Лиза весело улыбалась, встречая нас с Володей в холле, и, прежде чем наброситься на Соколова с поцелуями, многозначительно подмигнула мне, давая тем самым понять, что Вероника точно оказалась здесь благодаря её уловкам.

Как только я вошёл в гостиную и увидел Веронику, я понял, что она не в самом лучшем расположении духа. Это было странно, вновь видеть её здесь, в доме, который мы когда-то обставляли вместе в виде гостя, а не хозяйки. Но я нутром чувствовал, что Веронике неприятно здесь находиться. Мои догадки подтвердились, когда она при виде меня тут же засуетилась, собираясь домой. Я понимал причины её поведения – она не хотела меня видеть, в то время как я не мог оторвать от неё свой взгляд, чувствуя, что если она сейчас уйдёт, я снова превращусь в ходячего мертвеца, не способного на полноценную жизнь.

Когда же я услышал, что ей необходим транспорт, чтобы добраться домой, я тут же предложил свою помощь, моля Бога, чтобы Вероника согласилась и я побыл живым ещё хотя бы несколько часов. Я чуть было не выдал всю свою радость глупой улыбкой, когда Вероника сказала «да».

Всеми силами я старался держать себя в руках, находясь в столь замкнутом пространстве автомобиля наедине со своей бывшей женой, ощущая себя вновь воосемнадцатилетним подростком, подвозящим Веронику домой после занятий в школе. Однако она была расстроена, и я предпринял попытку выяснить, чем именно, на что получил холодный и вполне отрезвляющий ответ, который в одно мгновение указал мне моё место в её жизни.

Я был открыт для неё в тот момент, открыт и уязвим, я чувствовал непреодолимую потребность быть откровенным с ней, потому что уже не оставалось сил скрывать свои истинные чувства. Нет, я не собирался вымаливать прощения и кричать слова любви – это было бы глупо только потому, что никакие мои слова не будут выглядеть хоть сколько-нибудь правдиво потому, что я настолько подорвал доверие этой женщины, что сам бы себе не поверил. Я лишь осторожно прощупывал почву, пытаясь понять, насколько она довольна жизнью, насколько она счастлива с Волковым, потому что я начал слегка сомневаться в этом после его визита в мой офис.

Ей лишь стоило сказать что-то про неидеальность её личной жизни, что-то, ничего не значащее для неё, но повернувшее в моём сознании видение её будущего на сто восемьдесят градусов. В одно мгновение непроглядный тоннель мрака и вечной тьмы, в который я сам себя заточил своими поступками, озарился ярким светом надежды. Я наконец-то поймал тот самый знак от Вероники, ту самую зацепку, тот самый почти незримый сигнал того, что я могу бороться за неё. Я словно ощутил, как с меня спали пятитонные оковы, сдерживающие все мои малейшие поползновения в сторону жизни Вероники, оковы, напоминающие о счастье моей бывшей жены и пугающие меня возможностью разрушения этого счастья.

Возможно, это выглядело глупо, но для меня этой короткой фразы было достаточно, чтобы понять – я в игре, причём, не просто в игре – я полноценный участник борьбы за свою любовь, счастье Вероники и своё собственное счастье. Этого почти незримого намёка хватило с лихвой, чтобы вдохнуть в меня жизнь вместе с надеждой. Я смотрел на свою бывшую жену и чувствовал, что она не лжёт, чувствовал, что она не просто так сказала это, чувствовал, что та связь, которая когда-то существовала между нами, теперь снова мелькает едва заметными, полупрозрачными серебряными нитями и что в моих руках – не дать им порваться окончательно.

Мы не обмолвились ни единым словом, но я чувствовал напряжение между нами, напряжение, от которого не веет только ледяным холодом, это было совсем другое напряжение, теплое, заставляющее воздух в машине наэлектризоваться почти до осязаемого треска. Мне уже было не важно, что скажет Вероника, я чувствовал прилив сил, настолько мощный, что готов был горы свернуть ради неё. Теперь, когда я уже получил ту зацепку, я не собирался расставаться со своими намерениями попытаться вновь завоевать Веронику. Теперь, когда я снова имел право на попытку вмешаться в её судьбу, я не собирался просто так сдаваться, пусть даже Вероника возьмёт свои слова обратно. Я слишком сильно хотел услышать то, что услышал, слишком долго ждал и слишком отчаянно мечтал получить этот шанс.

Моя бывшая жена всеми силами старалась вести себя отстранённо и холодно, но я уже кожей ощущал, что она притворяется. Когда я настолько осмелел, что впервые за всё последнее время позволил обхватить прохладные пальцы Вероники своими, я чётко ощутил, насколько сильно нас тянет друг к другу. Моей радости не было предела, когда я понял, что не до конца ещё уничтожил те когда-то сильные чувства Вероники ко мне своим ужасным поведением, что эти чувства ещё теплятся в её разбитом мною сердце, а значит, я мог всё исправить, стоило только найти правильный поток ветра, подобрать нужную силу его движения, чтобы распалить эти едва тлеющие угольки её чувств.

Вероника долго не могла открыть дверь, а я всё это время пытался считать её эмоции. Она тихо попрощалась, а я всё никак не мог отделаться от ощущения какой-то недосказанности. Мало того, я буквально чувствовал необходимость вытащить Веронику на более откровенный разговор, но я на самом деле боялся торопиться, боялся спугнуть так неожиданно замаячивший перед глазами солнечный блик возможного счастья.

Мне казалось, что Вероника хочет того же, что и я, я буквально читал её желания в её неуверенных движениях, но когда она вошла в дом и не захлопнула дверь, мои страхи форсирования событий будто бы испарились. Я не знал наверняка, специально она оставила дверь приоткрытой или нечаянно, по своей неуклюжести, но это уже было не важно – я чувствовал, что никто уже не сможет помешать мне войти вслед за ней.

Честно признаться, я ни на что не надеялся, это было бы чересчур самонадеянно и слишком неправдоподобно, но я подчинился внутреннему чутью и интуиции, потому что чувствовал, что Вероника ждёт от меня именно этих действий. Я медленно вошёл в полумрак дома и по памяти прошёл в гостиную, в которой тут же увидел её, застывшую у комода и освещаемую лишь лунным светом. Моё сердце остановилось, когда я понял – она ждёт меня. Мой разум пытался задавать нелепые вопросы, зачем ей это, но моё сердце закрывалось от разума в ту секунду, потому что я мог только чувствовать Веронику.

Я приблизился к ней настолько, что ощущал запах её шампуня, от которого сердце защемило с новой силой – настолько сильны были воспоминания, связанные с этим ароматом. У меня сводило пальцы от желания прикоснуться к этим шелковистым волосам, ощутить их мягкость, вдохнуть их запах. В то мгновение я был сам не свой, словно попал в волшебный сон. Не чувствуя себя, я смело дотронулся до волос моей Вероники, плавно проведя по ним пальцами, осторожно заложил мягкие пряди за левое плечо, оголяя нежный участок кожи на тонкой шее.

Я почти не дышал, ожидая её вердикта, но Вероника молчала. Она не отбросила мою руку, не оттолкнула меня и не послала куда подальше, она просто стояла неподвижно, будто впитывая мои прикосновения, что придало мне ещё больше уверенности. Оставив на её шее легкий поцелуй, я произнёс вслух мои предположения.

Вероника резко повернулась ко мне лицом, произнесла что-то, хотя я уже не осознавал, что именно. Я чувствовал лишь одно – электричество, проносящееся между нами. Я не мог оторвать взгляд от её приоткрытых губ, до боли желая снова попробовать их на вкус. Однако я ждал ещё одного знака, и Вероника дала его мне, остановив свой собственный взгляд на моих губах.

Всё моё существо словно сошло с ума, когда я, не помня себя, запустил пальцы в её волосы с одной единственной целью – притянуть к себе и впитать её вкус. Мой разум не мог поверить в происходящее, тогда как тело наполнялось неимоверной энергией от осознания того, что Вероника отвечает на поцелуй. Мне трудно описать словами весь тот вихрь эмоций, который в одну секунду зародился в моей душе – настолько счастлив я был в тот момент.

Стоя там, в тёмной гостиной, я уже точно знал, что не отпущу её, только не теперь, когда она дала мне надежду, когда показала, что я всё ещё способен вызывать в ней какие-то эмоции. Это было подарком судьбы, настолько неожиданным, насколько приятным, можно даже сказать решающим в моей жизни. Судьба, которая проучила меня с лихвой, показала, как нельзя жить, научила жить правильно, которая только и делала, что тыкала меня мордой в мои же гнусные поступки, теперь так резко поменяла своё отношение ко мне, будто бы откупаясь за всю ту боль, которую я заслуженно переживал.

Не успел я до конца поверить своему счастью, как раздался противный звонок телефонного сигнала, который моментально разрушил всё то волшебство, происходящее между мной и Вероникой. Моя бывшая жена будто бы очнулась от гипноза, уверенно оттолкнув меня, чтобы взять телефон.

Стоило ожидать, что она выгонит меня, грубо и холодно, но меня это уже не настолько сильно трогало. Я чувствовал Веронику, чувствовал её сомнения, чувствовал её тягу ко мне, чувствовал, что ещё не всё потеряно, а значит, я буду бороться до последнего. Теперь я был уверен: Вероника больше играет холодность и неприязнь, чем чувствует это на самом деле. Теперь, когда я уже снова узнал, что такое целовать по-настоящему любимую женщину, что такое – чувствовать её отдачу, ощущать, как радость заполняет тебя до предела – я уже не мог отступить, что бы Вероника ни говорила, что бы она ни чувствовала к Волкову – меня уже было трудно переубедить.

Она дала мне сигнал к действиям, настолько очевидный, что только идиот не заметил бы его, посчитав ошибкой. Так не чувствуют, когда ошибаются, так не отдаются ощущениям, так не сливаются в единое целое только по одной нечаянной оплошности – это пусть Вероника говорит кому угодно, но только не мне. Я знал, что могу всё исправить, но я также был уверен, что это будет нелегко и потребует полной самоотдачи и жертвенности с моей стороны. Однако всё это казалось мне настолько мелким по сравнению с тем, что я мог получить – привязанность любимой женщины, без которой я не мыслил нормального существования.