Но если деньги и дружба тут ни при чем, почему он согласился?

— Маргарет.

Мэггс подняла глаза и поняла, что Годрик за ней наблюдает. Он не отрывал от нее взгляда, когда взял из ее рук тарелку.

— Вам ведь известно, что я уже был женат?

Мэггс сглотнула. История о Кларе Сент-Джон, ее смертельной болезни и глубокой преданности ее мужа была широко известна в аристократических кругах Лондона.

— Да.

Годрик наклонил голову, отвернулся и направился к комоду. Он поставил тарелку именно на то место, где она стояла прежде, и продолжал стоять так, повернувшись спиной к Мэггс и сжимая край тарелки в длинных красивых пальцах.

— Я очень любил Клару. Как вам, должно быть, известно, наши поместья в Чешире находятся по соседству. Девичья фамилия Клары — Гамильтон. Ее брат с семьей и по сей день живет в родовом поместье.

Мэггс кивнула. Она встречала мистера и миссис Гамильтон на одном из обедов, хотя до сего момента ей не приходило в голову уловить какую-то связь между ними и Кларой Сент-Джон. Гамильтоны слыли весьма уважаемым и зажиточным семейством.

— Я знал ее всю жизнь, — продолжал Годрик, в голосе которого сквозила невыносимая боль, — хотя и не замечал до тех пор, пока не вернулся домой из университета. Меня пригласили на званый вечер, а она была там со своими друзьями. Ее голубое платье подчеркивало цвет волос. Мне хватило одного взгляда на нее, чтобы понять: с этой женщиной я хочу прожить до конца дней.

Годрик замолчал. Теперь тишину нарушало лишь потрескивание огня в камине, словно сожалеющего о том, что мечтам Годрика не суждено было сбыться.

Мэггс знала это чувство потери и безумной любви.

— Годрик…

Годрик отпустил тарелку, и его пальцы сжались в кулаки.

— Просто… позвольте мне закончить.

Мэггс кивнула, хотя Годрик и не мог этого видеть.

Она заметила, как поднялись и упали его плечи, когда он тяжело вздохнул:

— Когда она заболела, я начал молиться Богу. Умолял его помочь. Я готов был на все, лишь бы только она не чувствовала боли. Если бы в тот момент мне на пути повстречался дьявол, я с радостью продал бы ему свою душу и жизнь в обмен на ее здоровье.

Мэггс хотела что-то сказать, но Годрик обернулся, все еще не поднимая глаз.

Господи, как изменилось его лицо! Было ощущение, что на нем навечно отпечаталась боль от потери любимой.

Единственная слеза скатилась по его гладко выбритой щеке, а потом лицо приняло привычное выражение.

— Я согласился воплотить в жизнь сумасшедший план Гриффина, — процедил он, — лишь потому, что был уверен: вы никогда не заинтересуетесь мной и этим браком.

— Но… — начала Мэггс и осеклась, ибо внезапно поняла, чем все это закончится. Она сделала шаг вперед, протянула к Годрику руки, но ее пальцы схватили лишь воздух.

— Нет, — мрачно и решительно произнес он. — Я не был ни с одной женщиной с момента смерти Клары и не собираюсь изменять своим принципам. Я знаю, что такое настоящая любовь. Все иное будет лишь жалкой пародией. Поэтому, Маргарет, мне очень жаль, но я не стану спать с вами, чтобы вы обрели столь желанного ребенка.


Годрик долго смотрел на закрытую дверь, разделявшую их с Маргарет спальни. Он задвинул щеколду, прекрасно понимая, что тем самым еще сильнее обижает жену.

Он провел руками по голове, и коротко стриженные волосы защекотали ладони. Господи! Да разве мог он догадаться, с какой целью Маргарет приехала в Лондон? Годрик поморщился, вспомнив выражение боли на ее лице после того, как он отверг ее предложение.

— Проклятие, — еле слышно пробормотал он и подошел к маленькому столику у стены, чтобы налить вина.

Годрик отхлебнул терпкого напитка и вздохнул. Почему Маргарет вдруг решила выдвинуть такие требования? Он ведь считал, что она прекрасно и счастливо живет в его загородном поместье.

Взгляд Годрика перекочевал на комод. Он допил остатки вина и подошел ближе. Ключ от самого верхнего ящика висел на серебряной цепочке у него на шее. Он доверил Моулдеру свою жизнь, но не то, что хранилось в этом ящике. Старое дерево протестующе заскрипело, когда Годрик отпер и выдвинул ящик. Он втянул носом воздух и заглянул внутрь. Вот они — письма Клары, аккуратно перевязанные черной ленточкой. Они с Кларой редко расставались после свадьбы, поэтому стопка получилась очень тоненькой. Рядом с письмами стояла покрытая эмалью шкатулка, в которой Годрик хранил два локона. Один — темно-каштановый с золотистыми прожилками — был подарен ему, когда они с Кларой только начали встречаться. Второй же — седой и хрупкий — был срезан перед самыми похоронами.

Годрик коснулся виска. С годами он тоже поседел в отличие от своей слишком рано умершей жены. Они с Кларой должны были стареть вместе, идя рука об руку по жизни, связанные воедино крепкой любовью и искренней дружбой.

И вот теперь Клара в могиле, а он влачит безрадостное, совершенно непохожее на жизнь существование.

Существование, прочно связанное теперь с Маргарет.

В другом углу ящика прямо под пальцами Годрика оказалась еще одна, не столь опрятная стопка писем. Годрик помедлил, а потом взял одно письмо и развернул. Лист бумаги был исписан вдоль и поперек. Маргарет писала крупно и размашисто, словно рука не поспевала за потоком ее мыслей. Годрик поднес письмо к глазам и начал читать.


«18 сентября 1739 года.

Дорогой Годрик!

Вы, конечно, можете мне не поверить, но популяция кошек, проживающих у нас на конюшне в Лорелвуде растет с устрашающей скоростью! Обе наши кошки — полосатая серая и черно-рыже-белая — принесли этой весной потомство. А потом эта пятнистая негодница вновь забеременела. И вот теперь, когда бы я ни пришла навестить Минерву (надеюсь, вы помните маленькую гнедую кобылу, что я купила у сквайра Томпсона?), меня преследует целая армия кошек. Черных, серых, полосатых, пятнистых. И все как одна самки, как заверил меня наш хромой конюх Тоби. Так вот, все они заглядывают мне в глаза и поднимают хвосты трубой. Тоби говорит, я должна перестать подкармливать их остатками трапезы. Только я вас спрашиваю: разве это гуманно? Кроме того, они уже привыкли получать лакомство…»


Годрик перевернул письмо и продолжил чтение.


«…и если я сейчас перестану их угощать, они невзлюбят меня и отправятся на мои поиски в дом!

Кстати сказать, Сара совсем выздоровела и больше не говорит в нос, о чем я очень жалею (я имею в виду ее голос, а не выздоровление). Она больше не говорит так забавно, как прежде. Ведь страдая от насморка, она разговаривала, точно престарелый сварливый дядюшка, хотя у меня дядюшки нет и я не знаю, как бы звучал его голос.

Вы помните про дырявый потолок в умывальной? На прошлой неделе случился жуткий ливень. И что вы думаете? Потолок провалился и ужасно напугал нашу кухарку (Даньелз рассказала мне об этом). Он рухнул посреди ночи, а она, должно быть, подумала, что случилось Второе пришествие. Она очень религиозна, наша кухарка. Все об этом говорят. В общем, несчастная молилась весь остаток ночи, а в результате мы получили на завтрак печенье. Кухарка сказала, что в том нет ее вины. Ведь она ждала, что мертвецы восстанут из могил, а поутру встретила лишь старого дворецкого Батлфилда. Хотя, знаете, Сара сказала, будто старика Батлфилда очень легко принять за мертвеца.

Тьфу ты! Бумага закончилась. Так что на этом я откланиваюсь.

Искренне ваша, Мэггс».


Очень типичное для нее послание: сумбурное, остроумное, полное жизни.

Годрик аккуратно сложил письмо и положил его назад к остальным. Он не мог предать Клару и память об их любви, но факт оставался фактом: он лгал Маргарет. Правда же состояла в том, что ее объятия не оставили его равнодушным. Поцелуй Маргарет был настолько типичен для нее: спонтанный, безрассудный, наивный и поэтому невероятно чувственный.

Она что-то пробудила в глубине его души и заставила зашевелиться, как если бы Годрик все еще жил и связывал с этой жизнью какие-то надежды.

Годрик задвинул ящик и тщательно запер его на ключ, прежде чем снять халат и ночную сорочку. Он задул свечи, нырнул обнаженным в холодную постель, перевернулся на бок и уставился на затухающий в камине огонь.

Не важно, насколько соблазнительным могло показаться предложение Маргарет, оно было всего лишь иллюзией.

Ибо Годрик умер в ту самую ночь, когда Клара испустила последний вздох.


— Это дерево умерло, миледи, — с абсолютной уверенностью заключил на следующее утро садовник Хиггинз и для пущей убедительности сплюнул на гнилую листву, устилающую землю сада Сент-Хауса. Вернее, того, что от него осталось.

Мэггс внимательно посмотрела на дерево. Ничего более уродливого она еще не встречала в жизни. Когда-то эта яблоня плодоносила, однако за годы забвения тяжелые нижние ветви искривились и переплелись между собой. И в то же время на стволе виднелись тоненькие, точно ниточки, побеги. Точно такие же побеги во множестве роились возле его основания.

— Может быть, оно еще живо, — неуверенно возразила Мэггс. — Просто весна выдалась очень холодной.

Хиггинз лишь что-то пробурчал в ответ.

Дерево росло в самом центре сада. Без него здесь будет пусто и неуютно.

Мэггс взялась за ветку и нагнула ее. Когда же ветка с хрустом отломилась, Мэггс внимательно оглядела сердцевину. Коричневая. Похоже, яблоня действительно засохла.

Поморщившись, Мэггс отбросила ветку в сторону. Как же она устала от мертвецов. Устала от одного человека, отказывающегося помочь ей породить новую жизнь. Что ж, если она не уговорила Годрика разделить с ней постель — пока не уговорила, — придется пока чем-то себя занять.

— Отрубите все эти побеги, — приказала она Хиггинзу, не обращая внимания на его протестующее покашливание, а затем указала на засохшее ползучее растение, обвившееся вокруг ствола дерева. — И это тоже отрубите.