— Слушай ты, урод, мои отношения с сенатором слишком много для него значат. И я не поеду в другой отель, потому что должна быть рядом с ним. Если хочешь оказать ему услугу, отвези лучше в другой отель свою хозяйку…


Эстевес изнемогал — опять и опять повторялась одна и та же сцена. Он признавался в любви, Дельфина кричала, что ненавидит его; он предлагал помириться и воссоздать семейный очаг, а она то угрожала, то умоляла, требуя развода; он говорил, что никогда от нее не отступится, а она билась в истерике: «Хоть бы ты сдох и оставил меня в покое!» Их разговор в ее номере так ничем и не кончился — она спустилась в бар, а он остался мерить яростными шагами шикарные апартаменты жены, не зная, что делать дальше. И вдруг послышался робкий стук в дверь. Эстевес, подумав, что вернулась Дельфина, поспешно повернул ручку и увидел перед собой Перлу, стоявшую с самым униженным видом.

— Самуэль, господин мой, позволь мне войти и поговорить с тобой.

— Какого черта тебе здесь нужно? — брезгливо поинтересовался он, тем не менее делая шаг назад и пропуская ее в номер.

— Я приехала сказать, что извиняюсь за все, что прошлый раз тебе наговорила. Ты ударил меня, и я пришла в ярость…

— Ах, в ярость? — иронично переспросил Эстевес. — Так это в ярости ты назвала меня старым хрычом и мерзавцем?

— Прости меня, Самуэль, — потупив глаза, еще раз покорно попросила Перла, — я была дурой, но я ни за что на свете не хочу тебя потерять.

— А что хорошего в таком старом хрыче, как я? Камило Касас гораздо моложе и красивее. А знаешь, Перла, когда тебя поставили на место, ты дрожишь, как испуганная сука, и, видимо, способна представлять большой интерес… для кобелей.

Она вскинула на него глаза:

— У тебя отвратительный характер, Самуэль, но ты должен понимать, что достоинство…

— Не говори мне о достоинстве, Перла, я сейчас не в состоянии воспринимать таких шуток. А если тебя не устраивает мой характер, можешь исчезнуть из моей жизни — только и всего.

— Но, Самуэль, Самуэль! — отчаянно вскричала она, ломая руки. — Ведь ты же доверял мне, так не гони сейчас прочь!

Однако Эстевес лишь брезгливо поморщился:

— Доверял? Да я никогда не доверяю женщинам, поскольку они склонны мыслить той частью своего тела, которая слишком расположена к изменам. Оставь свои трюки бездарной актрисы и немедленно убирайся прочь. Сейчас должна прийти моя жена.

И Перла действительно столкнулась с Дельфиной возле лифта, когда уже спустилась на первый этаж.

— А я и не думала, что здесь соберутся все служащие моего мужа, и Самуэль ничего не говорил мне об этом, — с деланным изумлением воскликнула Дельфина, снимая темные очки и прищуривая глаза на Перлу.

— Нет, нет, сеньора, я приехала сюда за свой счет и собираюсь хорошо провести время, — с трудом улыбнувшись, ответила секретарша.

— Ну, в таком случае советую тебе быть осторожнее с сенатором Эстевесом, у него есть скверная привычка сначала использовать людей, а затем выбрасывать их на помойку.

На такое грубое и плоское оскорбление нельзя было не ответить, и Перла не сдержалась, выбрав из своего арсенала самое сильное оружие — возраст.

— А вы, донья Дельфина, будьте осторожнее с солнцем… в вашем возрасте надо щадить кожу.

— В этом ты права, — сказала Дельфина и, уже входя в лифт, добавила: — Но, к счастью, ум и опыт не увядают…


Как назло, когда до Сан-Андреса оставалось всего двадцать минут езды, у «мерседеса» доньи Деборы спустило колесо. Обе дамы уже изнемогали от жары и утомительной дороги, а Мече еще при этом ругалась, как заправский шофер. После тщетных попыток остановить одну из проезжающих мимо машин и попросить помощи Дебора тяжело вздохнула:

— Наверное, в этой стране не осталось джентльменов, которые способны оказать помощь попавшим в беду дамам.

— Или они просто лежат дома в такую жару, — тяжело отдуваясь, заметила Мече, наблюдая за тем, как ее подруга достает из багажника гаечный ключ.

— Мне не раз приходилось менять колеса, — заметила донья Дебора, становясь на колени и тщетно орудуя ключом, — однако здесь слишком туго затянуты гайки. Сколько раз я просила этих олухов из автомастерской не затягивать их с такой силой!

— Но ведь тогда колесо может отвалиться на ходу, — удивленно прокомментировала Мече.

Дебора вскинула на нее глаза.

— Чем стоять без дела, лучше попробуй встать на ключ, может быть, под твоим… — Она замялась, не желая обижать подругу, но Мече уже все поняла.

— Ты хочешь сказать, что я слегка полновата? Да ладно, я сама это знаю… Куда надо встать?

Однако эта попытка закончилась плачевно, поскольку под тяжестью Мече ключ переломился пополам.

— И это при том, что до Санта-Марии оставалось так близко! — в отчаянии воскликнула донья Дебора, опуская руки и не зная, что делать дальше.

— Ну и что? Какого черта мы там будем делать, если все равно никого не знаем! — раздраженно отозвалась Мече, в душе досадуя на себя за то, что сама же подала донье Деборе эту идею.

— Ох, Мече, зачем я тебя вообще взяла с собой, если ты только и делаешь, что ворчишь!

Благодаря проколотому колесу сестре Эулалии удалось опередить обеих дам по дороге в Санта-Марию. Из окна грузовичка, шофер которого согласился подбросить ее до этой деревни, она увидела их стоящими возле «мерседеса», однако попросила водителя не останавливаться, а сама перекрестилась и облегченно перевела дух. Прибыв в Санта-Марию, она прошлась по домам, предупреждая о скором визите двух светских дам и заклиная именем Господа не открывать им никаких подробностей давней трагедии, и немало преуспела в этом.

Таким образом, когда в деревне, изнемогая от жары и пыли, показались Дебора и Мече, казалось, что их предприятие стараниями вездесущей монахини заранее обречено на неудачу. Особенно страдала от жары толстая Мече, пытавшаяся прикрыться от палящего солнца широкополой шляпой и большими темными очками.

— Извини меня, Дебора, но если так и дальше будет продолжаться, мы просто расплавимся на солнце.

— Потерпи, дорогая, — ответила Дебора, заметив в конце улицы какого-то сморщенного старикашку, непринужденно развалившегося в тени большого каучукового дерева, — надо же все узнать об этой гадине. Вон тот сеньор, видимо, местный, он-то нам Все и скажет.

Они подошли к старику, который с изумлением приподнял свою дырявую соломенную шляпу, глядя на двух хорошо одетых дам, тяжело бредущих прямо по середине улицы.

— Добрый день, уважаемый сеньор! — первым обратилась к нему донья Дебора.

— Здравствуйте, достопочтенная, — вежливо отозвался он, приподнимаясь с земли.

— Мы разыскиваем бывших жильцов вон того дома, что стоит в самом конце улицы.

— Который сейчас пустует? — услужливо переспросил старик.

— Совершенно верно. По-моему, у дочери его владельцев были нелады с полицией, да и вообще, здесь неподалеку произошло страшное преступление…

— Знаете, сеньора, от этой проклятой жары у меня так пересохло в глотке, что если не промочить ее глоточком агуардиенте…

— Понятно. Мече, — обратилась донья Дебора к подруге, предварительно порывшись в своей сумочке, — у тебя нет купюр по пятьсот песо, а то у меня только крупные?

— Да пятьсот песо ему хватит на целый самогонный аппарат, — недовольно пробурчала та, тем не менее доставая требуемую купюру и передавая ее старику, который с благодарностью сжал деньги в своей коричневой морщинистой руке.

— Да благословит вас Господь.

— Аминь, — поспешно сказала донья Дебора, — а теперь скажите нам, как звали девочку из того дома.

— Какую девочку?

— О которой мы сейчас говорили. Вся эта история произошла пятнадцать лет назад.

— Пятнадцать лет? Да я здесь всего неделю. Вон там живет семья Альвасанте… они здесь давно, так что спросите у них.

— Все ясно, спасибо.

И обе женщины разочарованно поплелись дальше. Однако у семьи Альвасанте их ждало очередное разочарование, поскольку и там уже успела побывать сестра Эулалия. Никто ничего не помнил — и это в деревне, где все знали своих соседей как облупленных и коротали время за бесконечными сплетнями! Подобное казалось невероятным и наводило на определенные подозрения. И когда Дебора и Мече уже совсем было отчаялись и почувствовали, что уже не в состоянии продолжать свои поиски, к ним вновь приблизился все тот же старикашка, которому агуардиенте явно пошло на пользу — он выглядел весьма бодро, и глаза его заговорщически блестели.

— Сеньоры, могу я с вами поговорить?

— Ох, у меня больше нет денег, — только и вздохнула Мече, на что старик, к их общему изумлению, вдруг покачал головой:

— Нет, дело не в этом. Но я только что говорил с человеком, который знал всю эту семью.

— Неужели?

— И он сможет нам что-нибудь рассказать? — хором воскликнули обе сеньоры.

— Да, — кивнул старик, — и у него даже есть фотография девочки из этого семейства, она убила одного мужчину.

— Так чего мы ждем? — встрепенулась донья Дебора, решительно сверкнув глазами. — Веди нас к нему!

Однако старик не двинулся с места.

— Дело в том, достопочтенные сеньоры, что этот человек не хочет ни с кем встречаться; и, кроме того, он поручил мне узнать, сколько вы заплатите за эту фотографию.

— Триста тысяч песо его устроит? — не раздумывая спросила донья Дебора, а Мече тут же добавила:

— Только не давай ему денег, пока не получишь фотографию!

— Да, — и глаза старика радостно блеснули, — я думаю, он согласится. Но это будет только завтра утром… на этом же самом месте. — Все трое как раз стояли на площади, неподалеку от почты, в тени большой развесистой пальмы.

— Прекрасно! — воскликнула Дебора. — Я обязательно буду здесь и охотно заплачу эти деньги, только вы уж, пожалуйста, меня не подведите.