– Хотелось бы, – улыбнулся Евсей и вздохнул. – Вот только не знаем, управимся ли к тому времени? Как дела сложатся, не загадываю.

Пока гости вели беседу и пробовали угощения, Таяна, пробравшись на кухню, выпросила у поварихи кость из борща и с таким гостинцем отправилась на задний двор разыскивать Грома. Собака, пристроившись в тени, дремала, но, заслышав шаги, насторожилась и угрожающе зарычала.

– Громушка, забыл меня? – растеряно остановилась девушка, но пёс, учуяв старую знакомую, завилял хвостом и приветливо заскулил. – Узнал! – подошла ближе Таяна. – Я тебе здесь гостинец принесла, – подала она кость, и Гром, радостно гавкнув, аккуратно принял подарок. – Кушай, кушай, – погладила девушка собаку. – Ну как ты жил, Громушка? А хозяин твой как? Всё служите оба? – говорила она, наглаживая псину. Быстро расправившись с угощением, Гром положил морду Таяне на колени и вздохнул почти по-человечьи. Продолжая ласкать собаку, девушка задумчиво шептала: – Слышала, овдовел твой хозяин. Горе-то какое свалилось на него. Это ж надо – и жену, и ребёночка враз потерять. Тужил, говорят, сильно, – покачала она головой, и пёс сочувственно заскулив, лизнул её руку. – До чего же умный ты, Громушка, – потрепала Таяна лохматый загривок. – А Евсей вспоминал меня хоть иногда? – взглянула она в преданные глаза собаки. – Нет, наверное… Чего ему обо мне тревожиться? – грустно усмехнулась девушка. – А я надеялась, что забыла его. А вот увидела сегодня и поняла: нет. Сердечко так затрепетало, думала, удержать не смогу… И что мне с этим делать? – печально улыбнулась Таяна. – Ты не думай… Я всё понимаю… Не пара я ему… Раз уж Стёпка, поповский сын, не захотел на мне жениться, то чего уж о княжиче мечтать, – вздохнула девушка. – Ну ладно, пойду я. Рада была повидаться, – поднялась она, но пёс тут же вскочил и перегородил дорогу. – Не хочешь прощаться, – улыбнувшись почесала Таяна собаку за ухом. – Так пора мне, – и погладив ещё раз огромную псину, девушка вернулась в дом.

Повидавшись с боярином Григорьевым, воины отправились догонять свою дружину. Конь княжича уверенно шагал по дороге, Гром, не отставая от хозяина, бежал следом, и, вспоминая разговор о предстоящих свадьбах, Евсей, обращаясь к Прохору, произнёс:

– Вот ведь, – покачал он головой, – сколько бы горя не видели люди, а всё равно жизнь ничто остановить не может. Парни женятся, девки замуж выходят.

– Ты, княже, так говоришь, будто сам уже древний старик, и просвета в жизни у тебя нет, – усмехнулся Прохор.

– Так что-то не везёт мне с семьёй, – вздохнул Евсей. – До одной невесты даже доехать не успел, да и вторая недолго прожила.

Мужчины замолчали… Каждый думал о своём. Левашов вспоминал жену.

Хороша была Наталья, да только не любил он её. И вовсе не Ирина, вдова друга, являлась тому виной. Спустя время Евсей успел остыть к своей первой женщине, а вот не лежала душа к супруге, и всё тут. И хозяйкой отменной была Наталья, и женой заботливой, но не чувствовал княжич с ней радости. Да ещё деток первое время бог им не давал. Только спустя три года забеременела супруга и родила долгожданного сына. Вроде и потеплел Евсей к матери своего дитя, и даже понемногу начал привыкать жить вот так, на уважении, но тут случилась беда.

Уж больно хотелось Наталье своих отца с матерью проведать, да сыном подросшим похвастать, и по весне Левашов засобирался в гости к сватам. Большую дружину княжич не брал. «Зачем? Тут рукой подать», – рассуждал он. Жена с сыном отправились в карете, а сам Евсей с Прохором да с тремя гриднями поскакали верхом. Денёк радовал ярким солнцем и теплом, земля, избавившись от снега, зеленела на пригорках оттаявшей травой и весело вспыхивала золотом «мать-и-мачехи». До городища оставалось совсем немного, как неожиданно из леса на дорогу вышел оголодавший медведь. Гром с неистовым лаем кинулся на зверя, заставив того посторониться, а Левашов, не растерявшись, выстрелил из мушкета. Раненый медведь злобно взревел, и запряжённые в карету лошади при виде хозяина леса перепугались и помчались вскачь.

Оставив дружинников добивать хищника, Евсей кинулся догонять семью. Княжеский конь летел, опережая ветер, и до цели оставалось каких-то десяток саженей28. Левашов уже видел побледневшее лицо Натальи, слышал испуганный плач сына, казалось, ещё немного – и он остановит лошадей и успокоит жену и малыша, но тут карета с разбега вкатилась на мост, на ходу задевая ограждение. Одно колесо неожиданно съехало с края, и, ломая перила, экипаж завалился на бок. Коренник29 продолжал движение, но карета не пускала, и конь, хрипло заржав, рванулся вперёд. Упряжь под напором лошадей порвалась, пристяжная гнедая вырвалась и умчалась, а экипаж накренился ещё больше. Дверка самопроизвольно открылась, и женщина, прижимая к груди ребёнка, не удержавшись, свалилась в воду.

Полноводный весенний поток властно подхватил княгиню и неистовым течением поволок за собой. Стремясь нагнать супругу, Евсей поскакал вдоль берега, но женщина, несколько раз показавшись из воды, вскоре скрылась из глаз. Левашов взревел, спрыгнул с коня и, скинув кафтан, кинулся в ледяную воду. Но сколько не пытался он найти и выловить супругу, всё безрезультатно. Река утянула жертву, и только ей одной было ведомо, куда. Хорошо, подоспели Прохор с дружинниками и выволокли обезумевшего мужчину на берег. Евсей продолжал метаться, порываясь вновь броситься в реку, и лишь крепкие руки воинов да уговоры дядьки немного охладили пыл княжича. Тут подвели пойманную лошадь, и Левашов, выхватив кнут, начал ожесточённо хлестать несчастное животное, вымещая на нём своё горе и боль. Кобыла дёрнулась, обиженно заржала, и тогда, обессилев от отчаянья, Евсей осел и разрыдался.

Хоть и не любил он Наталью, а потерять жену и сына было невыносимо. Некоторое время Левашов ещё надеялся: может, княгиня смогла выплыть ниже по течению и спастись? Но вскоре ему принесли дурную весть: рыбаки выловили утонувшую женщину, сжимавшую в руках младенца. На некоторое время душу Евсея словно заморозило. Он считал себя виновником гибели супруги и наследника. «Это за то, что не любил её», – с горечью размышлял княжич, не в силах смириться с потерей.

Время шло, и заботы постепенно сгладили страшное горе, терзавшее сердце, оставив на душе мужчины запёкшуюся рану.

Левашов как прежде нёс службу. Дел дружине хватало…

Польский королевич Владислав, не желая соглашаться с избранием на русский престол Михаила Романова, двинулся на Москву, заявляя свои права на трон. Два года шли сражения с польско-литовскими отрядами, пока, наконец, противники не выдохлись и не подписали тяжёлое соглашение о перемирии. Прежде стороны вели длительные переговоры. Поляки надеялись на сдачу Москвы, а русские тянули время, собираясь силами. То шляхетские посланцы наведывались к окрестностям столицы, то русские бояре ездили в стан врага.

Левашов в качестве охраны сопровождал ведущего переговоры о мире боярина Шереметьева, тогда-то он и познакомился с Якубом Залевским, служившим королевскому поверенному Новодворскому. А чуть позже Евсей встретил прекрасную племянницу Залевского. Тёмные локоны полячки, собранные в высокую причёску, открывали белоснежную шею, выразительные зелёные глаза смотрели игриво, а алый ротик буквально манил, призывая его поцеловать. Поразили русского воина и довольно смелые, открывающие грудь одежды женщины, и то, насколько вольно девица общалась с мужчинами.

Правда, несмотря на многообещающие взгляды полячки, Левашов и не думал ухаживать за ней, но ночью девушка неожиданно сама пробралась в его шатёр и забралась в постель. Разве мог мужчина, уже столько времени живущий без женщины, устоять и отказаться от такого соблазна? Вот и Евсей не устоял…

Всё время пребывания княжича во враждебном лагере, или когда дядя красавицы приезжал в Москву, Евсей встречался с кокетливой панной. Она оказалась искушённой в делах любви, и Левашов быстро увлёкся горячей девицей. Наверное, он не смог бы объяснить своё отношение к ней. Женщина манила безусловной красотой, будоражила кровь желанием здорового тела, и у него, как у честного человека, даже родилась мысль о женитьбе. А может, эту идею подсказала Левашову сама панна? Но когда Евсей заявил отцу о своём желании венчаться, князь категорично отказал сыну. Спорить с родителем Левашов не стал и быстро отступился.

Вот и сейчас, следуя по дороге, княжич размышлял о прекрасной полячке. Не так давно она со своим двоюродным братом вновь появилась в Москве. Девушка передала Евсею страстное письмо. Пылкие строчки послания обжигали мужчину даже на расстоянии. Отчаянно скучая, панна открыто признавалась в своих плотских желаниях, и встреча любовников, оправдав все ожидания, была жаркой. Теперь, вспоминая красавицу, Левашов грезил о знойной подруге, но его раздумья нарушил Прохор.

– Да, Евсей Фёдорович, не везёт тебе с невестами, как сглазил кто, – неожиданно проронил Долматов, словно догадавшись о ходе мыслей племянника.

– Тьфу ты, дядька! Да что тебе везде сглаз да ведьмы мерещатся? – насмешливо фыркнул Евсей.

– Вот ты не веришь, а они есть, – обиделся Прохор.

– Кто, ведьмы? Ты что, видел их?

– Видел…

– И что, страшные? – засмеялся княжич.

– Красивые… – насупился боярин.

– Так ты поэтому не женишься? Боишься, что ведьма попадётся? – продолжал потешаться племянник.

– Поэтому и не женился, что ведьма и попалась.

Евсей перестал улыбаться и настороженно покосился на мужчину:

– Похоже, сильно обидела она тебя, Прохор Алексеевич… До сих пор отойти не можешь, – задумчиво проронил княжич и вдруг поинтересовался: – Ты никогда не рассказывал, что с тобой стряслось…

– А что рассказывать? Мало приятного в том, что тебя дураком выставили, – буркнул Прохор. – Спасибо, Фрол тогда глаза открыл.

– И как же? – не унимался Евсей.

Левашов давно не мог взять в толк, почему его дядька столько времени ходит в бобылях. Долматов отличался статью и мужской сдержанной красотой, и женщины частенько засматривались на холостого боярина, но Прохор всегда шарахался от красавиц, словно чёрт от ладана. Вот и сейчас он нахмурился и нехотя ответил на вопрос: