Это слово обожгло Стива, словно раскаленное железо. Да, наверное, это правда — отец ведь поверил, и ее рассказ о жизни Джоанны в Англии со Стеллой не вызвал у него сомнений. Но что же тогда? Сердце Стоуна тревожно забилось. В форте Смит он выдал себя за ее брата… но если он и вправду ее брат, значит, он занимался любовью с родной сестрой… сводной сестрой по отцу, но кровной сестрой! Да поможет им Великий Дух! Хорошо, что Джоанна не знает этой ужасной тайны: она думает, что он — приемный сын, не знает об их родстве по крови!

В то время как Бен продолжал изливать свою радость, Стоун словно оцепенел, охваченный тоской и тревогой.

Великий Дух исцелил его душу, он полюбил, наконец, женщину!.. И сразу узнал, что не имеет права любить ее и должен подавить это чувство! Еще хуже то, что она-то не знает о подлинном родстве и не поймет, почему он ее отвергнет… Вернулась ли она домой ради богатства и обеспеченной жизни или для мести за судьбу матери? Как бы то ни было, ее возвращение погубило его… и ее самое… если б только они раскрыли друг другу души в дороге и каждый рассказал бы другому все о себе… Тогда можно было бы предотвратить этот ужас. Но это случилось, и это непоправимо. Виноват он: в дороге несколько раз она хотела открыться ему, а он ей не позволил. Он проклинал судьбу, которая сыграла с ними жестокую шутку, и чувствовал, что по-прежнему любит и желает… Анну… и не может забыть, что она любила и желала его… Что с ней будет, если она узнает ужасную правду? Что она думает сейчас?

Джинни тоже не слушала Бена. Вихрь вопросов и сомнений кружился в ее голове. Как она признается своему возлюбленному, что проникла в его дом обманом? Смягчит ли брата и отца известие о смерти Джоанны, или на нее обрушится их гнев за мистификацию. Может быть, отец и сын подадут на нее в суд за обман? Лучше ей оставить письмо с признанием и скрыться в Колорадо. Если признаться сейчас Стоуну, что она — Вирджиния Марстон, то он не поверит ей и решит, что она аферистка и использует третье — после Анны и Джоанны — чужое имя.

Если бы Стоун любил ее, он вел бы себя сейчас иначе. Ведь он — не родной сын Бена, а усыновлен им, значит, в любви между ним и Джинни нет ничего противоестественного. Но, может быть, он не хочет уступать ей ни толики любви или части имущества Бена, привыкнув к мысли, что сестру увезли навсегда и она не вернется из Англии… Может быть, он ее не любит и боится, что она потребует брака. Или сердится за то, что она скрыла от него правду о себе. Он может думать, что раз она его обманывала, то, наверное, было ложью и ее признание в любви. Но она-то любила и желала его по-прежнему, несмотря на все его обманы. Она хотела с ним говорить, все выяснить — но не в присутствии Бена. Говорить со Сти… нет, со Стоуном наедине. Сказать ему в лицо, что он не имеет права презирать ее, потому что поступал с ней как бессовестный лжец и обманщик.

Вскинув подбородок, Джинни объяснила Стоуну:

— У мистера Эвери была дочь по имени Анна. То, что я рассказывала о ней, было правдой. Вы знаете, почему и в каком состоянии я покинула форт Смит, если получили мою записку.

— Получил, но вы-то мою не получили, — буркнул Стоун; он достал из кармана конверт и сунул Джинни в руку. — Она лежала у капитана Купера, которого тогда неожиданно вызвали на индейскую территорию в связи с беспорядками. Но это неважно, раз вы благополучно добрались домой.

Джинни вздрогнула, узнав, что записку ей он все-таки оставил. Как ей хотелось прочитать ее сразу! Но она сунула конверт в карман юбки и сказала:

— Поговорим вечером. Нам надо кое-что выяснить.

Стоун уловил в ее тоне намек и испугался.

— Почему сегодня? Впереди много дней.

— А почему не сегодня, сынок, — благодушно улыбнулся Бен. Во взгляде отца и тоне, которым он произнес эту реплику, Стоун почувствовал, что тот настроен выполнять все желания Джоанны, и похолодел. Не может он ей сказать сразу, сейчас, что они оба нарушили библейскую заповедь… что он ей наполовину родной брат. Сначала он должен поговорить с отцом и попросить его, чтобы он не открывал этой тайны Джоанне, хотя только что сам уговаривал Бена сделать это! Какая издевательская ирония судьбы! Помоги мне, Боже, я все еще люблю ее и желаю, но я никогда не буду ее иметь! Вслух он сказал:

— Нет, отец, о чем тут толковать. Прошлое лучше сразу забыть.

— Ну что ж, сын, — сказал Бен с явным облегчением. — Действительно, поболтайте здесь три минуты, а я пойду скажу Нэн, чтобы она поставила еще один прибор.

Бен вышел, Джинни и Стоун глядели друг на друга молча, потом она заговорила:

— Зачем вы мне лгали? Чтобы убедить меня, что вы — убежденный одиночка, ожесточившийся против мира, разжалобить своей судьбой и соблазнить? Вы не проводник и не вольный стрелок, вы — на государственной службе, у вас есть семья, и вы наследник хорошего ранчо. Вы пользовались мною и предали меня, Стоун. Почему вы так поступили?

Слезы заволокли ее светло-карие глаза. Стоун не удержался и обнял ее, она прижалась лицом к его груди. «Только бы не забыться! — думал он. — Быть нежным, утешить, но не признаться, что я ее люблю!» Стоун чувствовал, что к этой женщине он испытывает особенные чувства, впервые в своей жизни.

— Я никогда не поступал с женщинами подобным образом и не собирался поступать так с вами. Я увлекся Анной Эвери, но не хотел отдаться этому чувству. Я ведь вам не раз говорил: к полной самоотдаче я не способен. — Боже, говорил он себе, как трудно лгать ей, углубляя ее тоску… как мучительно касаться ее, но не целовать… смирять свои порывы… — Я бастард по рождению — я не солгал вам в этом. Бен усыновил меня, но родной отец меня не признал, я сказал вам правду. Я не живу здесь, я приехал на короткое время, чтобы уладить одно дело с Беном. Потом я снова уеду на другую работу…

Джинни поняла, что сейчас не сможет признаться ему, что она — не Джоанна, и воскликнула:

— Стоун, наверное, виновата я, а не вы, простите меня! Но ведь мы оказались вместе, мы не родственники, и я хочу вас!

Стоун мягко, но решительно отстранил прижавшуюся к нему Джинни. Он был охвачен любовью и желанием, но не имел права уступить своим чувствам, и он действовал непреклонно и решительно:

— Простите меня, Джоанна, но между нами ничего не может быть. Вы мне нравились, и я уступил зову страсти, но это и все. Я не могу любить вас. Наши взаимные обманы дорого нам обошлись. Мы должны забыть то, что было между нами, и я клянусь, что это не повторится. Если бы другая женщина так обманула меня, как вы, я убил бы ее. Ненавижу ложь и уловки. Вы — красавица и искусительница, поэтому я не мог устоять перед соблазном. Сожалею об этом.

Я лгу, говорил себе Стоун, разве я испытывал к ней только физическую страсть? Разве я имею право винить ее за «ложь и уловки», а как же мои собственные?

Она посмотрела затуманенным взглядом в его непроницаемые черные глаза:

— Значит, вы не испытываете ко мне того чувства, что я испытываю к вам?

— Очень сожалею, но вынужден ответить «нет». Я сожалею, что должен был вас обманывать, но в дороге я не мог открыться, а в форте Смит собирался, вернувшись из поездки, все вам рассказать. Я обманул вас, но не хотел, чтобы вы страдали из-за меня. Я должен был выполнить свое задание и проверить, не связаны ли вы с Кланом. Я бы хотел, чтобы между нами ничего не произошло, я сам презирал бы всякого, кто поступил как я с девушкой. Вы тосковали после смерти матери и тянулись к кому-то, кто мог бы вас утешить, — я был просто сильным плечом, к которому вы прислонились… Я — не тот мужчина, который вам нужен.

Она сделала последнюю отчаянную попытку:

— Нет, мне нужны именно вы. Вы должны поверить, что мы встретились не случайно. Я люблю вас, Стоун. Я люблю вас с первого дня в Джорджии. Что бы между нами ни случилось, я всегда буду любить вас. Вы никогда не будете мне братом. Я люблю вас и хочу жить вместе с вами здесь или где-нибудь еще.

— Помоги нам Великий Дух, если это правда! — нахмурился Стоун.

— Это правда! Я обманывала вас и вы мне не доверяли, но я люблю вас, клянусь вам в этом!

— Забудьте меня, — твердо сказал Стив. — Забудьте все, что было между нами.

— Никогда не забуду. — Джинни погладила его щеку. — Я люблю вас.

Стив отступил от нее.

— Тогда вы попали в беду. Я никогда не хотел причинить вам боль, Джоанна, и сейчас не хочу. Но я вас не люблю. Это была только физическая страсть. Вы должны понять, что я вам не подхожу. Не говорите отцу о том, что было между нами, не то я уйду из дома и не вернусь.

Джинни вздрогнула. Все-таки она не в силах была поверить, не могла примириться, не хотела потерять надежду. Нет, нет, думала она, что бы ты ни говорил, ты ошибаешься… Ты тоже любишь меня! Я соблазню тебя — ты живешь теперь в одном доме со мной, и ты не устоишь… Я буду искушать тебя каждый миг, и ты не устоишь… — Но в глубине души жил страх: а если он говорит правду? Тогда лучше отказаться от него…

— Нэн зовет к столу. Обед готов, — сказал Бен, стоящий на пороге комнаты, пристально глядя на взволнованных молодых людей. Нэн хотела скорее увидеть сына — она услышала его голос в гостиной.

— Я должен повидать… тетю Нэн, я зайду к ней на минуту, — отозвался Стоун. — Простите, отец… и вы, Джоанна. Рад был увидеть вас обоих.

Бен улыбнулся расстроенной девушке:

— Ну, побеседовали? Боюсь, что разговор был неприятный. В чем дело? Что между вами произошло?

— Ничего серьезного, отец. У нас была небольшая ссора перед тем, как он покинул форт Смит. У него возникли сомнения относительно меня, он подозревал, что Анна Эвери замешана в делах Клана. Мы оба что-то скрывали друг от друга, и это создавало напряжение. Но в общем отношения были дружеские.

Бен выглядел встревоженным.

— Вы двое… не…

— О нет! — рассмеялась Джинни. — Мы не влюбились друг в друга. Он был холоден, словно камень и строго обращался со мной. Но это ничего, он славный, и я к нему хорошо отношусь. Надеюсь, так будет и впредь.