Элизабет Хойт - Тайна ее сердца

Сегодня он, как и всегда, остановился на мгновение в тени сада, прислушиваясь и присматриваясь, дабы убедиться, что путь свободен. Вокруг царила тишина. Только кот пробирался среди кустов, совершенно не подозревая о присутствии здесь человека. Годрик вздохнул и направился по узкой тропинке в сторону дома. Он осторожно толкнул дверь и вошел в кабинет. Затем огляделся по сторонам и только тогда вздохнул с облегчением. Ведь совсем недавно его ждал здесь неприятный сюрприз.

Сегодня огонь в камине не горел, и кабинет утопал в темноте. Годрик на ощупь пробрался к деревянной панели рядом с камином и легонько надавил на нее ладонью. Панель отъехала в сторону, и Годрик оказался в гардеробной. Он быстро освободился от костюма Призрака, а потом надел ночную сорочку, халат и домашние туфли.

Годрик желал поскорее оказаться в постели, ощущая ломоту во всем теле. День оказался невероятно долгим. Он до сих пор не знал, как долго Маргарет намеревалась оставаться в городе. Его сестра и карга с собачкой тоже ничего не говорили относительно продолжительности визита. И все же Годрик не мог отделаться от ощущения, что Маргарет задумала нечто большее. Неужели она хотела остаться в Лондоне подольше или даже — Боже упаси! — обосноваться здесь навсегда?

Оказавшись в спасительных стенах дома, Годрик совершенно забыл об осторожности и подвергся нападению, едва лишь переступил порог собственной спальни. Сильные руки обвили его шею, чье-то тело прижало к стене, а ладони сомкнулись на затылке. Годрик ощутил еле слышный аромат апельсина.

А потом Маргарет накрыла его губы в поцелуе.

Прежде всего Мэггс подумала о том, что Годрик очень крепкий. Гораздо крепче, чем она ожидала от мужчины его возраста. Словно все его мышцы обратились в камень в тот самый момент, когда она до него дотронулась. Его грудь, живот, руки и бедра словно одеревенели рядом с ее слишком мягким и податливым телом. Мэггс наклонила голову и приоткрыла рот, пробуя вкус вина на холодных губах мужа, и… ничего не произошло. Она испробовала все уловки, на которые была способна, хотя и не считала себя слишком искушенной в вопросах чувственных отношений между мужчиной и женщиной. И все равно Годрик казался вытесанным из камня.

С губ Мэггс сорвался вздох разочарования, и она слегка отстранилась, чтобы заглянуть мужу в лицо.

Только с ее стороны это было ошибкой.

Прозрачные, точно кристаллы, серые глаза Годрика были прищурены, губы крепко сжаты, а ноздри еле заметно подрагивали. В общем, приветливым выражение его лица никак нельзя было назвать.

— Маргарет, — процедил он сквозь зубы, — что вы делаете?

Мэггс поморщилась. Этот вопрос означал лишь одно: ее попытка соблазнения потерпела фиаско.

Ребенок. Ей необходимо помнить о своем желании.

Она улыбнулась, хотя и несколько напряженно.

— Я… я подумала, что сегодняшняя ночь очень подходит для того, чтобы познакомиться получше.

— Познакомиться. — Это слово, тяжелое и безжизненное, сорвалось с губ Годрика и упало между ними.

«Он никогда не любил рыбу». Мэггс набрала в грудь воздуха, чтобы все объяснить, но в этот самый момент Годрик взял ее за талию, приподнял и, отставив в сторону, прошел к камину.

Мэггс ошеломленно воззрилась на него. Она никогда не принадлежала к породе изящных и почти прозрачных девушек, питающихся лишь марципанами и клубникой. Мэггс была довольно высокой и обладала фигурой женщины, обожающей простую деревенскую еду. И все же муж — ее престарелый муж! — поднял ее совершенно без усилий. Точно новорожденного котенка.

Мэггс прищурилась и посмотрела на Годрика, разжигавшего дрова в камине, успевшем угаснуть, пока она его поджидала. Сегодня Годрик позабыл надеть ночной колпак, и Мэггс впервые увидела его коротко остриженные волосы. Они были темными — почти черными, — лишь на висках поблескивала седина.

— Сколько вам лет? — неожиданно для себя самой спросила Мэггс.

Годрик вздохнул, все еще пытаясь пробудить к жизни огонь в камине.

— Тридцать семь. Так что, боюсь, я уже не в том возрасте, чтобы получать удовольствие от подобных сюрпризов.

Он поднялся с колен и выпрямился. Сегодня он почему-то казался выше и шире в плечах. Без своего привычного седого парика и очков он казался… нет, не моложе, а скорее мужественнее.

Мэггс поежилась. Мужественность. Именно это качество ей всегда хотелось видеть в потенциальном отце своего ребенка.

Но в таком случае почему Годрик вдруг показался ей таким опасным?

Он указал рукой на одно из кресел подле камина.

— Прошу вас, садитесь.

Мэггс опустилась в кресло, чувствуя себя совсем так же, как в тот день, когда гувернантка застала ее за воровством засахаренного миндаля.

Годрик же облокотился о каминную полку и вопросительно вскинул бровь.

— Итак?

— Мы женаты уже два года, — начала Мэггс, сцепив руки на коленях и тут же расцепив. Она изо всех сил пыталась не выглядеть провинившейся ученицей, которую вызвал на ковер суровый учитель.

— Мне казалось, вы счастливы в Лорелвуд-Мэноре.

— Была. Да. Я… — Мэггс положила ладони на колени и покачала головой. — Нет. — Господи, как все это глупо. Пора перестать увиливать от ответа. — Нет. Я была довольна жизнью. Но не совсем счастлива.

Темные брови Годрика сошлись на переносице.

— Мне очень жаль.

Мэггс подалась вперед.

— Я ни в коем случае не виню вас в этом. Лорелвуд — чудесное место. Я люблю его сады, Верхний Хорнсфилд, соседей и вашу семью.

Годрик вскинул бровь.

— Но?..

— Но… но мне кое-чего не хватает. — Мэггс вскочила с кресла и принялась беспокойно ходить вокруг, не зная, как заставить Годрика понять. Однако в это самое мгновение она осознала, что приближается к кровати. Мэггс остановилась, резко развернулась и выпалила:

— Я хочу… отчаянно хочу… ребенка, Годрик!

С минуту Годрик просто смотрел на жену, как если бы вдруг лишился дара речи, а потом перевел взгляд на огонь. Его профиль с прямым носом и разлетающимися, точно крылья птицы, бровями четко выделялся на фоне огня, и Мэггс вдруг подумалось, что в таком ракурсе губы мужа кажутся такими мягкими… почти женскими.

Но это было не так.

— Понимаю.

Мэггс тряхнула головой и вновь принялась расхаживать по комнате.

— В самом деле? — Только не смотреть в сторону кровати. — Я была беременна, выходя за вас замуж. Я знаю, это неправильно, но я хотела этого ребенка — ребенка Роджера. Даже горюя о его смерти, я знала, ради чего жить. Ради того, что принадлежало только мне одной. — Мэггс остановилась возле простого грубого комода, на котором стояли тазик для умывания, кувшин с водой да маленькая тарелка. Мэггс протянула руку и взяла тарелку. — Ребенок. Мой ребенок.

— Желание стать матерью вполне естественно.

Голос Годрика звучал как-то отстраненно. Мэггс теряла его и не могла понять почему.

— Так и есть. Я хочу ребенка, Годрик. Я знаю, изначально мы так не договаривались. — Мэггс остановилась и горько рассмеялась. — Хотя, честно говоря, я не знаю, о чем вы там договаривались с Гриффином.

Годрик поднял голову. Выражение его лица оставалось совершенно непроницаемым.

— В самом деле? Разве Гриффин ничего вам не рассказал?

Мэггс отвела взгляд, чувствуя себя совершенно беззащитной. Она испытывала такой стыд, такое горе и разочарование, что не могла даже посмотреть брату в глаза. Она не расслышала и половины из того, что он ей говорил, а задавать вопросы было не в ее правилах. И с тех пор…

Только теперь Мэггс вдруг осознала, что избегала общения с любимым старшим братом на протяжении нескольких лет. Она закрыла глаза.

— Нет.

Голос Годрика зазвучал глуше:

— Дело в том, что эту сторону брака мы вообще не обсуждали.

Мэггс открыла глаза и теперь смотрела на этого незнакомца, волею судьбы ставшего ее мужем. Неужели это действительно не обсуждалось? Запоздало — очень запоздало — Мэггс задумалась, почему Годрик вообще согласился на ней жениться. В то время, когда это случилось, она была слишком убита горем и боялась родить ребенка без мужа. У нее хватило сил лишь на то, чтобы следовать указаниям Гриффина. Но теперь она впервые за все это время задумалась, почему Годрик согласился. Если бы ее ребенок выжил, он не признал бы его своим наследником. Неужели его совсем не волновало то обстоятельство, что он поселит в своем древнем фамильном доме незаконнорожденного? Решающую роль могли сыграть деньги. Семейство Рединг вполне могло оплатить молчание Годрика относительно происхождения ребенка Мэггс. Однако Мэггс знала, что Годрик и сам не бедствует. Помимо Лорелвуд-Мэнора с прилегающими к нему обширными землями, он владел недвижимостью в Оксфорде и Эссексе. И несмотря на то что Сент-Хаус пребывал не в лучшем состоянии в день ее приезда, Годрик, не моргнув глазом, согласился выплатить необходимую сумму на ремонт дома и наем целого штата слуг. При этом разговор о деньгах не только не обеспокоил его, а, судя по всему, показался скучным.

Мэггс посмотрела на свои пальцы, бесцельно теребящие маленькую тарелочку, взятую с комода. Дружба с ее братом также не могла стать причиной согласия Годрика. Никогда, вплоть до того самого дня, когда Мэггс узнала о своем замужестве, он не упоминал имени Годрика Сент-Джона.