— Гертрудис! — входя, окликнула ее Кэти. — Как там дела у моей свекрови?

— Ах, донья Кэти! — обрадовалась ей Гертрудис и заговорила со скорбным выражением на лице. — И не спрашивайте меня! Я ничего не знаю.

— Что такое? — удивилась Кэти. — Что это с тобой?

— С тех пор как здесь воцарилась новая сеньора Медина, эта тихоня Мария Алехандра, я не выхожу с этой кухни. Из кухни ко мне в комнату и обратно. Все совсем не так как было при вас.

— А что же новобрачные? Дома? — усмехнулась Кэти.

— Выгляните в окошко и сами их увидите. Целый день то в саду, то в бассейне… Целуются, ласкаются… Смотреть тошно! А несчастная донья Девора лежит наверху разбитая параличом и ходит за ней монашка.

— Сестра Эулалия сейчас у нее наверху? — поинтересовалась Кэти.

— Только что я видела как она прошла тоже в сад, поручив на это время богу позаботиться о донье Деворе, — с сарказмом заметила Гертрудис.

— Не придирайся, Гертрудис! Ведь кому-то надо следить за Деворой? А кто это может сделать лучше, чем монахиня?

Кэти вышла из кухни и поднялась на второй этаж. «Только бы она не спала!..» — подумала Кэти, входя в спальню свекрови. Девора не спала. Кэти села на стул рядом с ее кроватью и осторожно взяла Девору за руку.

— Девора, ты должна меня понять! Я не могу оставить Марии Алехандре моего сына. Ты ведь не допустишь, чтобы твоего внука воспитывала чужая женщина?

Девора силилась что-то ответить, но понять ее было невозможно. В комнату зашла Гертрудис.

— Пока нет сестры Эулалии, я принесла вам сок.

— Подожди, Гертрудис, не мешай мне! — остановила ее Кэти и, обращаясь к Деворе, продолжала: — Послушай, Девора, давай с тобой договоримся так. Я буду задавать тебе вопросы, а ты, если хочешь сказать «да», закроешь глаза один раз, а если «нет», то два раза, поняла?

Девора прикрыла глаза один раз.

— Ну вот… Хорошо. Я видела это в одном фильме… — Кэти опять склонилась к Деворе. — Итак, ты считаешь, что Мария Алехандра должна воспитывать моего сына?

Девора закрыла глаза два раза.

— Вот видишь! И я тоже так думаю! — обрадовалась Кэти. — Значит, я должна забрать Даниэлито к себе.

— Вот здорово! — восхитилась Гертрудис.

Кэти рассерженно оглянулась на нее:

— Помолчи, Гертрудис! Не мешай! Оставь нас, пожалуйста, одних.

Гертрудис понимающе кивнула и вышла из комнаты.

— Но дело в том, Девора, что мой муж оставил меня, приревновав к Себастьяну. Себастьян сделал несчастной меня и моего сына. Девора, у меня нет денег, чтобы уехать в Канаду. И нет денег, чтобы содержать Даниэлито. Ты поможешь мне? Дашь мне денег? — Кэти напряженно вглядывалась в лицо Деворы. Та закрыла глаза один раз. — Я знала!.. Я так и знала, что могу на тебя рассчитывать.

Кэти довольно рассмеялась, сжав с благодарностью руку Деворы, затем вышла из комнаты, тихо прикрыв за собой дверь. Проходя мимо спальни Себастьяна, она заглянула в приоткрытую дверь. Себастьян перед зеркалом завязывал галстук. Кэти решительным жестом распахнула дверь:

— Себастьян, я хотела поговорить с тобой о Даниэлито.

Себастьян недовольно обернулся к ней.

— Как-нибудь в другой раз, — сухо сказал он. — Мне не нравится, что ты заходишь ко мне. Не забывай, я теперь женатый человек.

— Не беспокойся, я не забыла об этом, — горько усмехнулась Кэти.

— Что-нибудь еще? — процедил сквозь зубы Себастьян.

— Я хотела поговорить с тобой наедине, но тебя так трудно застать одного, без твоей благоверной, что я решила воспользоваться первой же представившейся возможностью, — оправдывалась Кэти.

— Если ты так желаешь поговорить со мной, мы можем сделать это завтра за обедом. Я тебе обещаю, что мы обговорим с тобой дни и часы, когда ты сможешь видеть сына, — сказал Себастьян, собираясь выйти из спальни, но Кэти преградила ему дорогу.

— Я хочу увезти сына в Канаду, — заявила она решительно.

— Что?! Ты сама понимаешь, что говоришь? — удивился Себастьян.

— Твоя мама уже в курсе и согласна оказать мне финансовую поддержку.

— Бред, чепуха! — вышел из себя Себастьян. — Мама не может говорить.

— А я смогла с ней поговорить, — сказала Кэти и упрямо закусила губу.

— Как я мог так попасться! — рассвирепел Себастьян. — Я не должен был позволить тебе опять переступить порог этого дома! Ты ничуть не изменилась. Для того чтобы достичь своего, ты готова использовать все, даже собственного сына, а в итоге все сводится только к одному: к деньгам!

— Мне наплевать, что ты обо мне думаешь! Но я заберу с собой Даниэлито! — на щеках Кэти проступили пятна.

— Ни за что! Ребенок в первый раз в жизни почувствовал, что такое семья. Он окружен заботой и любовью женщины, которая готова посвятить ему свою жизнь… Ты никогда не сможешь дать ему это, — упрекнул Себастьян свою бывшую жену.

— Ну, конечно! Где уж мне сравняться с безупречной и безгрешной Марией Алехандрой! — парировала Кэти.

— Вот что… Собирай-ка свои вещички и убирайся отсюда сейчас же! Слышишь? — Себастьян был в ярости. — Можешь уезжать куда угодно! Куда ты там хотела, к твоему любовнику в Канаду?

— Даниэлито я возьму с собой, — упрямо повторила Кэти.

— Даниэлито тебе нужен для того, чтобы мама присылала тебе деньги и ты могла бы вести беззаботную жизнь, к которой привыкла, не так ли? — презрительно скривил губы Себастьян. — На этот раз, Кэти, у тебя ничего не выйдет! Я уже не тот простодушный и доверчивый парень, которого ты знала и которым вертела, как тебе заблагорассудится. У меня есть семья и я буду бороться за ее счастье… Я запрещаю тебе приходить в этот дом, слышишь?

Кэти высоко подняла голову и вышла из спальни, ничего не ответив. Она была довольна: во-первых, она заручилась поддержкой Деворы, во-вторых, ей удалось вывести из себя Себастьяна. На пороге дома Кэти остановилась, открыла сумочку, вытащила из нее темные очки и, надев их, пошла по залитой солнцем улице к школе, которую посещал Даниэлито. За решеткой сада школы она увидела сына, играющего с детьми, и помахала ему. Даниэлито с неохотой оторвался от игры и подошел к решетке.

— Привет! — хмуро сказал мальчик.

— Что это еще за привет? Ты должен сказать «здравствуй, мама», «как я рад тебя видеть», — ласково упрекнула его Кэти.

— Здравствуй, мама, — послушно повторил Даниэлито.

— Здравствуй, сын, — ответила ему Кэти. — А ну-ка, догадайся, почему я здесь?

— Мама, мы играем… — недовольно произнес Даниэлито.

— Какого черта!.. — вскипела было Кэти, но тут же спохватилась. — Послушай, малыш, я пришла за тобой. Ты пойдешь со мной?

— С тобой? Куда?

— Мы уедем далеко-далеко… Я говорила с твоей бабушкой и она очень обрадовалась, что мы будем с тобой вместе. Идем! — нетерпеливо, но решительно сказала Кэти. — Даниэль! Ты меня слышишь? Мы с тобой уезжаем!

— Я не могу, мама. Мне не разрешают выходить, — серьезно произнес мальчик, оглядываясь на играющих детей. Было заметно, что ему не терпелось вернуться к друзьям.

— Кто может запретить тебе выйти? — Упрямство сына начало действовать Кэти на нервы.

— За мной должна прийти Мария Алехандра, а вовсе не ты! — заявил Даниэлито.

— Мария Алехандра тебе никто. Я, я твоя мать! Я дала тебе жизнь! — еле сдерживаясь, чтобы не закричать, говорила Кэти. — Эта Мария Алехандра у меня уже в печенках сидит!

Даниэля напугало злое выражение лица матери, и ему стало неприятно, что она плохо отзывается о Марии Алехандре. Мальчик повернулся и бегом припустился к играющим детям.

— Даниэль! — окликнула его Кэти, но мальчик даже не оглянулся. «Проклятый мальчишка! Несносный сопляк!» — разозлилась про себя Кэти. В голове у нее вызревал новый план.


Самуэль смотрел на бледное, заострившееся лицо Дельфины, лежащей в палате интенсивной терапии в окружении аппаратов и капельниц. «Не умирай, только не умирай! — мысленно молил он жену. — Как ты могла так поступить со мной? Ведь в сущности единственным моим прегрешением было то, что я люблю тебя! Перла — это только увлечение, слабость, которой я поддался от отчаяния… Ты слишком жестоко наказываешь меня за эту слабость… Чего бы я не отдал, чтобы вернуться назад и исправить все мои ошибки! И чтобы ты была счастлива!..» В палату вошел Мартин, подошел к Дельфине, внимательно осмотрел мониторы аппаратов.

— Она поправится? — спросил его Самуэль тихим голосом.

— Остановка сердца произошла от сильной потери крови, — объяснил Мартин. — Выкарабкается ли она? Это зависит от ее воли к жизни…

— Могу я побыть с ней?

— Она еще не скоро придет в себя… Впрочем, как хотите… Можете остаться, — разрешил Мартин и вышел из палаты.

В приемном покое больницы Монкада, сидя в кресле, перелистывал газету. Вошла запыхавшаяся Алехандра. От Бениты она узнала, что с матерью плохо. В середине зала Алехандра остановилась, огляделась и направилась к Монкаде.

— Где она? Где моя мать?

— В палате интенсивной терапии. К ней никого не пускают, так что лучше сядь здесь и подожди. Твой отец сейчас выйдет, он разговаривает с лечащим врачом, — спокойно сказал Монкада.

— Что с ней случилось?

— Несчастный случай, — лаконично произнес Монкада.

— Неправда! — воскликнула Алехандра. — Я звонила сюда, в больницу, и мне сказали, что у мамы была остановка сердца и что ее доставили при смерти. Они с отцом опять поссорились?

Монкада растерялся и не знал что ответить.

— Я не в курсе, не знаю подробностей, — пробормотал он, отводя взгляд.

— Ну, конечно же, ты все знаешь, Монкада, — иронично заметила Алехандра, — разве не так? Просто тебе запретили говорить, а ты как всегда, выполняешь приказ твоего хозяина… Впрочем, мне и так все ясно! Мои родители ненавидят друг друга. Но должен же хоть кто-нибудь из них иметь достаточно смелости и порядочности и признать, что их брак оказался неудачным. Не надо было доводить дело до трагедии!