В скором времени в дом боярина Григорьева действительно пожаловали сваты. Справив всё по обычаю и по чести, гости удалились, а отец взял на обдумывание предложения положенную обычаем многозначительную паузу. Не гоже родителю вот так сразу соглашаться на свадьбу, лицо надо достойно держать. Замуж дочку отдать – дело серьёзное, следует и значимость свою показать.

Оленька, с волнением ожидая ответа отца, посылала возлюбленному тайные записочки, а Тихон Иванович тем временем, не торопясь, пересчитывал приданое. Не жалел ничего для единственной доченьки боярин: ни казны богатой, ни шуб собольих, ни камней самоцветных, и вотчину за девушкой давал и охотничьи угодья обширные. Так что приданое Оленьки даже для царской невесты было бы вполне подходящим…

Глава 9

Освежающий ветерок впорхнул в окно, трепетно прикоснулся к выбившимся из косы Таяны локонам и, заинтересовавшись разложенными на столе разноцветными нитями, попытался их перепутать. Не обращая внимания на шалости невидимого проказника, занятые рукоделием подруги неспешно переговаривались, но тут раздался цокот копыт, и громкие мужские голоса заставили подружек с любопытством переглянуться. Желая узнать, кто пожаловал в дом, они оторвались от дела и, одновременно поднявшись со скамьи, подошли к окну.

Двое всадников, сияя на солнце доспехами, неторопливо шагали по мощёному деревом двору. Один из гостей, легко спрыгнув с коня, направился к крыльцу, но неожиданно остановившись, озабоченно огляделся и пронзительно свистнул. Буквально через мгновенье в ворота влетел здоровый лохматый пёс. Разглядывая его, Таяна насторожилась: он как две капли воды походил на Грома. Сердце девушки судорожно сжалось, и на какое-то мгновение у неё даже перехватило дыхание. Более внимательно взглянув на воина, она мелко задрожала и, боясь привлечь к себе внимание, отшатнулась от окна.

– Надо же! Евсей Левашов пожаловал! – не сводя с гостей глаз, воскликнула Оленька. – Пойду, встречу родственничка, – заспешила боярышня и, заметив замешательство Таяны, вскинула брови. – Ты чего? Пойдём!

– Нет, я не пойду, – протестующе тряхнула головой девушка.

– Почему? – не понимала подруга.

– Да зачем? – опустила глаза Таяна. – Ты ему сестрица, пусть и троюродная, а я кто?

– Ну как же! Ты Евсея похоронить не позволила и выходила.

– Ну и что с того? Он, наверное, уж и думать обо мне забыл.

– А ежели нет? Как вспомнит и спросит о тебе?

– Скажи, что в лес ушла. С Пелагеей.

– Да что ты, в самом деле? – нахмурилась Оленька.

– Стыдно мне, – вдруг призналась Таяна и рассказала о своём прощании с Евсеем. – Как вспомнит, какие слёзы я из-за его свадьбы проливала, смеяться будет, – покраснела она.

Оленька растеряно захлопала ресницами, но настаивать больше не стала и выбежала за дверь. Оставшись одна, Таяна украдкой рассматривала княжича. Он передал коня холопу и, разговаривая с Прохором, на окошки не заглядывался. Евсей возмужал, раздался в плечах, отрастил окладистую бороду, взгляд молодого князя сделался уверенным и властным, а осанка приобрела некоторое величие.

Таяна искренне верила, что её детские фантазии забылись. Вроде последние годы и не вспоминала она о Левашове особо, даже казалось, что Стёпка нравился ей, но лишь взглянув на Евсея, девушка поняла, насколько она ошибалась. Душа до краёв тут же заполнилась томительной тоской, а сердечко перепуганной птицей взвилось в бесполезной попытке вырваться на волю. «Может, это просто давнишнее воспоминание? – прислушиваясь к гулкому биению в груди, попыталась успокоить себя Таяна. – Тогда мне было одиноко и страшно, а он позаботился обо мне и дал частичку тепла, вот и привязалась я к нему?» Но сколько не искала бедняжка объяснения своему смятению, её сердце не унималось, а, продолжая метаться, заставляло щёки полыхать огнём.

Навстречу гостям вышел сам Тихон Иванович и, в приветствии поклонившись, провёл мужчин в дом. Девушка в бессилии опустилась на скамью и, приложив руку к груди, старалась сдержать волнение. Всё тело пронзило щемящей, но в то же время мучительно сладкой тревогой, и это наваждение было столь невыносимым, что хотелось зажмуриться и заплакать, лишь бы выдавить его из себя. «Ну зачем он приехал? – простонало сердце, и Таяна тяжело вздохнула.

Между тем боярин провёл гостей в трапезную и наказал юной хозяйке вынести хлеб да соль. Оленька, по обычаю поклонившись, предложила откушать, и Евсей, взглянув на девушку, улыбнулся. Сохраняя полагающееся приличие, боярышня старательно «опускала очи долу», но искорки озорства так и скакали в её глазах.

– Смотри, какая выросла! И не узнать! Невеста…. Наверное, женихов не счесть?! – подмигнул хозяину Левашов.

Боярышня смущённо улыбнулась, а Тихон Иванович ответил:

– Да, сватов нам уж засылали… – довольно хмыкнул он и уточнил: – Боярин Коробов просит мою Оленьку за сына своего отдать. Как думаешь, Евсей Фёдорович, согласиться? – лукаво поглядывая на дочь, спросил отец.

– А зачем же отказываться? – заметив покрасневшие щёки девушки, улыбнулся Евсей. – Жених завидный, и семья достойная… Похоже, и Ольга Тихоновна совсем не против такого замужества.

– Ну, думаю, так и сделаю, – довольно крякнул Тихон Иванович, и девушка, не в силах скрыть радости, лучезарно засияла. Отец больше не стал испытывать любопытство дочери и гостей. – А свадьбу осенью справим, – пообещал он.

– Вот и хорошо, – порадовался Евсей. – К тому времени и я, глядишь, вернусь из похода. Будет возможность за здоровье молодых чарочку испить.

– Ну что ж, до свадебного пира ещё далеко, а пока, гости дорогие, откушайте, чем бог послал, не побрезгуйте, – указал хозяин на стол, успевший к тому времени обрасти яствами. Усаживаясь на скамью, боярин поинтересовался: – И кого теперь гоняете, служивые?

– Есть кого… – хмыкнул Прохор Долматов.

– Да бог с ними, с делами, – вступил в разговор княжич и неожиданно спросил: – Ты лучше скажи, Тихон Иванович, девчонку я у тебя оставлял, Таяну, как она?

– А чего с ней станется… Здесь она, при Оленьке моей живёт.

– Что ж не вышла? – взглянул Евсей на боярышню, скромно пристроившуюся подле отца. – Или с хозяином сидеть за одним столом не почину?

– Так в лес она ушла с Пелагеей, – поспешила ответить Оленька.

– Ничего, к вечеру вернётся, повидаешься, – заверил хозяин. – А мы вам сейчас велим баньку справить.

– Не можем мы до вечера остаться, – возразил Евсей.

– Мы так, проездом, – поддержал княжича Долматов. – Известие пришло: не то польские, не то наши разбойники у смоленской дороги балуют, деревни оброком обложили, а сами монастырь захватили и там бесчинствуют. Вот едем разбираться.

– Так что сам понимаешь, Тихон Иванович, недосуг нам рассиживаться. Коням передохнуть дадим да дальше тронемся. Отряд вперёд пошёл, а я к тебе с Прохором Алексеевичем завернуть решил. Так что не повидаюсь со спасительницей своей, – вздохнул Евсей.

За трапезой мужчины, как полагается, обсудив здоровье близких, перешли к обсуждению новостей.

– Слышал, Евсей Фёдорович, царь тебя особо жалует, не так давно в палаты к себе приглашал, – с интересом прищурился хозяин.

– Да, есть такое дело, – улыбнулся Евсей.

– Так что ж, государь приблизить тебя желает?

– Да не привык я у трона царского околачиваться, – покачал головой Левашов и признался: – Не так давно за службу верную пожаловал мне царь земли во владение. Только сразу и не поймёшь, награда это али наказание…

– Как так?! – вскинул брови боярин и сделал предположение: – Наверное, изъятые у тех бояр, что за «Вора» стояли?

– Да нет, Тихон Иванович. Бог миловал, некому на меня обиду держать да зуб точить за то, что владения его принял, – возразил Евсей и пояснил: – Земли князя Засекина отдал. Городище сколько лет так и стоит в запустении. Быльём все поля заросли, даже берёзки кое-где зазеленели. Без княжьей защиты народ боялся там селиться.

– Слышал я про ту беду, – тяжело вздохнул боярин. – Славный был князь, а теперь прекратился род Засекиных. Давайте помянем Алексея Григорьевича и всех невинно убиенных домочадцев и людей его дворовых, – поднялся хозяин.

Мужчины молча выпили, и, выдержав положенную паузу, Тихон Иванович нарушил тягостную тишину:

– Ну что, бывал ты, княже, на землях своих? – обратился он к Левашову.

– Пока нет, – повёл плечом Евсей. – Тиуна27 отправил с наказом порядок навести. Пишет: люди постепенно стекаются. Ничего, восстановим городище, – спокойно заверил он, и мужчины выпили и за это.

– Чего же вы не кушаете? – засуетился хозяин. – Вон каких перепелов холопы поднесли – загляденье. А вот поросёночек молочный, отведайте, – показал боярин на стол, и разговор перешёл к более весёлой теме.

– Слышал, брат твой в Вязьме вскорости свадьбу играет? – поинтересовался Евсей.

– Да, сына в июне женит … На дочери пана Концепольского.

– Породниться с поляками решил? – вступил в разговор Прохор.

– Есть такое дело, – и Тихон Иванович виновато потупился. – Действительно, род невесты не из последних. Полячка готова и православие принять. А брату чего? Лишь бы девка плодовита была, – ухмыльнулся он.

Прохор беззлобно фыркнул:

– Так за что боярина осуждать? Каждый свою выгоду ищет. А с поляками, как ни крути, якшаться приходиться. Вон государь наш за возвращение своего отца из польского плена аж двадцать девять городов русских не пожалел.

– Да уж… А как вернулся Филарет в Москву, так всю власть под себя и подмял. Даже указы за царя сам пописывает, – согласился Левашов.

Григорьев тяжело вздохнул.

– Как представлю, сколько по этому перемирию шляхтичам отошло, душу выворачивает, – признался Тихон Иванович. – Смоленск вон рукой подать, а теперь не наш.

– Ничего, время придёт, вернём Смоленск, – нахмурился Евсей. – А там, глядишь, и Варшава наша будет.

– Не доживу я, наверное, до тех времён, – задумчиво проронил Григорьев. – На что нам Варшава? Пусть исконные русские земли вернут! – заворчал боярин и, немного подумав, вернул разговор в прежнее русло: – Да ладно о грустном… Так как, молодцы, уважите брата моего, на свадьбу явитесь? Я и Олюшку с собой беру, пусть повеселится девка.