— Понимаешь, я решила тренировать свою память… То есть не тренировать, а восстанавливать… Ну, в общем, ты рассказывай мне, что с нами было раньше, а я попробую это припомнить…

— Я уже тебе много рассказывал. И все — напрасно. Чтобы восстановить память, нужен какой-то другой, более эффективный метод, — ответил Шику, не понимая, к чему она клонит.

— Ну все равно, давай попробуем… — проявила настойчивость Селена, у которой просто не было другого выхода, как расспросить Шику о столь деликатном моменте в ее жизни.

— Ладно, — недоуменно пожал плечами Шику. — С чего же начать? Наверное, с того, как мы с тобой познакомились?

— Нет, про это я уже слыхала! Ты расскажи про то, как я попала в тюрьму и что было потом.

— Я не хотел бы сейчас об этом вспоминать, неожиданно для Селены воспротивился Шику. — Тебе будет больно слышать подобные вещи. Надо начинать с приятных воспоминаний.

— А там было что-то неприятное? — испуганно спросила она.

— Еще бы! Тебя несправедливо обвинили в убийстве, арестовали, упрятали за решетку. Что ж в этом приятного?

— Но ты говорил, будто мы там… вроде как поженились…

— Ах, вот ты о чем! Ну разумеется, это было приятное событие. Хотя во многом и печальное.

— Почему?

— Потому что все это происходило в камере и с тебя еще не было снято подозрение…

— А что конкретно было там, в камере? Ну ты меня понимаешь?

— Да я же тебе рассказывал, когда ты приходила в участок.

— Я помню. Но сейчас расскажи более подробно, как это все происходило.

— Что? Наша символическая свадьба? — Да.

— Ну, я купил тебе подвенечное платье, ты надела его, и сразу же все вокруг преобразилось. Твоя ослепительная красота озарила своим светом даже мрачную тюремную камеру.

— Ты говоришь прямо как поэт, — изумилась Селена.

— Но это же был, возможно, самый счастливый момент в нашей жизни! Да-да, я не оговорился: именно в нашей. Потому что ты любила меня в то время так же сильно, как и я тебя. У меня в голове не укладывается, как можно забыть такое!

— Я же не виновата, — обиделась Селена.

— Прости, я не хотел тебя обидеть. Мне действительно непонятно, как можно забыть не действие, не событие, а чувство? Существует ведь еще память чувств! Ты дотронься до меня! Почувствуй кожей мою руку. Чувствуешь что-нибудь? Раньше ты говорила, что она теплая и надежная.

— Да? Неужели я такое могла придумать?

— Ты ничего не придумывала, а всего лишь облекала в слова свои ощущения.

— Может быть… Но ты продолжай!

— Что? Ты просишь… обнять тебя?

— Нет. С чего ты взял?

— Я подумал, что тебе захотелось проверить свои ощущения.

Селена в испуге отдернула руку.

— Нет! Я имела в виду другое… Продолжай рассказывать, что было потом.

— Потом мы обменялись обручальными кольцами, которые я купил накануне, и — поцеловались.

Он взглянул на нее с робкой надеждой — а вдруг ей все же припомнится этот важный момент, но увидел в ее глазах только непонятный ему, какой-то болезненный интерес, вызванный не самим Шику, а его рассказом.

— Ну а что было потом? — снова спросила она, и голос ее дрогнул от волнения.

— Потом мы выпили шампанского и снова поцеловались…

— И все? — не выдержав этой бесконечной пытки, напрямую спросила Селена.

Шику растерялся. Что она хочет услышать? И как, какими словами рассказать ей о той безумной ночи любви на тюремном топчане?!

— Понимаешь, об этом невозможно рассказать. Это можно только почувствовать и запомнить. На всю жизнь.

— А я вот ничего не помню! — с укором произнесла Селена. — Поэтому и спрашиваю тебя: если мы, как ты говоришь, поженились, то и спать легли вместе? Как муж и жена?…

— Ну конечно! Мы ведь не просто обменялись кольцами, а в тот момент соединили свои жизни в одну — общую!

— Боже мой! Я ничего этого не помню… Какой ужас!…

Закрыв лицо руками, она медленно, чуть пошатываясь, пошла прочь.

Сердце Шику разрывалось от боли, но он верно почувствовал, что не должен сейчас ни догонять ее, ни останавливать.

Спустя какое-то время Селена на негнущихся, одеревеневших ногах обреченно вошла в кабинет Орланду, уже почти не сомневаясь, что он подтвердит диагноз, поставленный матерью.

И Орланду действительно подтвердил ее худшие опасения.

— Ну что ж, поздравляю! — сказал он, широко улыбаясь. — У тебя будет ребенок!

Селена заплакала.

— Да ты, похоже, этому не рада? Напрасно! Когда успокоишься, то поймешь, что была не права.

— Простите, я не хотела… Они сами полились… — сказала она, вытирая слезы. — Спасибо вам. Я пойду.

Но стоило ей выйти за дверь поликлиники, как она увидела перед собой Билли.

— Селена! Ты была у врача? Что случилось? — спросил он с тревогой.

— Ничего. Ты же знаешь, что после травмы мне надо периодически здесь появляться.

— Но у тебя глаза заплаканные! Возникли какие— то осложнения?

— Нет, не беспокойся. Все в порядке.

— Пойдем к Лиане! Пообедаем, поговорим…

— Извини, Билли, но мне надо ехать домой. Я очень устала. До свидания.

И Билли, точно так же, как недавно Шику, не стал ее задерживать и лишь растерянно смотрел ей вслед.

Потом, уже придя домой, он вспомнил тот допрос, который ему устроила Камила, сопоставил это с недомоганием Селены, и его внезапно пронзила догадка: Селена беременна!

У него даже дыхание перехватило. Вот это сюрприз! И отец будущего ребенка, конечно же, Шику. Ну да, кто же еще? Теперь Шику уж точно женится на Селене, а Билли придется убраться восвояси.

Сокрушаясь над своей горькой судьбой и завидуя более удачливому сопернику, Билли и предположить не мог, что он находится в гораздо более выигрышном положении, чем Шику, которому сейчас можно было только посочувствовать.

Но сочувствовала ему пока лишь одна Камила, поскольку Селена строго-настрого запретила ей сообщать Шику о том, что он вскоре станет отцом.

— Но почему, почему? — никак не могла взять в толк Камила и сердилась на дочку. — Он имеет право это знать! А ты просто обязана ему сказать правду.

— Нет, — упрямо твердила Селена. — Это будет только мой ребенок и больше ничей!

— Это ты была только моим ребенком, потому что подлец Тиноку от тебя отказался. А Шику будет счастлив, если ты родишь ему сына или дочку! Он ведь любит тебя, Селена!

— А я люблю Билли! Поэтому и не хочу ничего говорить Шику. Он тогда мне проходу не даст!

— А Билли ты скажешь, что беременна?

— Нет!

— Ну, с тобой все ясно! — с горькой иронией произнесла Камила. — Это называется: головка бо-бо.

— Мама, оставь свои дурацкие прибаутки! — вышла из себя Селена. — Мне и так тошно.

— Хорошо, я умолкаю. Только скажи, что ты будешь делать, когда у тебя вырастет живот? Как объяснишь это людям?.

— Я не стану никому ничего объяснять. Просто рожу, и все!


Глава 19


Аманда не слишком огорчилась, когда Илда отказалась выполнять ее указания по руководству фабрикой, и стала действовать через Адербала.

Теперь они чуть ли не каждый вечер встречались в условленном месте, а затем прогуливались вдоль берега, дыша морским воздухом и обсуждая насущные проблемы кожевенного производства.

Возвращаясь в свое убежище, Аманда говорила Силвейре, что была у матери, и он скрепя сердце это терпел, хотя и отчитывал ее всякий раз за излишнюю беспечность.

Аманда же слушала его нотации вполуха, но с трудом сдерживала раздражение, когда он начинал задавать дурацкие, с ее точки зрения, вопросы:

— Неужели ты так привязана к матери, что не можешь дня без нее прожить? Это меня удивляет. И пугает! Скажи, тебе скучно со мной? Ты тяготишься моим обществом?

Аманда отвечала, что она привыкла всегда находиться в действии, в движении, поэтому сейчас ей тяжело сидеть без дела, да еще и взаперти.

Силвейру же такой ответ повергал в уныние.

— Значит, ты меня не любишь, — печально произносил он. — Даже Адербал у тебя вызывает больший интерес, чем я.

— Ты слишком мнителен и ревнив, — пыталась защищаться Аманда.

— Нет, я слышал, как ты говоришь с ним по телефону! Твой голос сразу начинает журчать подобно ручейку. А глаза светятся, и с уст не сходит улыбка.

— Но это же входит в правила игры, которую я затеяла с Адербалом. Я нарочно с ним кокетничаю, чтобы он безропотно выполнял все мои указания.

— А по-моему, ты слишком увлеклась этой игрой! После такого замечания Аманда стала звонить

Адербалу только в отсутствие Силвейры.

Но тот, казалось, видел Аманду насквозь и легко разоблачал все ее уловки и ухищрения.

Однажды, когда она вернулась с очередной прогулки, Силвейра встретил ее с таким грозным видом, от которого у Аманды похолодело все внутри. Она вдруг явственно почувствовала, как на нее зловеще дохнула смерть.

На какое-то мгновение Аманда оцепенела от страха, но все же сумела его преодолеть и дерзко, с вызовом заглянула в жестокие, беспощадные глаза Силвейры.

— Так вот ты, оказывается, какой на самом деле!

— Да, я такой! -принял ее вызов Силвейра. — Любовь к тебе не сделала меня слабее. И я намерен жестко пресечь твои попытки обвести меня вокруг пальца. Отныне ты будешь выходить из дома только в случае крайней необходимости и непременно под моим присмотром! Кроме того, я лишаю тебя возможности пользоваться телефоном. Вот так!

— Но это же чудовищно! — возмутилась Аманда. — Это хуже, чем сидеть в тюрьме!

— У меня нет другого выхода. Я не желаю быть игрушкой в руках избалованной, вздорной женщины и потому должен принять соответствующие меры.