Эстевес решительно направился к секретарше и попытался отобрать у нее ножницы.

— Ну-ка дай сюда, ты можешь ими пораниться…

— Не дам, я приготовила их для твоей жены, я раскромсаю ее на мелкие кусочки и развею их над морем…

После короткой борьбы ножницы перешли в руки Эстевеса.

— Ну, а теперь говори в чем дело, — сердито поинтересовался он. — Какая муха тебя укусила?

— Он еще спрашивает! — подперев рукой бок, воинственно воскликнула Перла. — Сначала приходит ко мне, а потом тут же уходит, оставляя в постели одну… словно я холодная лягушка…

— Так вот что тебя обидело, — усмехнулся Эстевес. — Ты боишься, что я тебя разлюбил? — Он схватил ее за запястья и потащил в спальню. — Ну, сейчас я тебе мигом докажу обратное…

— Нет, — вдруг начала упираться Перла, — я не хочу здесь, не хочу в этой постели…

— Какая разница!..

Вся эта сцена была столь бурной и стремительной, что лишь овладев Перлой, Эстевес вспомнил, что забыл запереть дверь. Услышав чьи-то быстрые шаги в коридоре, он хотел встать и уже спустил ноги с кровати, как хлопнула входная дверь и через минуту на пороге спальни показалась Дельфина. Увидев Перлу, невозмутимо лежащую на ее постели, она стремительно подскочила к ней, не обращая внимания на жалкие увещевания Эстевеса.

— Шлюха! А ну сейчас же убирайся из моей постели!

— Ага, ты хочешь подраться? — радостно воскликнула Перла, воинственно сверкнув глазами. — Ну что ж, прекрасно, давай нападай.

И не успел Эстевес опомниться, как обе женщины с визгом вцепились друг другу в волосы и принялись яростно кататься по постели. Зрелище было потрясающее — куда девались две элегантные дамы с их обычной светской невозмутимостью — теперь это были две кошки, две тигрицы, царапающие друг друга когтями, кусающие и рычащие.

— Дельфина, не делай глупостей… отпусти ее… давай поговорим, хватит скандала… прошу тебя… — Выбрав момент, когда Дельфина оказалась верхом на Перле и с торжествующим воплем принялась отвешивать ей звонкие оплеухи, Эстевес попытался удержать свою жену.

— Не дотрагивайся до меня, скотина! — взревела она. — Я убью эту шлюху.

В этот момент Перле удалось выскользнуть, и, поспешно вскочив на ноги, она бросилась к выходу.

— Стой, тварь! — закричала Дельфина и понеслась вслед за ней, по дороге с такой силой отпихнув Эстевеса, что он ударился спиной о стену и упал на пол, не в силах прийти в себя от изумления. А драка продолжалась и на этот раз переместилась в лоджию, которая находилась прямо над морем, поскольку гостиница стояла на самом берегу. Дельфина, почувствовав себя сильнее соперницы, подтащила упирающуюся Перлу к самому краю балкона и теперь изо всех сил пыталась перебросить ее через перила. Их жуткие вопли, раздававшиеся в ночной тишине и заглушавшие шум прибоя, разбудили постояльцев соседних номеров, которые с любопытством высунули головы, наблюдая за двумя женщинами, опасно свесившимися прямо над морем.

— Это еще что такое? — пробормотал Монкада, выходя на свой балкон четвертого этажа и смотря на то, что происходило этажом ниже. Ему удалось застать финальную сцену схватки, когда Дельфина, сделав решительное усилие, смогла перекинуть отчаянно визжавшую Перлу через перила и сбросить ее в воду с высоты третьего этажа.

С трудом переводя дыхание, она проследила взглядом за падением соперницы и, перегнувшись вниз, победно закричала:

— Захлебнись, подохни, мерзавка! Будешь знать, как связываться с чужими мужьями!

Упоминание о муже натолкнуло ее на еще одну мысль, и она, поспешно повернувшись, ринулась в свой номер. Подбежав к Эстевесу, она отвесила ему две звонких пощечины и, схватив его за шиворот, потащила к двери, лихорадочно приговаривая:

— Ну, спасибо, Самуэль… благодарю. Теперь мне все ясно. Как давно эта тварь стала твоей любовницей? Заткнись, можешь не отвечать. Это даже лучше, если ты с ней уже давно… тогда это полностью оправдывает мое поведение… Никакие мои поступки нельзя сравнить с той мерзостью, которой ты занимался, спутавшись с этой дрянью. Благодаря тебе я наконец избавилась от чувства вины. Ну, а теперь убирайся из моего номера… я пришлю твои вещи… ты мне омерзителен. Отправляйся на дно морское, спать вместе со своей шлюхой…

Ошеломленный Эстевес так и не успел вставить ни единого слова, как оказался в коридоре, и перед ним с треском захлопнулась дверь. Осознав, в каком он виде — босой, в одних брюках и незастегнутой рубашке, Эстевес пришел в ужас и осторожно, стараясь не попадаться на глаза горничным, стал пробираться в номер Монкады. Однако на его лихорадочный стук никто не отвечал, и ему пришлось еще полчаса прятаться в холле, пока в коридоре не появился Монкада, который, опасаясь последствий одержанной его возлюбленной победы, отправился вниз, посмотреть, что стало с Перлой.

Он обошел здание гостиницы и появился на берегу моря как раз в тот момент, когда из воды, пошатываясь, выходила Перла, похожая на потерпевшую кораблекрушение.

— Ага, ты уже здесь, подхалим несчастный, — хрипло сказала она, заметив Монкаду. — Какого дьявола тебе от меня надо?

— Я пришел сказать, чтобы ты заткнулась и немедленно убралась в свой номер, — хладнокровно отвечал Монкада.

— Ну уж нет, я сейчас опять поднимусь наверх и выцарапаю глаза этой негодяйке…

Монкада схватил ее за локоть и встряхнул.

— Никуда ты не пойдешь. Я не позволю тебе устраивать еще один скандал. Попробуй только не подчиниться, и я приму свои меры.

— Какие еще меры? Ты мне угрожаешь?

— У меня есть множество фотографий на которых и ты и твои партнеры запечатлены в самых интересных позах. Не хочешь взглянуть?

— А что мне смотреть на этих негодяев, тем более что ты хуже всех, — отозвалась Перла, но заметно присмирела.

На следующий день она улетела с острова первым же самолетом. В салоне самолета она столкнулась с Эстевесом, который теперь, при дневном освещении, мог вволю полюбоваться на то, что сделала его жена с его любовницей. Дельфина же осталась в гостинице, решив настойчиво дожидаться Себастьяна.

На сей раз ей повезло. Спустившись после обеда в холл, она сразу же наткнулась на своего возлюбленного, только что вернувшегося с острова Провидения. Отправив Марию Алехандру в номер, Себастьян задержался перед стойкой администратора, чтобы заранее оформить обратные авиабилеты. И тут перед ним возникла Дельфина, одним своим появлением моментально испортившая его настроение.

— Что ты здесь делаешь? — недовольно поинтересовался он, с удивлением смотря на ее исцарапанное лицо.

— И ты еще спрашиваешь, что я здесь делаю? — отозвалась она. — Жду тебя, разумеется.

Они отошли в сторону и сели в кресла, расположенные под небольшой пальмой.

— А как ты узнала, что я здесь?

— Ты издеваешься, Себастьян? В твоем письме четко говорилось…

— В каком письме? О чем ты говоришь? — устало простонал Себастьян.

— Да в твоем письме, которое ты оставил для меня у Гертрудис.

— Какая чушь! Я приехал сюда, чтобы стать мужем любимой женщины, твоей сестры, и никогда бы не стал писать тебе никаких писем.

— Но вот же оно, — растерянно прошептала Дельфина, готовая расплакаться. Но Себастьян даже не стал на него смотреть.

— Пора бы тебе уже стать взрослой женщиной, а не поддаваться на детские розыгрыши. А теперь извини, — и он встал с места, — но меня ждет жена. Здесь было так чудесно, — не удержался и добавил Себастьян, — пока не приехала ты…

Он поднялся в свой номер и в коридоре столкнулся с Марией Алехандрой, спешившей ему навстречу. По одному ее виду он понял, что счастливая полоса в его жизни кончилась и теперь начинаются неприятности.

— Себастьян… случилось большое несчастье. Оказывается, пока нас не было, тебе звонил Мартин и просил передать, что донью Дебору разбил паралич. Нам надо немедленно вернуться в Боготу.


— Извините, отец Фортунато, но у меня мало времени, — говорил Фернандо, стоя перед священником и видя, что тот никак не решается сказать ему то, ради чего пригласил его приехать в монастырь. — При все моем уважении к вам, если вы выполняете просьбу родителей Алехандры…

— Нет, нет. — Отец Фортунато был крайне недоволен тем, что Эулалия стала поручать ему самые неприятные и деликатные дела. Его природная застенчивость не позволяла ему свободно изложить самую суть проблемы этому симпатичному юноше, потому, разными обходными путями, он старался подготовить Фернандо до тех пор, пока тот не стал терять терпение. — Приготовься к тому, сын мой, что ты услышишь нечто необычное, что в корне изменит всю твою жизнь. Твоя возлюбленная Алехандра… не является дочерью сенатора Эстевеса.

— И всего-то? — с облегчением вздохнул Фернандо. — Это действительно для меня новость, но я не вижу в этом никакой трагедии, скорее даже наоборот. Алехандра — не родная дочь Эстевеса, а значит, он не имеет права коверкать ей жизнь и чинить нам разные препятствия. И это все, падре?

— К сожалению, нет. Дело в том, что тайна рождения Алехандры мне не принадлежит и я не должен был бы о ней рассказывать… Ты помнишь своего отца?

— Ну а при чем здесь мой отец?

— Не горячись, сынок, дело очень щекотливое, и мне трудно о нем говорить.

— Конечно, вам трудно, потому что вы самым трагическим тоном говорите о том, в чем я не вижу никакой проблемы. Давно пора перейти к самой сути, а то я уже по горло сыт разными попытками разлучить меня с Алехандрой.

Теперь они, медленно прохаживаясь по церкви, остановились перед алтарем, и отец Фортунато бросил отчаянный взгляд на лик Спасителя. Ах, почему этого не могла сказать сама Эулалия!

— Дело в том, что до этого вас пытались разлучить люди, а теперь вас разлучает само Провидение.

— Ну, вы меня еще больше запутали! — раздосадованно воскликнул Фернандо. — Да узнаю ли я, наконец, в чем дело?