— Конечно, нет, — улыбнувшись невольному испугу, прозвучавшему в голосе Марии Алехандры, ответила дочь, — я не такая уж глупая, чтобы не знать как появляются дети.

— Прекрасно, сеньорита, — тоже улыбнулась мать. — В таком случае желаю вам успеха, и не забудьте извиниться перед родителями за свой проступок. Если вы будете вести себя вызывающе, то ни к чему хорошему это не приведет.

Алехандра вдруг почувствовала искреннюю симпатию к этой малознакомой красивой женщине, проявлявшей такую заботу о ней. Ей стало жаль, что ее собственная мать оказалась неспособна на это.

— Вы правы… — согласилась Алехандра и вздохнула, — мне очень не хватало такого друга, как вы. Можно я вас поцелую и буду называть на «ты»?

Марии Алехандре удалось скрыть свое волнение лишь потому, что в этот момент подъехало такси.


Дома Алехандру ждали бледная, растерянная мать и разъяренный, испепеляющий своим гневным взглядом отец. Она едва успела пролепетать: — «Мама… папа… поверьте, я очень сожалею», как сенатор Эстевес бешено топнул ногой и зарычал:

— Не подходи ко мне!

— Но…

— Алехандра, иди к себе, — попыталась разрядить обстановку Дельфина, но Самуэль не позволил ей этого сделать:

— Нет уж, пусть сначала меня выслушает!

— Папа, я хотела…

— Помолчи. — Никогда раньше отец не обращался к ней в таком тоне, и потрясенная Алехандра застыла на месте, переводя умоляющий взгляд с отца на мать. — Ты надругалась над моими чувствами, — продолжал говорить Эстевес, распаляясь все больше и больше при мысли о том, чем его дочь могла заниматься ночью с этим «паршивым музыкантишкой», — над моим доверием и уважением к тебе. Твое поведение — это насмешка над моей заботой и старанием обеспечить тебе счастливую жизнь в этом доме. Знай: такого я не забываю. Ты утратила и мое доверие и мое уважение. Я никогда тебя не бил и сейчас до этого не унижусь, хотя ты вполне этого заслуживаешь. Иди к себе и плачь там, бесстыжая… Я прекрасно знаю, где ты была и с кем.

Последняя фраза поразила плачущую Алехандру больше всего. Она подняла мокрые глаза на отца:

— Но, папа…

— Иди к себе и не попадайся мне в этом доме на глаза, пока я сам тебе этого не разрешу. И помни — мое сердце теперь для тебя закрыто навсегда!

Только когда рыдающая дочь поспешно убежала наверх, Эстевес слегка перевел дух и обратил внимание на молчавшую все это время жену. Потрясенная случившимся, Дельфина застыла на диване. Несколько раз пройдясь по комнате, Самуэль что-то пробормотал ей сквозь зубы, но Дельфина ничего не поняла, а переспросить побоялась. Тогда Самуэль повторил громко и отчетливо:

— Моя дочь, пятнадцатилетняя девчонка, провела ночь на квартире какого-то бродяги, дешевого музыкантишки, подыхающего с голоду…

— Как ты об этом узнал? — поразилась Дельфина.

— Когда мне надо что-то узнать, я всегда найду способ это сделать. Твоя драгоценная сестрица нашла Алехандру именно там, но ничего нам не сказала… хороша тетушка… сводня!

Дельфина молчала, не зная, что ответить. Тогда Самуэль остановился перед женой и, глядя ей в глаза, произнес своим властным тоном:

— Ты должна сейчас же пойти к Алехандре и все у нее выведать. Мне необходимо знать, что у них там было этой ночью.

— Ты имеешь в виду, что…

— Да, да, черт подери, именно это! Мне надо знать, осталась ли моя дочь девственницей?!

Не в силах сдержать волнение, Дельфина вскочила с дивана. Казалось, подобное предположение ошеломило ее.

— Неужели ты веришь в то, что она и этот парень…

Такая реакция жены еще больше разозлила Самуэля. Он буквально скрежетал зубами:

— Дельфина, не спрашивай меня, верю я или нет, я ни во что и ничему не верю. Пусть верят попы и идиоты. Ты женщина, мать… поговори с ней по-женски и все узнай.

— Хорошо, — кивнула Дельфина, — завтра я с ней поговорю. — Она уже повернулась, собираясь уходить, как Самуэль подскочил к ней и схватил за руку.

— Не завтра, а прямо сейчас, иначе я этой ночью глаз не сомкну! Если он только притронулся к ней, я убью этого жалкого кретина!

Дельфина поняла, что придется уступить мужу, и, молча кивнув, направилась в комнату дочери.

Алехандра не была готова к серьезному разговору с матерью. Сцена в гостиной потрясла ее до глубины души, а теперь еще и это новое разочарование — предательство Марии Алехандры. Пача призналась Алехандре, что все ей рассказала. «Значит, — думала Алехандра, — отец мог узнать о Фернандо только от этой женщины. И это несмотря на все ее обещания! Какая подлость и какое коварство!» Алехандра никак не могла успокоиться, ее щеки горели от возмущения, глаза блестели. Появление матери она восприняла с нескрываемой враждебностью, как еще одно испытание такого ужасного дня.

Дельфина отослала Пачу на кухню и, только когда они остались одни, заговорила с дочерью.

— Алехандра, — в ее голосе не чувствовалось уверенности, — ты очень обидела нас с отцом, хотя мы понимаем, что в свои пятнадцать лет ты совсем-совсем ребенок. Возможно, ты просто не подумала о последствиях, когда сбежала от нас и скрывалась на квартире… этого молодого человека. — Дельфина глубоко вздохнула и села на кровать рядом с дочерью. — Посмотри на меня, Алехандра, и скажи…

Упрямый взгляд дочери мешал ей говорить, но отступать уже было поздно:

— Я ведь не ошибаюсь в тебе, Алехандра, ты вела себя правильно?

— Не понимаю, что ты имеешь в виду, мама, — отворачиваясь от нее, произнесла Алехандра, — но я не ночевала на квартире у Фернандо. Это ложь. Я была совсем в другом месте.

— Алехандра, только не надо лгать! Мы прекрасно знаем, где ты была, и ты хорошо поняла, о чем я тебя спрашиваю.

— Да, поняла, — равнодушным тоном согласилась Алехандра и отодвинулась подальше, словно ей было неприятно сидеть рядом с матерью, — но только потому, что я не такая инфантильная дурочка, какой вы меня привыкли считать. И я могу ответить на твой вопрос, который ты все никак не осмеливаешься мне задать, — да, мы с ним переспали!

— Как ты ужасно выражаешься, Алехандра!!!

— А разве не ты меня научила этому языку? — холодно поинтересовалась дочь, вставая с постели и отходя к окну. Дельфина поняла, что ничего уже больше не добьется и направилась к двери — нет, ну что за невозможная девчонка!

— Не понимаю, что с тобой происходит, — заговорила она снова, стоя уже на пороге, — но скажу тебе только одно: мы с отцом наставим тебя на путь истинный, как бы ты этому ни противилась. Мы выбьем из тебя это глупое бунтарство, которым ты с некоторых пор принялась нас запугивать. И я сама попрошу отца быть с тобой построже, потому что ты ведешь себя с поразительной наглостью.

И уже покидая комнату, она услышала брошенные ей вслед слова дочери:

— А тебе, мама, всегда недоставало бунтарского духа. И я никогда не буду такой, как ты, никогда…

Эстевес продолжал метаться по гостиной, как разъяренный лев. Заметив спускающуюся Дельфину, он подскочил к ней, уже заранее скаля зубы, чтобы взорваться очередным проклятием.

— Алехандра не хочет со мной разговаривать. Она отрицает, что провела ночь на квартире этого парня.

Эстевес ждал чего угодно, но только не этого, а потому в первый момент опешил:

— Отрицает? Но как она может это отрицать?

— Кроме того, она разговаривала со мной грубо и вызывающе…

— Ну так спала она с этим кретином или нет?

Дельфина уклонилась от прямого ответа, тем более что и сама не верила тому, что ей сказала Алехандра:

— Не знаю. Она не хочет об этом говорить. Разбирайся с этим сам… она твоя дочь.

— Проклятье! Но ты же мать, женщина, почему же ты не могла этого выяснить?

— Ты забыл, что я не настоящая мать?

Эстевес понемногу начинал успокаиваться, понимая, что вот так, одним лишь бешеным напором, он только повредит всему делу и ничего толком не узнает.

— Никогда этого не повторяй, — заметил он Дельфине. — Кстати, пока ты разговаривала с Алехандрой, мне звонила твоя чертова сестрица.

— И что?

— Я ответил, что мы еще не говорили Алехандре о ваших родственных отношениях, и тогда она напросилась на завтрашний визит… Но, черт подери, а это еще что?

Откуда-то снаружи, с лужайки возле дома, послышался приятный мужской голос, распевавший под гитару какую-то любовную песню. Самуэль и Дельфина застыли на месте, недоуменно переглядываясь…

ГЛАВА 5

— Да, — говорил Рикардо, приятель Фернандо по консерватории, вращая руль своего старенького пикапа, — мне жаль твою скрипку! А этот тип был вооружен?

— Не знаю… — отвечал Фернандо, сидевший рядом с ним на переднем сиденье, но меня как будто парализовало. От изумления я не мог сдвинуться с места и повел себя как последний трус.

— Но он тебе угрожал?

— Похоже на то, но все это было как-то между делом. Сначала он заявил, что очень любит оперу и мечтал когда-то стать оперным певцом. Потом сказал, что каждый должен знать свое место, а потому — если я в следующий раз приближусь к Алехандре Эстевес, то мои руки музыканта может постичь та же судьба, что и мой инструмент… И еще он произнес одну запомнившуюся мне фразу: «Сделать выбор в пользу будущего — это лучше, чем из каприза упорствовать в любви, у которой нет будущего». Согласись, что не каждый день встречается такой философствующий гангстер!

— Как тебя угораздило влюбиться в дочь сенатора, пользующегося такой дурной славой! Неужели трудно было найти другую девушку?

— Это не я, — только и вздохнул Фернандо, прижимая к себе футляр с гитарой, — это она меня нашла.

— Ну конечно, ведь ты же у нас такой неотразимый, — насмешливо заметил Рикардо, прибавляя газу.

— Не в этом дело, старик, я просто пытался помочь этой девчонке. У нее проблемы с родителями.