— У вас он занял деньги! — воскликнула Клара. — К чему же говорил он мне, что намерен вручить вам 20000 фунтов?

— Он говорил вам неправду; он потерял все свое состояние во внешних спекуляциях и только с помощью занятых у меня денег ему было возможно отправиться в путь для новых предприятий. Но я не требую, Клара, чтобы вы мне верили на слово; у меня есть бумаги за подписью вашего мужа, которые я не замедлю представить вам.

— О, Боже! — воскликнула несчастная женщина, — Гарлей ваш должник! Должник последнего человека, к которому он должен был обратиться!

— И в самом деле, — ответил банкир, — это довольно странно, не правда ли, Клара, даже очень странно?

Устремив неподвижные глаз на банкира, Клара думала молча о последних минутах, пробытых ею с мужем, и вспомнила каждое его слово. Возможно ли было, чтоб он обманул ее насчет настоящего положения дел своих?

— Покажите мне подпись Гарлея Вестфорда, — сказала она, — иначе я вам не верю!

— Не к чему торопиться узнавать неизбежное, — возразил банкир, — а вспомним лучше прошлое. Теперь, когда после двадцатилетнего перемирия снова начинается сражение и на этот раз сражение на жизнь и на смерть!

— О, нет, нет! — воскликнула жена капитана, умоляющим голосом, — оставьте прошлое!

— Я хочу только показать вам, как хороша моя память, и потому позвольте мне рассказать вам всю историю нашего знакомства. Ответа не было. Мистрисс Вестфорд опять отвернулась от Руперта Гудвина и закрыла лицо обеими руками, как будто не желая ничего более ни слышать, ни видеть; но банкир, несмотря на то, начал говорить: — Двадцать лет прошло с той осени, которую я провел в приморском городке, славившемся тогда своими целительными водами. Все, что было нарядного, знатного и принадлежащего к аристократии, назначало там свидание во время сезона. В среде всех этих людей высшего происхождения я, однако ж, не был неизвестным человеком; слава богатства отца моего сопровождала меня. Я тогда кончил свое образование в столичных городах и мог назваться, в полном смысле этого слова, светским человеком. Много красивых женщин посетили тогда этот приморский городок, но прекраснее всех их была дочь сэра Джона Понсонби, богатство барона из Иоркшира. В театре, на балу ли, на прогулке, в библиотеке ли — везде встречал я ее в обществе старика отца. Я влюбился в нее безумною, дикою страстью и решился жениться на ней.

Клара Вестфорд открыла лицо свое и посмотрела на банкира с презрительною улыбкой.

— О! Я понимаю смысл этой улыбки, Клара, — сказал Руперт Гудвин, — я требовал невозможного, не правда ли, когда решился назвать эту девушку моею? Но вспомните, что эта девушка сама подала к этому повод; она своими ласковыми и нежными улыбками довела меня до этого решения. Ее окружала толпа поклонников, — но меня она предпочитала всем им; в разговоре со мною она, видимо, находила более удовольствия, чем с кем-либо другим.

— Это была просто слабая девушка, — ответила Клара, — но она не имела никаких дурных намерений!

— Она не имела дурных намерений, — повторил банкир, — но она питала страсть мою. И когда я пришел к ней, полон надежды найти сочувствие, она посмотрела на меня холодным взором и отвечала мне, что она уже обещалась другому. — Банкир замолчал; но минуту спустя он продолжал дрожащим от волнения голосом: — Я был не таков, Клара Вестфорд, чтоб спокойно прослушать подобный ответ. Я не принадлежу к числу тех слабых созданий, которые могут прощать и забывать. Я тогда оставил Клару Понсонби с бурею в сердце. В ту ночь я поклялся себе отомстить за унижение, я клялся, что Клара Понсонби рано ли, поздно ли будет моею. На следующее утро я увиделся с нею и познакомил ее с моею клятвой; но она происходила от гордых предков и ответила мне с привычною надменностью. Шесть месяцев продолжалось сражение; шесть месяцев мы молча вели дойну. Везде, где показывалась Клара Понсонби, видели и меня в ее обществе; я ее преследовал всюду. Отец (ее любил меня и доверял мне, — она не могла выключить меня из его общества, не признавшись ему в любви к человеку, который по своему положению в свете стоял гораздо ниже ее и которому отец ее отказал бы наотрез в ее руке. Клара молчала, и как ни было ей неприятно мое общество, она была принуждена сносить его. В театре я стоял за ее креслом, на прогулке я верхом сопровождал ее карету. У меня было много друзей, которые всячески старались услуживать мне. Простая шутка с моей стороны, легкое пожатие плечами — и хорошая репутация Клары Понсонби была запятнана еще до окончания сезона. Подозрительные слухи дошли и до ее отца, и слабый старик, поверив им, выгнал ее из дому, запретив ей являться на глаза. Тогда я думал восторжествовать, — продолжал Руперт Гудвин, — опозоренною, изгнанною, какою она была тогда, я надеялся ее (увидеть в прекрасном жилище, которое я ей приготовил. Страстные письма мои говорили, что я готов принять ее с открытыми объятиями. Агенты мои наблюдали за нею, когда она оставила дом отца своего; но я тогда ошибся, она направила шаги свои не в мой дом. Она поехала в Сутгамптон, откуда вскоре и отправилась в Мальту, и месяц спустя я уже прочел в газетах объявление о ее бракосочетании с Гарлеем Вестфордом, капитаном торгового корабля «The Adventurer». В Мальте она соединилась с человеком, которому дала давно слово. Далеко от круга, в котором она жила до того, проводила она теперь свою жизнь, и скандальные слухи, изгнавшие ее из родительского дома, до нее уже больше не достигали. Этим кончилось первое действие. Три месяца тому назад началось второе — появлением Гарлея Вестфорда, вашего мужа, по милости которого вы меня обидели, — в моей конторе в Ломбартстрит.

Клара Вестфорд внезапно поднялась и обратилась к банкиру с движением, полным гордости: — Оставьте этот дом, — сказала она, указывая ему на дверь, — ваша присутствие в нем неуместно! Двадцать лет тому назад, когда вы мне навязывали ваше общество, мы были в доме моего отца, где я не имела власти выгнать вас, но этот дом, Руперт Гудвин, принадлежит мне, и я приказываю вам сию же минуту оставить его и не переступать более его порога!

— Это жестокие слова, Клара, но тем не менее я не могу не повиноваться им. Я ухожу, но только не надолго. Настанет день, когда я буду иметь большее право войти сюда. Но прежде чем, оставлю вас, позвольте обратить ваше внимание на один параграф этой газеты, который может иметь для вас некоторый интерес. — Руперт Гудвин подал мистрисс Вестфорд газету, в которой было обозначено одно место; оно гласило: «Председатели Лойда начинают беспокоиться об «участи корабля «Лили Кин», который 27-го нюня этого года отправился в Китай и о котором до сих пор нет нигде никаких известий».

Пронзительный крик вырвался из груди Клары Вестфорд, и она без чувств упала на пол.

— Не прав ли я был, Клара, — сказал банкир, с злобною улыбкой взглянув на ее безжизненное тело, — не прав ли я был, сказав, что началось второе действие драмы!


ГЛАВА VII


Руперт Гудвин нагнулся к несчастной Кларе Вестфорд и положил руку на грудь ее. «Совершенно без памяти, — сказал он; — сердце бьется, но чрезвычайно тихо. Случая более благоприятного быть не может, сам ад содействует». Банкир поднялся и тихо прошел по комнате. Подле камина стоял письменный стол, а перед ним покойное кресло. Стол был замкнут, но ключ находился в замке. «Это, должно быть, его рабочий стол, — сказал банкир про себя, — и я, вероятно, найду здесь то, что мне надобно».

Он еще раз взглянул на бесчувственную Клару, потом осторожно поднял крышу стола. Глазам его представился ряд ящиков, наполненных разными пакетами, перевязанными одни красной, другие синей ленточкой. Он взял один из пакетов в руки, прочитав на нем надпись: «от мужа моего». — «Теперь посмотрим, как человек этот подписывает свое имя, — проговорил он, — может быть, он подписывает только одни начальные буквы, а мне необходимо, чтобы было выписано все имя». Он вынул одно письмо из пакета и развернул его. Письмо было длинное и подписано всем именем капитана Гарлея Вестфорда. «И здесь сам черт мне помогает», — сказал Руперт Гудвин, положив это письмо к себе в карман, а пакет возвратив опять в ящик и бросив еще взгляд на Клару Вестфорд, он поспешно оставил комнату. Выйдя в переднюю, Руперт Гудвин сильно дернул за звонок, на который прибежала девушка: — «Я старинный знакомый вашей госпожи, — сказал он девушке, — но, к несчастию, привез дурные вести. Мистрисс Вестфорд сделалось дурно, она лежит без памяти, поспешите к ней, да, кстати: скажите, как зовут вашего доктора и где он живет, я пришлю его». Девушка сказала ему адрес врача и, поблагодарив его за его попечение́, отправилась к госпоже своей. Между тем банкир оставил несчастный дом, спокойствие которого он нарушил столь преступным образом, и зайдя сперва к доктору, которого послал в виллу, он поспешил к гостинице, где ожидал его экипаж с грумом. Сев в него, он направился по дороге в Винчестер, откуда приехал тем же утром. По дороге он встретил маленький шарабан, которым правила молодая девушка. Рядом с нею сидел молодой человек. Молодая девушка была Виолетта Вестфорд. При виде ее банкир вздрогнул, как при появлении какого-нибудь привидения.

«Да, это, должно быть, ее дочь, — сказал он, смотря вслед экипажу, — она напоминает мне Клару Понсонби, когда я увидел ее в первый раз на лошади, сопровождаемую отцом своим».

Занятый такими мыслями, Руперт Гудвин приехал в Винчестер и остановился в одной из лучших гостиниц этого древнего города. Он нашел своего приказчика в номере, уже заранее приготовленном для его приезда. Яков Даниельсон сидел в глубоком раздумьи, облокотись на стол; перед ним стоял еще нетронутый графин с ромом. Когда вошел в комнату банкир, он медленно повернулся и посмотрел на него как человек, не верящий тому, что видит.

— Что с вами, Яков! — воскликнул Руперт Гудвин, — вы выглядите человеком, который едва мог оправиться от сильного испуга.