* * *

Если бы не Кристоф, Гаитэ могла бы замёрзнуть где-нибудь под мостом, как какая-нибудь нищенка. Подобная перспектива не пугала, слишком много смертей было вокруг. Умирали мужчины и женщины, взрослые и дети — чем она лучше?

Благодаря стараниям верного слуги у неё был кров над головой, дрова в очаге, еда в кладовой. Гаитэ была ему за это благодарна. Когда Кристоф выдвинул предположение, что ему лучше будет вернуться во дворец, чтобы продолжать служить Торну, а уж заодно быть там ушами и глазами Гаитэ, она не стала возражать, но полной уверенности в том, что она может доверять Кристофу у неё не было.

Жизнь научила тому, что предать может любой. Не из злого умысла, а просто потому, что иногда так получается. Если завтра Торн решит пытать её верного слугу, чтобы добыть информацию, Гаитэ и сама бы велела ему выложить всё, как есть.

Тайна, которую знают двое, перестаёт быть тайной поэтому Гаитэ в душе вынашивала тайный план — сбежать и от Кристофа, покинуть маленький домик, где нашла приют.

У неё был чёткий план действия. Гаитэ намеревалась, найдя одного из бакалавров медицины, предложить ему свои знания. Использовать их в его славу в обмен на убежище и плату. Называть себя Гаитэ, естественно, не собиралась. С учётом же того, что знания её были воистину бесценны, шансы на успех определённо были. Только добрести до них ей оказалось не судьба.

Через пару дней, проснувшись, она обнаружила в кресле напротив драгоценного супруга.

Торн сидел, развалившись, скрестив в лодыжках вытянутые длинные ноги и смотрел на неё со странной смесью насмешливости и раздражения. Гаитэ спросонья не сразу сообразила, что означает его появление. А потом резко села, приподнявшись на локтях.

— Выспалась? — поинтересовался муж.

Гаитэ судорожно пыталась прикинуть, к чему ей следует готовиться? Зная взрывной характер Торна, можно легко предположить, что насмешливость и спокойствие вряд ли были к добру? А последнее время она всё меньше и меньше сомневалась в том, что знает человека, с которым связала судьбу.

— Вижу, дорогая моя королева, ты не собираешься задавать лишних вопросов?

— Что с Кристофом?

— Сама как думаешь? — заломил он бровь.

— Либо он сдал меня добровольно, либо ты заставил его это сделать.

— В смысле — пытал? К счастью для всех для нас я решил быть гуманистом. Всего лишь приказал проследить за твоим очень верным, но, увы, не слишком умным слугой. Выследить кого-то при желании не так уж и сложно, особенно когда в твоём распоряжении всё королевство. И о чём ты только думала, моя дорогая, когда всё это затевала? Ладно, спишем на то, что после тяжёлой болезни ты не слишком-то хорошо соображала? К тому ж тобой двигала обида. Кстати, с радостью сообщу, что найти тебя я поручил моему брату и он прекрасно справился с задачей. Сезар всё сам порывался привести тебя обратно во дворец, но я решил не доставлять вам обоим такого удовольствия.

Торн резко поднялся, сделав несколько шагов к окну.

Гаитэ чувствовала горечь поражения и собственную беспомощность. Хотя, наверное, так и должно было быть? Честно уйти в сторону женщине в мире мужчин не позволят.

Мужчины часто сетуют на женское коварство, но что ещё остаётся? Если иначе — никакя?

— Ты сама оденешься? Или потребуется помощь? — сухо процедил Торн. — Поднимайся, дорогая моя. Пора возвращаться во дворец.

Гаитэ, подняв взгляд, тихо прошептала:

— Отпусти меня, Торн. Пожалуйста. Ничего из нашего союза хорошего не выйдет. Оставь меня. Я просто исчезну. Людям скажешь, что королева умерла от чумы. Ты сможешь снова вступить в выгодный для тебя союз.

Он резко обернулся.

Лицо Торна заострилось, губы сжались в ниточку. Он навис над ней, скрестив руки на груди и глядя янтарными, горящими кошачьим светом, глазами.

— Тебе понравилось чувствовать себя жертвой, Гаитэ? А я, конечно же монстр, третирующий больную жену, которой, к тому же, столь многим ей обязан? Я не святой, но так ли я действительно плох, чтобы бежать от меня, не оглядываясь? Я ошибся, но разве я не предложил тебе всё, что захочешь, в обмен на прощение?

— Надеюсь, ты сейчас не станешь повторять ложь о том, что считал себя брошенным и потому имеющим право на некоторую моральную компенсацию? К тому же эта женщина вовсе не случайна в твоей жизни. Вас в прошлом связывали, может быть, и не глубокие, но сильные чувства.

— Связывали, — неожиданно для Гаитэ Торн не стал отпираться. — Но если у меня и были чувства к этой женщине, то они остались в прошлом. В отличие от любви, которою ты питаешь к моему брату. У нас ведь час откровений, правда? Я признаю свой грех и прошу прощения. Я знаю, что тебе было не до романов с Сезаром, ты ведь боролась со смертью. Мой брат в тяжёлый час был рядом с тобой. В отличие от меня.

Торн говорил спокойно, не повышая голоса и даже язвительная, злая насмешливость на этот раз словно покинула его.

— Веришь ты или нет, но слуга, по чьему-то ли наущению, по собственному ли упущению, но не принёс мне нужной вести. Я не знал. Но если бы и знал, не уверен, что пришёл. Может быть я и плохой правитель, но даже плохой император лучше, чем вообще никакой. А король, заболевший чумой — это нонсенс. Конюхи, ремесленники, крестьяне болеют чумой и диареей. А королей и лордов либо убивают в бою, либо травят ядом. В общем, что тут говорить? Сезар, узнав о твоей болезни, не думал ни о ком, кроме тебя — ни об опасности, ни об ответственности. И мне сейчас его не переиграть. Я скажу тебе больше. Зная Сезара всю свою жизнь, я никогда не замечал у него привязанностей к какой-либо женщине, если исключить нашу сестру. Но ты… он, похоже, и в самом деле не просто влюблён — он любит тебя. Но всё дело в том, что я люблю тебя тоже! Может быть, моя любовь не лишена изъянов, может быть, она несовершенна. Но я люблю тебя, Гаитэ. И ты моя жена — не его! Ты шла за меня по собственной воле — даже по любви. Не отнимай у меня веры в это. Ты нужна мне. Ради тебя, из-за тебя, я ещё не отдал приказа сравнять с землёй этот рассадник вечного неповиновения — ваш Рейвдэйл. Ради тебя не отрубил голову твоему норовистому слуге. Как было бы удобно объявить меня злодеем, правда? А Сезара — этаким романтичным принцем, борцом за сердце девушки и справедливость? Но правда в том, что мы оба не герои и не злодеи, Гаитэ. А ещё она в том, что у нас, у меня и у тебя, будущее есть. А у тебя и Сезара?

Гаитэ с некоторым удивлением слушала мужа.

Часто она думала о нём, как о красивом, смелом, но что греха таить, не слишком умном человеке. А в такие моменты, как этот, она начинала понимать, что его грубоватый, прямодушный вид только маска.

Временами Торн проявлял удивительную прозорливость и даже мудрость.

— У тебя и Сезара будущее может быть только в одном единственном случае, правда? Если меня не станет. Но мне больно даже думать о том, что ты можешь рассматривать подобную возможность. Хотя исключить её нельзя. Самое горькое в жизни то, что ничьего предательства исключать нельзя. Верность — редкая жемчужина в короне жизни. Ничего нет дороже её.

— Ты говоришь мне о верности? — с горечью покачала головой Гаитэ.

— У мужчин случаются связи с женщинами, которые значат для них порою меньше, чем для женщины просто обмен взглядами с человеком, которого она считает избранником в сердце своём. Кто из нас кому изменил больше, Гаитэ? Я, когда поимел эту кобылку, тут же выкинув её из головы? Или ты, не позволившая себе даже целомудренного поцелуя, но впустившая в свои мысли и сердца другого мужчину? И какого мужчину? Моего вечного соперника во всём. Как мне больно, Гаитэ, я ведь понимаю, что твоё стремление сбежать от меня не обидой продиктовано, а совсем другими чувствами. Но я не могу так же не понимать, что Сезар и ты так же не властны над своими чувствами, как я — над своими.

Чувства я могу вам простить. А вот поступки? Вряд ли. И пусть я буду в твоих глазах ужасным тираном, но кто, обладая властью, не постарается стать счастливей, повергнув наземь врагов? Ты сейчас вернёшься во дворец, Гаитэ, и мы обо всём забудем. Ты о моей интрижке с Азино, я о твоих чувствах к Сезару. Я посмотрю сквозь пальцы на выходки Кристофа и не накажу его. Я выполню своё обещание насчёт открытия лаборатории, и даже отдам приказ о том, чтобы все доктора в городе использовали твой опыт для борьбы с чумой и другими заболеваниями. Можешь заниматься тем, чем всегда мечтала — медициной и благотворительностью. Помиримся, Гаитэ? Забудем наши разногласия во имя всеобщего блага?

Лицо Торна оставалось серьёзным и сосредоточенным. Глаза словно бы потемнели, они казались ввалившимися на заострившемся лице.

— Ты же умная женщина? Ты понимаешь, что в некоторых случаях ответа «нет» лучше избегать?

Была ли Гаитэ умной женщиной она точно не знала, но понимала, что Торн прав.

«У тебя с Сезаром нет будущего, — сказал он. — А у нас с тобой — есть».

И так оно и было.

Гаитэ решила покориться судьбе. Не стоит дерзко дёргать за хвост тигров и королей.

Той же ночью Торн нанёс ей визит, чтобы доказать, что Гаитэ по-прежнему любима и желанна. А может быть, ему не терпелось наконец-то заполучить наследника, чтобы закрепиться в новом положении? Пока у императора нет сына, он правитель-однодневка.

Что касается Гаитэ, она бы, откровенно говоря, предпочла бы повременить с исполнением супружеского долга. Её тело, иссушённое болезнью, сделалось неотзывчивым к ласкам, даже самым изысканным и нежным. Она скорее терпела их, чем получала удовольствие.

Н о насчёт медицинского симпозиума Торн не солгал. Он организовал его вскоре по возвращение Гаитэ, как только убедился, что она в состоянии выдерживать подобные мероприятия.