— Я заставлю их считаться с нами, — процедил сквозь зубы Сезар.

— Не ты, а мы. Фальконэ. А ты, Сезар, — рука Алонсона легла на плечо к сыну и легонько сжала, — ты будешь нашим мечом. Ты отправишься в поход на Рэйвдэйл и вырвешь там последние ростки недовольства не одним, так другим способом. Заставишь каждого виновника, по очереди, испить последствия своих ошибочных действий. Не пойдут под нашу эгиду добром — бери силой! А вы, сударыня, — обернулся Алонсо к Гаитэ, — окончательно определитесь, кем хотите быть в будущем: Рейвдэлом или Фэйлом. Член ли вы нашей семьи или наш кровный враг. Тот, кто не подчинится, будет повержен, любое предательство — отмщено.

— Кем? — хмуро вопросил Сезар, не глядя на отца.

— Вами. Вместе вы — несокрушимая скала, сила! Но для того, чтобы стать этим, вам, мальчики, необходимо прекратить драку! Стать тем, кем должно — одной семьёй. Мы — едины! Только так, только вместе одержим победу. Если вы не в состоянии этого понять, сыновья, мы обречены на поражение. Перед нами лежит высокая цель — реформаторство прогнившего насквозь государства. Нужно вернуть Саркассору процветание, мир, былую славу. Но чтобы достичь цели нужно одержать победу над самым страшным врагом — самим собой! Отриньте ненависть, сыновья и станьте тем, кем я произвёл вас на свет — братьями! Едины — навек! Хочу услышать это от вас! — протянул к ним руки Алонсо, покрытые глубокими морщинами, но сложно было назвать их немощными или старческими.

Торн и Сезар обменялись неприязненными взглядами. Сама необходимость лицемерить вызывала у обоих глубокое отвращение. Или, возможно, они не желали давать клятву, в исполнении которой сомневались?

— Ну же! — возвысил голос Алонсо. — Дайте мне ваши руки!

С неохотой, но Торн и Сезар выполнили требование отца.

— Поклянитесь, здесь и сейчас, дорожить друг другом, беречь друг друга, любить — быть семьёй.

Свет закатного солнца пробивался в высокие стрельчатые окна, ложась пожарным отблеском на лица.

— Клянусь, — первым проговорил Торн.

— Клянусь, — сдавленно вторил ему Сезар.

— Ну, вот и хорошо, — откинулся в кресле Алонсо, прикрывая рукой воспалённые глаза. — А теперь оставьте меня. Я устал. Мне нужно побыть одном.

— Отец? — встревоженно воскликнула Эффидель. — Вы не здоровы?

— Я же сказал — устал. Ну, ступайте же.

Озадаченные, обескураженные и присмиревшие, они покинули покои императора.

Глава 16

Гаитэ опасалась, как бы братья вновь не сцепились между собой, но склоки всех порядком утомили, продолжать ссору ни у кого не оставалось ни сил, ни желания. Все предпочли разойтись в разные стороны, хотя и чувствовалось, что ссора не исчерпала себя, а лишь затихла, затаилась до поры, до времени.

Торн предложил Гаитэ руку. Её взгляд невольно задержался на сбитых костяшках.

— Позволишь проводить?

— С радостью, если обещаешь, что мы не станем говорить о случившемся.

После сеансов исцеления она всегда испытывала дурноту и головокружение. Этот раз не стал исключением. А низкое атмосферное давление лишь усугубляло общее состояние.

— Это сложно, — проронил Торн. — Хочу попросить прощение за свою несдержанность, особенно за то, что грубо толкнул тебя. Я не хотел причинить боль, просто в пылу драки от мужчин лучше держаться подальше. В такие минуты плохо себя контролируешь.

— С самоконтролем в вашей семье вообще всё плохо. С учетом того, как много от вас зависит — это грустно.

Лицо Торна в момент словно затянуло грозовым облаком:

— Ты осуждаешь меня? По-твоему, я должен был молча проглотить такое оскорбление?! Или тебе нравятся домогательства Сезара? Нравятся, признайся?

Схватив за руку, он резко развернул Гаитэ, с ревнивой ненавистью заглядывая ей в лицо. Она с трудом удержалась, чтобы не начать топать ногой, закатывать глаза и кричать — повышенный эмоциональный фон, кажется, заразителен?

— Мне не в чем признаваться, а тебе не в чем меня упрекать. И я не осуждаю тебя, но ты меня пугаешь. Такая необузданность и ярость… ты потерял контроль, Торн.

— И это называется — не осуждаю?

Гаитэ покачала головой:

— Поведение Сезара меня не радует. Откровенно говоря, пугает даже больше твоего. И ещё — я ужасно устала. Этот дождь, предстоящая поездка, в которой придётся во всём зависеть от твоего брата, неприкрытые угрозы твоего отца. Я словно иду по тонкому льду! Ни в чём нет уверенности.

Лицо Торна смягчилось. Он сжал её ладони между своих, заглядывая в глаза:

— Меня тоже бесит необходимость подчиняться! Отец должен был послать с тобою меня! Не понимаю, какие цели он преследует? Чего добивается?

— Возможно, моя кандидатура на роль твоей жены не так сильно его прельщает, как он хочет показать? — поделилась предположениями Гаитэ. — Другого объяснения найти не могу. А роль игрушки твоего брата никогда меня не устроит.

— Как и меня! — сверкнул глазами Торн. — Если я узнаю, что он посмел досаждать тебе, кастрирую собственными руками! На сей раз разбитым смазливым личиком не отделается!

— Прошу тебя, давай не будем больше говорить о Сезаре! С меня на сегодня его больше, чем достаточно. Как думаешь, этот Кристоф — он сумеет защитить меня от твоего брата?

— Думаю, да. Он силён и хитёр, как лис. Ловкий парень. И, что немаловажно, кажется, предан тебе? Благодарность редка в нашем грешном мире, но бродяга решил её проявить. На наше счастье.

— Можно устроить так, чтобы он поехал с нами?

— Можно? Нет, не можно! — тряхнул головой Торн. — Это необходимо сделать!

Они остановились у двери в покои Гаитэ. Торн, судя по настроению, надеялся, что невеста предложит зайти, но она не собиралась этого делать. Слишком далёким от лирического был её настрой, а ведь именно на романтику он, как жених, и вправе был рассчитывать.

— Я не поблагодарил тебя за твои чудодейственные рецепты, а ведь они действительно заставили меня забыть о мучениях, терзающих вот уже несколько месяцев. Благодарю! Ты настоящая чародейка.

— И всё же до настоящего выздоровления тебе следует сохранять целибат. Полный.

Торн усмехнулся, ехидно, недовольно и, одновременно с тем, понимающе.

— Ну, конечно. Разрешите откланяться, прекрасная дама?

Гаитэ протянула руку для поцелуя.

Легко коснувшись губами ей пальцев, Торн удалился лёгкой походкой, насвистывая незамысловатый мотивчик легкомысленной песенки. Гаитэ с облегчением толкнула дверь, надеясь, наконец, на одиночество и небольшую передышку.

Но, к её неудовольствию, в комнате её дожидался гость. Или, вернее, гостья.

— Эффидель? Что ты здесь делаешь? Как сюда попала?

— Не удивляйся. Тут повсюду тайные ходы, по ним можно попасть в любую комнату замка.

Информация Гаитэ не порадовала.

— А пришла я, чтобы поговорить, — решительно заявила Эффи.

— Отлично! Давай поговорим. Что ты хочешь обсудить? — стараясь сохраняться спокойствие, спросила Гаитэ.

— Хочу спросить, зачем ты поступила так с Сезаром?

— Не совсем понимаю, что ты имеешь в виду.

— Всё ты отлично понимаешь! Зачем ты выставила его в таком свете перед отцом?

— Я всего лишь сказала правду. Сезару не следовало весте себя со мной подобным образом, тогда у меня не было бы причин жаловаться. Я несколько раз просила его об уважении…

— Ты не поверишь мне сейчас, но придёт время, и ты пожалеешь, что вела себя сейчас подобным образом.

Гаитэ вздохнула. Потом ещё раз. Нет, она не сорвётся на крик и не опустится до банальной визгливой ругани. Они обе, она и Эффи, королевских кровей, и потому не станут собачиться между собой, словно торговки на базаре.

— Прости, Эффи, но с меня сегодня достаточно угроз. Сначала Его Светлость ваш брат Сезар, потом Его Величество ваш отец Алонсо, теперь вы…

— Я тебе не угрожаю, — сжала девушка крохотные, как у куклы, кулачки. — Я констатирую факт. Ты выбрала не того брата, Гаитэ.

— Не тебе судить.

— А кому тогда? Я знаю обоих с детства. Знаю, кто из них и на что способен.

— Ладно. Допустим, ты права. Ты знаешь их лучше. Но с какой стати тебе стараться ради меня?

— Я стараюсь ради Сезара. Не знаю, что он нашёл в тебе, но ты ему нравишься.

— Эффи, прошу, довольно. Я не хочу казаться грубой, но мои отношения… нет, даже не так! Выбирала не я — за меня выбрал жребий. Так случилось, что Сезар, по многим причинам, не может быть моим избранником. Он женат.

— И что с того?! Это так важно? Для тебя важнее чувства или благопристойность?

Гаитэ с изумлением уставилась на девушку.

Что это сейчас такое было? Эффи на самом деле ещё такое наивное дитя? Или её считает за дурочку? Ладно, если она так хочет, Гаитэ ей подыграет, тем более что особо сильно кривить душой не придётся — Торн ей нравился.

— Можешь допустить возможность того, что я люблю твоего старшего брата?

— Могу! Потому и говорю — ты допускаешь ошибку. Ты думаешь, он лучше и честнее Сезара, думаешь, Сезар интриган, расчётливый и холодный, который желает использовать тебя против Торна…

— Очень сложно думать что-то иное в сложившейся ситуации, — усмехнулась Гаитэ, скрещивая руки на груди. — И, откровенно говоря, не то, чтобы твоё заступничество сильно играло кому-то на руку, ведь, едва зная тебя, доверять я тебе не могу. С первых дней знакомства ты явно выказала привязанность к Сезару и откровенно встала на его сторону. Это твоё право, хотя мне и непонятно, как можно так откровенно держать лишь одну сторону? Они оба тебе братья.