же, подчиняющаяся здравому смыслу, пыталась успокоить первую под давлением обстоятельств и беспомощности в данной ситуации. В конце концов разум одержал верх над эмоциями, и Марк промолчал, каких бы титанических трудов ему это не стоило.

Я же, стараясь не выдать своих собственных чувств, продолжила ровным голосом:

– Ты рассказал ей?

– Она знает ровно столько, сколько ей нужно знать, – процедил он сквозь зубы. Его ноздри раздувались от шумно втягиваемого воздуха, а зеленые глаза, казалось, уже прожгли во мне сквозную дыру. Если бы человека можно было убить яростным взглядом, то я была бы уже мертва, однако я не собиралась так легко уступать ему в этом поединке.

– Это не тебе определять уровень её осведомлённости! – я разозлилась не на шутку и готова была сорваться на крик. – Что ж, я тебя предупреждала, если ты не сказал ей правду, она узнает её от меня и поверь, я не собираюсь смягчать всю гнусность твоего поступка в глазах дочери, подпитывая иллюзию твоей безупречности!

Какое-то время он продолжал сверлить меня насквозь своим уничтожающим взглядом, не произнося ни слова, а затем вдруг прошептал:

– Не думал, что человек может так кардинально измениться за несколько дней.

– Посмотри в зеркало, Власов, и ты найдёшь в его отражении подтверждение тому, что люди могут быстро меняться, причём далеко не в лучшую сторону!

Он последний раз окатил меня леденящим душу взглядом, холод которого, казалось, добрался до самого моего нутра, и вышел за порог, хлопнув дверью.

Глава 8

Следующие несколько дней прошли относительно спокойно, если не считать шумное празднование наступления Нового года населением Соснового Бора. Кто бы мог подумать, что этот невзрачный, тихий, нагоняющий тоску городишко может так измениться в главный праздник года. Люди улыбались друг другу на улицах, оживлённо беседовали, сыпали поздравлениями и пожеланиями счастья. Почти каждый дом напоминал сверкающую новогоднюю игрушку, и каждый хозяин украшал своё жилище так ярко и красочно, будто бы стремился выиграть несуществующий конкурс «Иллюминация года». Подъезды многоэтажек приветствовали прохожих стоящими возле них светящимися снеговиками и снегурочками, входные двери зазывали на огонёк традиционными еловыми венками, а окна, обрамлённые разноцветными гирляндами, дополняли картину волшебства.