– Здрав будь, Дорофей Иванович. И семейству твоему процветания, – в ответ поприветствовал Евсей.

– Дай бог, – отозвался дед. – А теперь, как князь на земли наши вернулся, так, глядишь, и благоденствие к нам воротится. Будет, кому от разбойников защитить. Житья не дают окаянные, – пожаловался Дорофей и, погладив бороду, пытливо взглянул на хозяина. – А ты вроде человек справедливый, не станешь людей своих зазря притеснять, – проговорил он и тут же поинтересовался: – Задержитесь у нас?

– Не обессудь, Дорофей Иванович, дел полно, – вздохнул Евсей и пояснил: – Надеемся дотемна до Хлепени добраться.

– Знаю, знаю, – закивал дед. – Там твой тиун зело42 за дело взялся. Дома рубит, мельницу возводит. Народ сразу потянулся… Кто с разорённых земель пришёл, а кто от поляков бежал. Поля засеять успели, жизнь налаживается, – улыбнулся Дорофей.

– Вот и хорошо, глядишь, заново расцветёт городище, – понадеялся княжич.

– Дело доброе, божеское, – вторил ему старик.

– Дед Дорофей, а тётка Пелагея здесь? – поинтересовалась Таяна.

– Пелагея? – вскинул кустистые брови Дорофей. – Да нет её тут. Она в вотчину княжескую подалась. Народу там сейчас тьма! Вот и позвали помочь … Кто неосторожно на строительстве чего повредит, а кого хворь скосит. Да и баб там сейчас на сносях порядком развелось, – пояснил дед и с любопытством уставился на Таяну. – А ты кто ж будешь? Вроде и знаком ты мне, парень, а никак не признаю.

– Да не парень я. Это же я… Таяна. Забыл уже, дед Дорофей? – улыбнулась девушка.

– Таяна? Вот те на! Найдёныш лесной! – вылупил старик глаза. – Да выросла-то как! Невеста! – по-доброму отметил он. – А чего парнем вырядилась?

– Так получилось, – потупилась Таяна.

– Ну да ладно… Так что ж вы стоите? Проходите в дом, хоть накормлю вас. Старуха вон только борща наварила, – засуетился дед, и гости переступили порог.

Решив уважить радушного хозяина, княжич и Таяна присели за стол отобедать. Узнав, что Пелагея теперь в Хлепени, и Таяна решила отправиться туда же.

– Передавай там Матвею моему привет, – наказал дед Дорофей на прощанье и пояснил: – Сынок сейчас в Хлепени дома рубит.

Напоив коней, ратники отправились дальше и, как и планировали, к вечеру добрались до места. Под заботливой рукой город преобразился. От былого запустенья не осталось и следа: поля колосились поспевающим зерном, огороды зеленели ботвой, а новые дома, не успев потемнеть от времени, сияли янтарным теплом смоляных сосен. Над избами вился сизый дымок, разнося по ветру ароматы стряпни добрых хозяек, а по улицам шумными стайками носились неугомонные ребятишки. Оглядев княжеским взором ожившую округу, Левашов перекрестился на сияющий на солнце купол церкви и улыбнулся.

– Да, не узнать теперь Хлепень, – проговорил он, но взглянув на Таяну, озадаченно замолчал. Девушка, сделавшись бледнее полотна, напряжённо смотрела на терем князя. – Что с тобой? – нахмурился Евсей. – Словно приведение увидела.

– Теперь это твой дом? – чуть дыша, спросила Таяна.

– Мой, – улыбнулся Левашов. – Хочешь посмотреть?

– Нет! – отчаянно замотала она головой. – Не хочу!

– Ну, как знаешь. Надумаешь – заходи. Могу и к работе какой пристроить, – чувствуя, что совсем не хочет расставаться с девушкой, предложил князь.

– Подумаю, – отрешённо прошептала Таяна, и Левашов, неторопливо развернув коня, поскакал к терему.

Проводив Евсея печальным взглядом, девушка пошла разыскивать Пелагею. Выяснив, что знахарке предоставили небольшую избушку у леса, Таяна отправилась к окраине. Дверь оказалась незапертой, и, переступив порог, гостья огляделась. Всё здесь было так же, как и в доме в Крапивне: запахи трав, многочисленные полочки с горшочками и склянками, тканые половики, даже на печке сидел такой же чёрный кот. Таяна даже улыбнулась: казалось, она попала в далёкое детство. Тут за спиной раздался скрип двери и недовольный голос Пелагеи.

– А тебе, парень, чего здесь надобно?

Девушка повернулась, и знахарка удивлённо распахнула глаза:

– Таянушка, голубка моя! – бросилась обнимать её женщина. – Откуда здесь? А я думала, ты к Оленькиной свадьбе готовишься!

Наобнимавшись и порадовавшись встрече, Пелагея усадила Таяну за стол, и девушка, рассказывая о своих злоключениях, вновь расплакалась. Слушая страшную историю, знахарка сокрушённо качала головой и тяжело вздыхала.

– Вот я и решила сначала тебя повидать, совета спросить, а по дороге Евсея встретила, – сообщила Таяна и покраснела.

От ведуньи не ускользнуло смущение девушки, и она поинтересовалась:

– А ему поведала, что теперь всё вспомнила?

– Нет, – вздохнула Таяна. – Кто мне поверит… Про Оленьку рассказала и про Тимофея Ивановича… и то они засомневались. Евсей Прохора Алексеевича в Москву послал всё выведать. А потом обещал и меня доставить в столицу, когда дознание начнётся.

– Да, опасно тебе теперь по дорогам скитаться, – согласилась Пелагея. – Этот поляк коварней змеи подколодной будет. Опасаться его надобно. Ну ничего, справимся, – вздохнула она и, взглянув на Таяну, улыбнулась. – Надо мне тебя приодеть.

Женщина полезла в сундук и достала рубаху и домотканую юбку.

– Вот, как в баньку сходишь, переоденешься, – подала Пелагея наряд, а следом вытащила отрез синего шёлка. – Тут мне за работу подарили, в аккурат тебе на сарафан хватит, – приложила она материю к плечам Таяны. – Ох, прямо как глаза твои васильковые. Всё женихи шеи свернут! – засмеялась Пелагея, и девушка тоже улыбнулась.

– Так это и вправду шёлк? – недоверчиво взглянула Таяна.

– Правда! Я у боярской жены роды принимала. Крепкий парнишка родился. Вот и отблагодарил меня счастливый отец, – пояснила Пелагея и достала расшитую сорочку. – Вот ещё. Мне мала, а тебе впору придётся.

Помывшись и переодевшись, Таяна устроилась за столом и, подперев голову рукой, задумчиво наблюдала, как Пелагея возится у печи. Заметив затуманенный взгляд девушки, знахарка насторожилась.

– Чего-то ты, девонька, печальная у меня?

– Да так, – вернувшись из раздумий, пожала плечами Таяна.

– Да так… – повторила за ней женщина и прищурилась. – Уж не по Евсею опять вздыхаешь?

Таяна виновато потупилась, и Пелагея покачала головой.

– Опять, смотрю, дурь в голову лезет? Ох, девка! Забудь ты его! Придумала себе в детстве сказку и носишься с ней! Не принесёт тебе княжич счастья.

– Понимаю, – печально согласилась девушка и призналась: – Только сделать ничего с собой не могу. Как увидела его снова, просто дыхание перехватило.

– Только не проси его приворожить! Глупости это всё! – насупилась знахарка.

– Знаю… – эхом отозвалась Таяна, не в силах забыть Евсея…

Глава 15

По приезду в пожалованную царём вотчину Левашов только диву давался преображению земель, а княжеские хоромы и вовсе было не узнать. Дом посвежел и, словно радуясь появлению хозяина, заиграл яркими красками. Где надо, мастера заменили венцы, четырёхгранные луковки крыши покрыли новеньким тёсом, а чело43 терема разодели кружевной резьбой.

У витых колонн крыльца толпилась домашняя челядь, с любопытством разглядывая молодого князя и его дружину. Раскрасневшаяся дородная девка в расшитом сарафане и кокошнике вынесла хлеб-соль и, украдкой косясь на бравых воинов, поклонилась в пояс.

– Вот радость-то! Дождались сокола нашего! – спеша встретить хозяина, затарахтел княжеский тиун.

– Смотрю, расстарался ты, Михаил Никитич, – улыбнулся Левашов. – Терем лучше прежнего стал.

– Ты, княже, ещё внутреннего убранства не видал! – хвастался тиун. – Я ж мастака узоры малевать пригласил. Так разукрасил хоромы, любо-дорого! Прямо чертоги царские. Цветы цветут, птицы на ветках поют… Загляденье! – цокнул он языком. – Да что, Евсей Фёдорович, я тебя разговорами потчую? Пойдём, сам всё увидишь!

– Ну, давай, показывай, – согласился Евсей и прошёл в дом.

В самом деле, и мастера, и художники постарались на славу. На стенах, покрытых искусными узорами, распускались удивительные цветы, на раскидистых ветвях расселись разноцветные птахи, колонны, поддерживающие перекрытия, обвивали замысловатые лианы с диковинными бутонами, а на потолке, расправив крылья, парили жар-птицы, свешивая с арок сказочные хвосты.

– Да… и впрямь хоромы царские, – изумившись, согласился Евсей, и Михаил Никитич, раздуваясь от гордости, продолжил водить хозяина по терему.

Похвастав домом, тиун пригласил князя осмотреть амбары, конюшню и строящуюся мельницу. Похвалив управляющего за усердие, Левашов наградил слугу, отсыпав ему из казны гривну серебра44. Вечером для князя и его дружины устроили пир. Поднимая заздравные чаши, воины славили своего воеводу, и Евсей отвечал товарищам благодарностью. Только оглядывая ратников, Левашов невольно искал среди них лицо оборванного Трофимки. Разумеется, «паренька» за стол не пригласили, и сердце Евсея почему-то тоскливо вздыхало.

Ночью, развалившись на приготовленной для него огромной кровати, княжич, долго ворочаясь, не мог найти себе места. Сколько лет его ложе представляло в лучшем случае соломенный тюфяк, а чаще просто подстилку из веток да конскую ортьму. «Да, на таком лежаке одному тоскливо», – подумал он, и неожиданно образ Таяны возник перед глазами. Евсей сердито выдохнул и постарался поскорее уснуть.

Следующие три дня Левашов занимался осмотром своих владений. Надо же знать, чем народ на его землях живёт. Объехав окрестные деревни, Евсей вернулся в Хлепень, но не успел он толком передохнуть, как к нему подлетел присланный отцом гонец.

Развернув свиток, княжич прочитал послание, и по его лицу пробежала мрачная тень. Князь требовал от сына как можно быстрее приехать в отчий дом.

– Что Фёдор Петрович пишет? – взглянув в задумчивые глаза Евсея, поинтересовался тиун.

– Женить меня вновь задумал, – вздохнув, передал письмо княжич.