— Ну и чего ты хочешь добиться этим фарсом? — хмуро поинтересовался он, облокачиваясь на камин и стараясь держаться от нее подальше.

— Того же, чего и всегда.

— Ты добьешься только того, что я тебя возненавижу.

— Лучше твоя ненависть, чем равнодушие.

— Тебе прекрасно известно, кого я люблю, и тем не менее ты не оставляешь меня в покое…

Дельфина незаметно подкралась к нему и, запрокинув голову, посмотрела ему в глаза откровенно-бесстыдным взором:

— Для меня это уже не имеет значения. Я не требую от тебя верности и лишь хочу, чтобы ты раздевал меня, как и раньше, ласкал, как и раньше…

— Только и всего? — усмехнулся Себастьян. — Сеньоре хочется немного секса? А ты что — газетных объявлений не читаешь? Найдется немало крепких ребят, которые полностью удовлетворят все твои желания всего за несколько тысяч песо.

Дельфина дала ему пощечину и удалилась, хотя то, что он ей сказал напоследок, надолго сохранилось в ее памяти.

— А ведь ты развратная женщина, Дельфина, — произнес Себастьян, распахивая перед ней дверь наружу, — и я даже не представлял, насколько ты развратна!

— О да, — ответила она ему с кривой улыбкой, — и у тебя еще будет возможность в этом убедиться!

И все же, мысленно подводя итог своего первого визита в дом Медина, Дельфина была весьма довольна собой — теперь у нее есть надежный плацдарм в виде дружбы доньи Деборы и Кэти, поэтому она может появляться там вновь и вновь, независимо от желаний самого Себастьяна. Постепенно он привыкнет к ее неизбежному присутствию, перестанет смотреть на нее как на врага и тогда… «Но хватит мечтать, — резко оборвала она себя, до этого еще далеко, к тому же неизвестно, что там еще выкинет моя драгоценная сестрица».

А Мария Алехандра сидела на том самом диване в гостиной, где совсем недавно позировало корреспондентам все семейство Эстевесов, нервно покачивала ногой и со всевозрастающим раздражением ждала появления Дельфины. Алехандра уже поделилась с ней радостью, вызванной внезапно изменившимся отношением ее матери к Фернандо, теперь она горела желанием устроить грандиозный скандал этой лицемерной развратнице.

Именно так она и назвала сестру, когда та наконец появилась в дверях, сдержанно улыбаясь.

— Значит, ты прикрываешься любовью моей дочери и Фернандо, чтобы видеться со своим любовником?

— Не смей разговаривать со мной в таком тоне! — мгновенно отреагировала Дельфина и хищно оскалила свои мелкие зубки: — Ты что, ревнуешь, сестренка?

— А ты уже потеряла всякий стыд, если опустилась до такого поведения.

— Причем тут стыд? Ты, видимо, забыла, что, кроме нас с тобой, права на Себастьяна оспаривает его законная жена Кэти, и что же тут удивительного, что я сражаюсь за его любовь всеми доступными мне средствами?

— Но это же безнравственно!

Только не такими доводами можно было пронять Дельфину, и она мысленно усмехнулась наивности своей сестры.

— А ты, дорогуша, после стольких лет в тюрьме продолжаешь считать себя образцом нравственности? Может, и мне надо кого-нибудь убить, чтобы подняться до твоего уровня?

Мария Алехандра вдруг поняла, что своим поведением Дельфина напоминает ей Самуэля с которым, незадолго до этого она имела не менее бурный разговор; и, поймав себя на этой мысли, Мария Алехандра с отвращением отвернулась.

А разговор с Эстевесом был на довольно необычную тему, да и начался он столь же необычно. Самуэль сам поднялся в ее комнату и предложил пообедать вместе, заявив, что ему надо кое о чем ей рассказать. В столовой он был так любезен, что даже отпустил Бениту и сам накрыл на стол; то ли в шутку, то ли всерьез уверяя немало озадаченную таким поведением Марию Алехандру, что в своем предыдущем воплощении, он наверное, был метрдотелем. «Если Самуэль так обходителен, значит, ему что-то от меня надо, — подумала она. — Ну что ж, будем держать ушки на макушке».

— Так в чем дело? — поинтересовалась она, когда они оба принялись за еду. — Хватит ходить вокруг да около.

— Мне нравится, что ты такая решительная, — усмехнулся Эстевес, разрезая жаркое, — а дело в том, что твой отец, царствие ему небесное, оставил после смерти большие долги, за которые я расплатился своими собственными деньгами.

— Да, и в качестве залога передал тебе бумаги на пользование нашими землями, — перебила его Мария Алехандра, — все это я уже знаю.

— Прекрасно. Теперь мне надо, чтобы ты поставила свою подпись в качестве наследницы, что не возражаешь против того, чтобы эти земли отошли в мою собственность. А за это я…

— А за это ты дашь мне денег на губную помаду и пакетик леденцов, — усмехнулась Мария Алехандра.

Неприятно пораженный ее язвительным тоном, Эстевес оторвался от своей тарелки и внимательно взглянул на нее.

— Что это значит и чем вызвана эта ирония?

— Но ведь моя мать отказалась подписать эти бумаги?

— Твоя мать была признана сумасшедшей, и ее подпись все равно бы признали недействительной.

— Но зато я не сумасшедшая, Самуэль, — проговорила Мария Алехандра, поднимаясь из-за стола, — и я столько лет провела в тюрьме, что теперь даже толком не знаю, о чем идет речь. Мне нужно время, чтобы самой во всем разобраться.

— Но у меня нет времени! — вспылил Эстевес, начиная раздражаться. — Эти земли были переданы мной одной компании, которая собирается продать их правительству для строительства водохранилища. Дело очень срочное, затрагивающее государственные интересы.

— Ничего, — уже стоя в дверях, ответила Мария Алехандра, — государство немного подождет. Желаю приятного аппетита.

— Минуту! — Самуэль тоже встал. — А могу я узнать, с кем ты собираешься советоваться?

Мария Алехандра не видела причины этого скрывать, и потому ответила:

— Со своим другом детства Камило Касасом.

Эстевес, словно пораженный молнией, застыл на месте, а Мария Алехандра отправилась в гостиную и стала собираться. Перед тем как ехать к Касасу, ей хотелось увидеть Дельфину, чтобы высказать ей все, что она о ней думает; и лишь после состоявшегося разговора с сестрой, который закончился явно не в пользу самой Марии Алехандры, она взяла такси и поехала в офис Камило.

А у того были свои неприятности, над которыми он и размышлял, бегло проглядывая бумаги. После разговора со следователем Могольоном, высказавшим предположение, что сенатор Касас мог убить свою секретаршу, находясь в состоянии умопомрачения, о котором сам потом не мог вспомнить, Мартин решил всерьез заняться провалами памяти своего друга и предложил ему пройти предварительное обследование. Оно показало наличие в мозгу Касаса небольшой опухоли, способной прогрессировать и привести к самым опасным последствиям. Однако, к большому сожалению Мартина, Камило отказался ложиться на операцию, сославшись на неотложные дела. Одним из таких дел он как раз и был занят, когда в его кабинет вошла Мария Алехандра.

— С тобой можно посоветоваться насчет земель моих родителей? — коротко поздоровавшись, сразу спросила она.

— Да, да, конечно, — немного растерявшись от Такого удивительного совпадения, отвечал Касас, у него на столе лежали бумаги, связанные именно с этим делом.

— Эстевес заставляет меня подписать какие-то документы, и мне необходимо узнать, зачем ему это нужно…

— Ну, это очень легко объяснить. Закладные, подтверждающие долги твоего отца, оказались все до одной фальшивыми. Так что тебе ни в коем случае не следует ничего подписывать, поскольку вы с сестрой являетесь обладателями крупного состояния.

Все это звучало настолько невероятно, что Мария Алехандра не сразу в это поверила.

— Откуда ты об этом узнал? — привстав со стула, недоверчиво поинтересовалась она.

— Ну, являясь членом сената, многое можно узнать. Это только журналисты пишут, что мы используем наши связи в целях личного обогащения. Кстати, я надеюсь, ты не собираешься строить на этих землях водохранилище? И, вообще, нам пора приниматься за дело и подать на Эстевеса в суд.

При слове «суд» Мария Алехандра сразу встрепенулась и подумала о своей дочери.

— Но, Камило, — не очень уверенно произнесла она, — Алехандра слишком любит своего отца, и мне бы не хотелось причинять ей подобных страданий.

— А мы сделаем так, что об этом будут знать только три человека: ты, я и Самуэль, — не очень уверенно пообещал ей Касас, с трудом представляя себе, как это можно сделать. Заметив, что Мария Алехандра уже собирается уходить, он немного помялся, встал из-за стола и, обойдя его вокруг, присел на самый угол. Она пристально следила за его передвижениями, думая, что он вновь хочет начать разговор о своей любви. Однако первая же его фраза немало ее удивила.

— Ты не могла бы рассказать мне о том, что произошло в ту ночь. Ты понимаешь, что я имею в виду ночь, когда ты оказалась в тюрьме?

Мария Алехандра кивнула:

— Но зачем тебе это нужно? Я столько раз пыталась все забыть, а ты хочешь заставить меня вспоминать снова. Зачем?

Камило сложно было ей объяснить, поскольку для этого потребовалось бы рассказать о своих провалах памяти, ночных кошмарах и долгих, мучительных попытках вспомнить то, что он сам видел в ту ночь, но о чем не сохранил никаких ясных воспоминаний. Однако Мария Алехандра, увидев судорожную гримасу боли, исказившую его красивое лицо, и сама не стала настаивать, поверив, что он спрашивает не из праздного любопытства. Сложив руки на коленях и опустив глаза, она тихим голосом принялась рассказывать, все больше погружаясь в картины своей загубленной юности.

И перед ней вставала та самая четырнадцатилетняя девочка, которой она была тогда; девочка с грустными глазами и большим плюшевым медведем в руках — последним подарком своего покойного отца. В тот вечер Мария Алехандра вместе со своей подругой детства Тересой отправилась на небольшую ферму, принадлежавшую ее отцу, где и решила заночевать. Отослав недоумевающую Тересу во флигель для слуг, она легла спать одна в том самом доме, точнее, небольшой хижине, где так часто жила вместе со своим отцом — ей хотелось вволю выплакаться и чтобы при этом никто не видел ее слез. Она полюбила одиночество сразу после его смерти, потому что именно в одиночестве ее посещали лучшие детские воспоминания.