— Ты притворщица и лицемерка! — заявила она усталой Марии Алехандре. — Наслушавшись моих откровений, ты позавидовала мне и решила броситься на шею Себастьяну. Ты хочешь отомстить за то, что я якобы украла у тебя дочь! Но передо мной тебе не удастся разыграть роль жертвы, потому что истинная жертва — это я! И нечего так недоверчиво усмехаться, я знаю, что говорю. Ради чего, по-твоему, я продала свою молодость и красоту Самуэлю, как не ради того, чтобы обеспечить твою собственную дочь? Ради чего я терпела возле себя этого негодяя столько лет? А вот теперь, когда я решила все бросить и уйти к любимому человеку, появляешься ты, убийца, и хочешь перейти мне дорогу! Но запомни — Себастьян не для тебя!

Марии Алехандре стоило больших усилий сдержаться и не наговорить сестре грубостей, тем более что она вполне это заслужила. Но видя, в каком состоянии находятся и Дельфина, и Самуэль, Мария Алехандра была почти уверена — произошло нечто такое, что имеет самое непосредственное отношение и к ней. Мария Алехандра пошла спать, но долго не могла уснуть, ворочаясь в своей постели и смотря в залитое лунным светом окно. Она решила, что завтра же вновь отправится навестить Даниэля и, если получится, поговорить с Себастьяном; но перед этим обязательно заедет посоветоваться к сестре Эулалии.

Именно из-за того, что она целых два часа провела в задушевных разговорах с монахиней, Мария Алехандра не застала Себастьяна дома, поскольку он уже уехал в клинику; но зато ее ждал крайне неприятный сюрприз. Когда Ансельмо отворил ей входную дверь и она, приветливо улыбаясь, прошла в гостиную, то из-за журнального столика, навстречу ей, поднялась невысокая, худенькая женщина, одетая в столь короткое и легкое платье, что напоминала бы девочку-подростка, если только смотреть на нее издалека. Однако вблизи, несмотря даже на модную, короткую стрижку, она производила не слишком приятное впечатление — на шее и в уголках глаз уже появились предательские морщины, кожа лица заметно поблекла, но косметика была вызывающе яркой. Женщина была довольно молода, хотя благодаря своему холодному, оценивающему взгляду, которым она окинула несколько растерянную Марию Алехандру, показалась ей старше.

— Здравствуйте, сеньора, — вежливо произнесла она, еще не догадываясь, кто эта женщина, — меня зовут Мария Алехандра.

— Очень приятно, — живо откликнулась та, — я знаю, вы заботитесь о Даниэле. А я — Катарина Гримальди, мать этого непослушного мальчишки и жена Себастьяна. Что с вами, сеньорита, вы смотрите на меня как на привидение!

— Простите… — с запинкой ответила Мария Алехандра, пытаясь поскорее овладеть собой, тем более что она чувствовала на себе злорадный взгляд неожиданной соперницы, — я столько о вас слышала, но ни разу не видела, даже на фотографии.

— Да, я не слишком фотогенична и не очень люблю фотографироваться, — небрежно ответила Кэти, прекрасно поняв Марию Алехандру, — я вам очень благодарна за внимание к моему сыну, хотя, как я уже успела заметить, вы его изрядно избаловали. Но ничего, я специально вернулась из Канады, чтобы помириться с мужем и самой заняться воспитанием ребенка. Теперь, как вы сами понимаете, потребность в ваших услугах отпадает, так что вы можете пройти наверх и сложить свои вещи.

— Но, сеньора, меня брал на работу доктор Себастьян Медина…

— На этот счет можете не волноваться, милочка, мой супруг всегда соглашается с моими решениями.

Вот здесь Кэти солгала, и солгала не моргнув глазом. Когда сегодня утром она объявилась на пороге дома и радостно объявила раздосадованному ее появлением мужу, что приехала «спасти наш брак», то Себастьян не только не согласился с этим ее решением, но потребовал, чтобы она немедленно убиралась обратно, и даже предложил подбросить в аэропорт. Хуже того, Даниэль состроил кислую мину при виде «его дорогой мамочки» и тут же поинтересовался у отца, когда придет Мария Алехандра. Однако Кэти не теряла оптимизма, и несмотря на пожелание Себастьяна «по возвращении из клиники не видеть здесь ни ее, ни ее чемоданов», все же принялась их распаковывать; тем более что донья Дебора была ей откровенно рада. Этому обстоятельству имелось одно простое объяснение — Себастьян заявил ей, что хочет жениться на Марии Алехандре, а ее прошлое его не интересует. Донья Дебора была несколько испугана непреклонной решимостью сына, и хотя она, в принципе, не имела ничего против Марии Алехандры, ей все же казалось, что «эта девушка не для него». Кроме того, в отличие от сына, она чрезвычайно интересовалась прошлым Марии Алехандры. Неожиданный приезд Кэти во многом облегчал решение всех накопившихся проблем, по этой причине Дебора встретила ее с распростертыми объятиями.

Но Мария Алехандра ничего этого не знала и молча отправилась собирать свои вещи. Неужели Себастьян предал ее и на этот раз и стоит оставить его Дельфине и собственной жене, у которой такие холодные рыбьи глаза? Собрав чемодан, она вновь спустилась в гостиную и попросила у Кэти разрешения проститься с Даниэлем. Мальчик был заперт в своей комнате Гертрудис, выполнявшей распоряжение Кэти, решившей заранее обезопасить себя от «ненужных», по ее мнению, сцен.

— Я понимаю вас, но предпочла бы, чтобы вы этого не делали, — сказала она и приблизилась к Марии Алехандре, протягивая ей стодолларовую бумажку, — а это вам за причиненное мной неудобство. Надеюсь, это больше, чем сумма, обговоренная с моим мужем?

— О, намного больше, сеньора! — радостно воскликнула Гертрудис, наблюдавшая всю эту сцену.

— Оставьте свои деньги при себе, сеньора. Я нанималась на работу не к вам, так что не вам со мной и расплачиваться.

Мария Алехандра вышла из дома, с трудом волоча за собой большой саквояж, и, не оглядываясь, пошла по дороге. Она не почувствовала, что ее любимый Даниэлито смотрит в этот момент ей вслед из окна своей комнаты и горько плачет, приговаривая:

— Не уходи, Мария Алехандра, не уходи!

ГЛАВА 9

К большому разочарованию Перлы, Камило Касас и второй раз, соскочил у нее с крючка, заставив всерьез усомниться в собственной неотразимости. Такой двойной неудачи она давно уже не испытывала и теперь даже несколько растерялась, не находя этому удовлетворительного объяснения. Может быть, дело в том, что она слишком горячо бросилась заботиться о поверженном на пол Эстевесе, а потом еще долго не могла прийти в себя от всего происшедшего; а может быть, все можно объяснить еще проще — половой несостоятельностью самого Касаса или его гипертрофированной порядочностью?

Первое предположение подтвердили слова Камило, сказанные им сразу после того, как сенатора Эстевеса увезли домой, взволнованные посетители бара расселись по своим местам и вновь заиграла музыка.

— А ваши отношения с Эстевесом гораздо серьезнее, чем я думал, — заметил он, внимательно изучая мрачное лицо Перлы, вот уж никак не думал, что ты будешь так переживать.

— Думай что хочешь, — холодно заметила она, — а по-моему мнению, этот Медина просто мерзавец. Он моложе и намного сильнее сенатора, и было подлостью с его стороны так жестоко воспользоваться своим преимуществом.

— Может быть, ты и права, — задумчиво ответил он, — в любом случае — извини.

Дальнейший разговор уже не клеился, и вскоре они вышли из бара, сели в машину Касаса и поехали к дому Перлы. У нее вдруг пропало всякое настроение заигрывать с ним, а сам Касас думал о чем-то своем, поэтому большую часть пути они молчали. И все же, когда он остановил свой «джип» прямо напротив ее подъезда, Перла сделала над собой усилие и натянуто улыбнулась:

— Благодарю.

— Нет, это я должен тебя поблагодарить за незабываемый вечер… И вообще, во многих отношениях ты женщина необыкновенная.

— В таком случае как насчет того, чтобы подняться в квартиру к этой необыкновенной женщине и выпить по чашечке кофе, который она необыкновенно умеет готовить?

— Перла…

Она бросила на него мимолетный взгляд и, хотя в полутьме кабины не смогла разобрать выражения его глаз, но поняла, что он сейчас откажется. Что за странный тип! Делает искренние комплименты женщине и при этом отказывается лечь с ней в постель! Вот в этот-то момент Перле и пришло на ум второе из ранее упоминавшихся предположений. Однако она все же решилась на последнюю попытку и самым жалобным голосом тихо произнесла:

— Пожалуйста, Камило, ты и представить себе не можешь, как мне сейчас одиноко…

— Знаешь, Перла, меня не так легко провести, как тебе кажется. И я понимаю, почему тебе так одиноко… Естественно, это немалое потрясение — увидеть, как яростно шеф бросается в драку, стремясь отстоять любовь своей жены. Ты женщина не только красивая, но угрожающе умная и амбициозная. И все-таки одной вещи тебе не хвастает для того, чтобы стать совершенством. И знаешь чего? Искренности.

После таких слов ей оставалось лишь холодно поблагодарить за проповедь и вылезти из машины. Черт бы побрал этого Касаса! Интересно, есть ли у него вообще любовница и какая женщина в состоянии терпеть такого зануду?

Она не понимала этого человека, и потому могла испытывать к нему нечто похожее на уважение; но зато прекрасно понимала и презирала Монкаду, видя в нем такого же беспринципного циника, как и она сама, имевшего к тому же еще и самые холуйские наклонности. Он, несомненно, относился к ней с неменьшей неприязнью, так как на следующий день не поленился специально заехать в офис, чтобы забрать у нее заявление об уходе, которое вчера потребовал Эстевес, и лично отвезти его сенатору. Но Перла не собиралась сдаваться без боя и была уверена в своих силах.

— А кто вам сказал, что я собираюсь уходить, Монкада? Если я вчера вечером была в баре с сенатором Касасом, то исключительно потому, что этого требовали интересы сенатора Эстевеса. И, вообще, пока я из кожи вон лезу, стараясь обеспечить успех политической карьеры сенатора, у вас и вам подобных головы забиты какой-то свинячьей пошлостью.