Джессика Кох - Так близко к горизонту

– Ты всё правильно расслышал! Если ты перережешь себе вены, тогда то же сделаю и я. Бросишься под поезд, я пойду за тобой. Выпьешь снотворное, я выпью то же количество.

Дэнни вскочил с дивана.

– Убирайся, – прорычал он.

– Я это серьёзно! Ты сказал, что любишь спорт и действие, и не хочешь жизни без них. Я люблю тебя и не хочу жизни без тебя!

– Но я болен. У меня нет выбора. Я бы с удовольствием ещё пожил, но не могу. А ты можешь, и ты будешь!

– Нет. Я уйду с тобой.

– Проваливай, – угрожающе сказал он и показал на дверь. – Забирай свою собаку, и больше не возвращайся!

– Нет, – повторила я.

– Между нами всё кончено, – его голос стал ледяным. – Делай, что хочешь, ты больше не подойдешь ко мне!

– Ты, видимо, решил, что то, что ты задумал, мужественно. Но это не мужественно! Это просто тупо! Это просто безумие!

Как всегда, когда я начинала кричать, он просто оставил меня одну. Он опрометью выбежал из гостиной и захлопнул за собой дверь. Я прижала к груди одну из подушек и заплакала. Почему он не хочет понять меня? В других случаях мы всегда были на одной волне, он понимал мои чувства без моих объяснений, а теперь реагирует вот так.

По пути в спальню мой взгляд упал на кухонный фасад. Дэнни написал что-то поперёк верхних шкафчиков чёрным маркером:

«Путь верный иль неверный впереди

Отвагу иль безумие найти.

Ничтожно и уже не важно это.

Отсчёт идёт моих часов на свете…

Последний путь пройду один теперь,

А ты оставь мне в сердце своём дверь[26].

Прости, Даки.

Мне очень жаль.»

На кухонном полу я снова безудержно разрыдалась. Он никогда не возьмёт меня с собой, он оставит меня одну в этой чёртовой жизни, при этом веря, что делает всё правильно.

Во мне вспыхнула ярость. Почему он мог решать, а я нет? Что давало ему право распоряжаться моей жизнью?

Я быстро встала и пошла к нему, хотела зайти в спальню, но он закрылся.

– Дэнни! Открой!

– Нет. Это конец. Ты больше не подойдёшь ко мне.

– Открой!

– Никогда. Иди домой.

– Моя собака у тебя в комнате, идиот!

– Я привезу её завтра. До свидания, Джессика!

Вне себя от ярости, я заколотила по двери:

– Открой дверь, чёрт возьми!

– Я больше не люблю тебя! – крикнул он мне.

– Ах, да прекрати же! Ты не умеешь врать, так что не трать силы!

– Я изменил тебе. У меня есть другая!

– Дэнни, открой.

– Уже два года, и ты ничего не заметила. Можешь теперь ненавидеть меня.

– Я прощаю тебя. Дай мне войти!

– Я уже три года каждый понедельник хожу в бордель!

Мне вдруг стало страшно. Не потому, что я хоть на минуту поверила в его слова, а потому что он был один в комнате. Там внутри он мог делать всё, что угодно. У него есть снотворное? Или бритва?

– Открой дверь или я вынесу её! – мой голос стал истеричным.

– Попробуй!

Я так часто видела, как Дэнни бил ногами разную мебель, и каждый раз древесина разлеталась в разные стороны. У меня так не получилось. Я снова ударила по двери.

В спальне что-то зашевелилось. Моё сердце подпрыгнуло от облегчения, потом я услышала, как внутри дверь подпёрли шкафом.

Я и сегодня не выношу быть где-либо запертой.

– Открывай долбаную дверь! – я снова ударила по двери, но ничего не произошло.

– Что ты не понимаешь в том, что я больше не хочу быть с тобой?

Рыдая, я сдалась. Через некоторое время я услышала, как внутри снова отодвинули шкаф, и ждала, что он откроет дверь. Но он только сел на пол у двери с той стороны. Так мы и сидели целую ночь спина к спине и плакали. Разделённые дверью. Я слышала, как он всхлипывал, но всё равно знала, что он никогда не уступит. Он был самым большим упрямцем из нас, всегда. За окном уже светало, когда я решила это прекратить.

– Ты выиграл, Дэнни. Я принимаю условия и останусь в этой долбаной жизни, буду притворяться, что счастлива.

Я слышала, как он встал и открыл дверь. Затем он сел рядом со мной на пол и обнял меня.

– Я только пытаюсь защитить тебя.

Всхлипывая, я спрятала своё лицо на его груди.

– Как ты себе всё это представляешь? Я должна притворяться, что всё в порядке? Светясь от радости, выйти замуж и назвать своего первого сына Даниэль?

– Нет, именно это ты и не должна делать! Ты должна найти способ всё переработать. Я уже рассказывал тебе о своей стратегии: разведи костёр, сожги всё. В надежде, что это поможет избавиться от боли и злости. Тогда когда-нибудь ты сможешь снова думать обо мне. Меня не обязательно забывать полностью. Конечно, я хочу, чтобы ты вспоминала обо мне, но ты должна делать это с улыбкой.

Он поднял мой подбородок и заставил меня посмотреть на него.

– Ты должна когда-нибудь вспомнить обо мне и, улыбаясь, рассказать своим детям обо мне, а потом сказать: «С ним было хорошо, с этим сумасшедшим типом, но сейчас всё замечательно так, как есть!». Не поддавайся горечи и печали. Ты найдёшь свой путь, Даки.

– Ты совсем чокнутый!

– Да, что есть, то есть. Этого уже не изменить.

Он взял мою руку:

– Я умру. И я хочу, чтобы ты исполнила моё последнее желание: найди себе мужчину, выйди замуж, роди детей. Пусть он будет среднестатистическим мужчиной. С середнячками проще. Они общительные и не так сильно хотят заставить другого танцевать под их дудку.

Тогда мне подумалось, что Дэнни просто не может вынести мысли, что я могу быть вместе с кем-то, кто был бы таким же красивым и особенным, как он. По прошествии времени я признала, что он просто был прав.

Он долго смотрел на меня, прежде чем сказал:

– После моей смерти думай обо мне только тогда, когда сможешь делать это без боли. Я гарантирую тебе, что тогда ты обрадуешься, что жива. Я тебе это обещаю!

⁂

Когда в пятницу вечером после работы я приехала к Дэнни, он сидел на полу, перевязал руку жгутом и в первый раз колол героин сразу в кровь. Вещество подействовало быстрее, чем обычно, и в порядке исключения опьянило его вместо того, чтобы, как обычно, утомить. В эйфории он схватил меня за запястье и по старой привычке вытащил меня на улицу в темноту. Среди ночи мы бесконечно бегали по лесу, гуляли по кладбищу, смотрели на надгробия. Дэнни стал одержим идеей по ночам пробираться на кладбище и слоняться между надгробий. Иногда мы по полночи сидели на кладбище, несмотря на трескучий мороз, и рассматривали их. Я не знаю, что он искал в них, но втайне надеюсь, что он это нашёл.

В середине декабря мы ещё раз поехали в горы Тироля. Мы хотели отметить день рождения Дэнни там, а до Рождества снова вернуться. К этому времени он перестал бегать по утрам. Не то чтобы он больше этого не мог, просто ему было уже не важно оставаться в форме. Он больше не видел в этом смысла. Вместо того, чтобы трусить по морозу, он проводил время со мной в постели, чтобы нежиться и говорить.

Днём мы много путешествовали пешком. Хотя физическая подготовка Дэнни заметно ухудшилась, я не могла долго держать один темп с ним. Он тащил меня на самые высокие вершины. Наверху мы наслаждались видами, прежде чем приступить к спуску. Один раз мы попробовали ездить на лыжах, но я так глупо спустилась, что тут же потеряла всякое желание продолжать.

– Пошли туда, – сказал Дэнни и показал на вагончик канатной дороги. Там было немного людей, и мы подождали, пока не пришёл вагончик только для нас. Он ехал очень долго и очень высоко над горами, не один раз останавливался на несколько минут, чтобы пассажиры могли насладиться видами и сделать фотографии.

Совершенно неожиданно посреди пропасти Дэнни снял куртку и открыл окно. В позапрошлом году он наполовину вылезал из вагончика, поэтому меня это не напугало. Моё сердце бешено забилось, когда я увидела, что он карабкается из окна. Он, широко расставив ноги, встал в оконное отверстие и крепко схватился за крышу, а когда убедился, что поймал достаточное равновесие, отпустил руки. Ветер развевал края его свитера, когда он расправил руки. Он напомнил мне Леонардо ДиКаприо на «Титанике».

Вууухуу, – ликуя, закричал он.

Он даже не пытался зайти обратно. Половину поездки он простоял так.

«Он совсем свихнулся!»

Довольно долгое время я играла с мыслью просто столкнуть его вниз. Я тщательно взвешивала за и против такого решения. Дэнни потеряет драгоценное время жизни, но сможет умереть без страха… Он всё поймёт, когда будет уже слишком поздно. Но я не смогла привести это в исполнение. Он так доверял мне, как не доверял ещё ни одному человеку. Я просто не смогла предать это доверие.

Дэнни залез на самую крышу. Я выглянула в окно.

– Вернись обратно. Пожалуйста.

– Я уже не упаду вниз.

– Дэнни, прекрати ребячиться!

– Даки, – крикнул он мне. – Это то, что я хочу сделать. Так я умру. В свободном падении!

– Но, пожалуйста, не сейчас! – прорычала я в ответ.

Он встал на крыше в полный рост, я видела это только краем глаза. Моё сердце бешено колотилось. Мне приходилось слишком сильно выкручивать голову, чтобы увидеть его. Под нами люди останавливались и показывали пальцем вверх. Собралась толпа людей. В дали я увидела полицейские машины.

– Дэнни, вернись обратно, – взвизгнула я. – Иначе я вылезу!

Это подействовало. В таких вещах он был предсказуем. Ногами вперёд он снова впрыгнул в кабину. Его пальцы были холодными, как лёд, но он светился от радости.

– У меня получилось. Раз спрыгнуть, и больше нельзя вернуться. К тому же, по дороге вниз остаётся время просмотреть свою жизнь в кратком изложении.

– Я очень рада, – с горечью сказала я и показала вниз на патрульные машины. – Они здесь из-за тебя.

– Проклятье. Нам пора выходить. Иначе они засунут меня в дурдом, потому что думают, что я какой-нибудь склонный к суициду псих!

– Дэнни, ты и есть склонный к суициду псих. Психом ты был всегда. Возможно, им и правда стоит забрать тебя.