— У меня не было выбора, Гаитэ! Ваш супруг и наш император приказали мне лжесвидетельствовать. И я лжесвидетельствовала.

— Приказал?

Стелла передёрнула плечом, глубоко вздохнув, отчего перья на её головном уборе плавно качнулись:

— Он дал слово, что не станет выдвигать против Рэйва, меня и твоего брата обвинения в государственной измене. Не станет высылать против нас войска, если я…

— Конечно, он не станет высылать войска! Ведь ему попросту некого выдвинуть!

— Времена переменчивы. Милость королей и императоров неплохая гарантия будущего.

— Напомнить о временах, когда вы думала иначе?

— Ну, тогда на троне сидел другой король. И он не был женат на моей дочери.

— Дочери, которую незадолго до этого, вы пытались сжить со свету чумной заразой?!

— Никогда! Я пыталась сжить со свету твоего мужа, а не тебя. Откуда мне было знать, что ларец попадёт в твои руки? Виноватый уже понёс наказание.

— Сначала вы пытаетесь убить Торна, потом заключаете с ним союз? Вы непоследовательны, сударыня!

— Только для недальновидных, ваше императорское высочество. У меня нет друзей и врагов — у меня есть союзники, то есть те, с кем сотрудничать в данный момент взаимовыгодно. И сегодня подчиниться Торну Фальконэ мне удобней, чем враждовать с ним.

— Ясно. Ваши мотивы понятны, сударыня. Вы можете быть свободны.

По глазам матери Гаиэ видела, что той не терпится сказать что-то ещё.

С одной стороны, её тошнило от этой женщины. С другой хотелось узнать, что у той сейчас на уме? Какие интриги она намерена плести на этот раз?

— Хотите высказаться, матушка?

— Я знаю, ты считаешь меня плохой матерью.

Гаитэ многозначительно приподняла брови.

— Но я беспокоюсь о тебе, — сказала Стелла. — Особенно теперь, когда любой неосторожный шаг способен тебя погубить. Не позволяй своей склонности к Сезару оказаться сильнее разума. Я знаю Фальконэ лучше, чем кто-либо, знаю, какими беспощадными они бывают — все, без исключения. Оступишься — Торн тебя уничтожит. А я не смогу тебя защитить.

— Знаю, сударыня.

— Не смогу, даже если захочу.

— Вы не захотите, это я тоже знаю. Но не беспокойтесь. Я буду осторожна.

Гаитэ говорила спокойно и холодно.

— Прости меня, Гаитэ, если я была резка с тобой.

— Я не сержусь, матушка. Пусть в наших сердцах царит согласие и мир.

Но ни мира, ни согласия в сердце Гаитэ, естественно и близко не было.

После визита Торна всё стало только ещё хуже.

Обычно муж проявлял хотя бы вежливость, но на этот раз всё было очень плохо.

Стоило ему перешагнуть порог, Гаитэ сразу поняла — скандала не избежать.

— Что это было? — рявкнул он, приближаясь. — Что ты себе позволяешь?! Ты забыла своё место, женщина? Ты забыла, чья ты жена?! Как ты посмела пред всеми пойти поперёк моей воли?! Как посмела выгораживать изменника?!

Гаитэ, сжав пальцами ручки кресла, молча смотрела как Торн приближается к ней.

— Я твой муж! Твой король! Жена обязана почитать волю своего мужчины!

— Даже если муж совершает откровенную глупость и подлость?

Подлетев к Гаитэ, Торн сдёрнул её с трона.

— Не твоего ума дело оценивать мои решения! Твой долг — подчиняться! Быть покорной и верной. Ты пример для подданных, эталон для подражания. И я не потерплю своеволия ни от кого.

— Иметь своё мнение, значит, проявлять своеволие?

— Да! Если твоё мнение не совпадает с моим. Жена — мужнина тень, она следует за ним безмолвно…

— Для меня новость, мой дорогой супруг, что вы рассматривается семейную жизнь в подобном ключе.

Они с ненавистью и отвращением глядели друг на друга.

Куда делась их страсть? Куда делась былая нежность, доверие и влечение? Их словно и не было никогда.

Торн первым отвёл взгляд:

— Услышь меня, пожалуйста, Гаитэ, потому что повторять ещё раз я не буду. Или ты, как и все в этом королевстве будет почитать меня, либо…

— Либо? — вскинула голову Гаитэ, тяжело дыша.

— Либо в Саркассоре будет другая королева. А если посмеешь применить свое ведьмовские штучки, я не просто тебя казню — я сожгу тебя заживо.

Гаитэ дёрнулась, чувствуя, как тонко натянутая в её душе струна безмолвно оборвалась, навеки утратив первозданную целостность. Этой струной были те чувства, что ещё удерживали её рядом с мужем.

Торн, развернувшись, вышел, оставив Гаитэ стоять посредине пустого зала.

Она сердцем чувствовала — его слова не пустая угроза.

Гаитэ неторопливо прошлась по залу, прислушиваясь к гулу, рождённому шагами.

Этот дворец никогда не был ей домом. Ни один из дворцов.

Торн живо описал перспективы будущего — ей предрешено стать мебелью, сонной тенью, безголосой статуей.

Королева при любом короле жалкая фигура, если только власть не сосредоточена в её руках.

Она умнее и сильнее Торна, так же, как умнее и сильнее его Сезар. Поэтому она будет следующей жертвой. Это неизбежно, если только Гаитэ не понесёт наследника, превращаясь в нечто вроде племенной лошади, чья ценность заключается исключительно в её способности производить на свет потомство. Но и тогда, кто поручится, что завтра какая-нибудь другая принцесса и другой наследник не встанут на её пути? Тогда придётся трястись ещё и за жизнь своего ребёнка?

Гаитэ дошла до стены и пошла в обратном направлении. Когда она двигалась, ей всегда мыслилось яснее.

У неё есть два выхода. Можно попытаться избавиться от Торна. Это не так сложно сделать, если живёшь с мужчиной бок о бок, но сама мысль об этом претила Гаитэ.

Самый простой путь — отравить Торна, освободить Сезара и способствовать его возведению на престол.

Эту мысль Гаитэ отвергла сразу. Слишком подло. И слишком глупо.

При Торне она хотя бы номинально носит корону, но что достанется ей при Сезаре? Гаитэ доверяла второму брату едва ли больше, чем собственному мужу, но знала одно — умереть она ему не позволит.

Второй выход — организовать побег Сезару, убедив его покинуть Саркассор.

Гаитэ необходимо было увидеться с узником. Увидеться — лично. Обратиться с этим она могла лишь к одному человеку — к Кристофу.

В день, на который было назначено свидание, Гаитэ сказала всем, что отправляется помолиться святыням в Духов Храм. Она отдавала себе отчёт, что выследить её несложно, но выхода не было. Гаитэ решила совершить этот дерзкий поступок, а дальше будь, что будет. Как Добрые Духи пошлют.

Гаитэ волновалась перед встречей с Сезаром словно молоденькая девчонка, спешащая на первое свидание. Хотя свиданием в прямом смысле слова предстоящую встречу было назвать нельзя.

— Ты уверен, что всё пройдёт гладко? — в очередной раз с волнением спросила она у Кристиана.

— Госпожа, разве я могу подвести вас? Одних заставит молчать жадность и корысть, других — страх. Я умею его внушать. Вам не о чем волноваться, — заверил её верный слуга.

Гаитэ молча кивнула.

На всякий случай, выходя их кареты, она скрыла лицо под вуалью, прячась от случайного любопытного взгляда.

Кристоф был прав. Каким образом он договаривался с тюремщиками и что им говорил, она и знать не хотела, удовлетворившись тем, что к пленнику её пропустили без лишних разговоров и с полным к ней почтением.

Гаитэ ожидала увидеть Сезара сломленным, раздавленным, но в тот момент, когда она переступала порог, опальный принц Фальконэ подтягивался на одной из перекладин, поддерживающие арочные переходы. Заметив посетителей, он с некоторой досадой был прервал своё занятие, вопросительно глядя на коменданта.

— К вам посетительница, Ваша Светлость.

Сезар без особого энтузиазма бросил взгляд на Гаитэ. Под ворохом роскошных тряпок, что она на себя натянула, кроме пола гостьи определить что-либо было сложно.

Но стоило двери затвориться, она приподняла вуаль и Сезар, нахмурившись, сделал несколько шагов вперёд:

— Ваше Величество?.. Гаитэ — ты?.. — сказал он с такой искренней радостью, что сердце молодой женщины затрепетало, как цветок, оживающий с первыми каплями дождя, пролившегося после долгого иссушающего зноя. — Ты пришла?

В первый момент ей показалось, что он заключит её в объятия, но, увы, Сезар сдержался.

Лишь глаза его радостно блестели. Лишь взглядом позволял он себе целовать её глаза, губы, руки.

— Кто бы мог подумать, что придётся встречаться при подобных обстоятельствах? — горестно вздохнула она. — Тебя обвиняют в…

— Я не виновен в том, в чём меня обвиняют. Я никогда не придавал интересов семьи и короны.

— Я знаю.

На лице Сезара было написано столько чувств, но над всем преобладала радость.

Он был счастлив видеть Гаитэ и счастье так и переливалось через взгляд и улыбку.

— Ты получила моё письмо?

— Да.

— Прости, я знаю, что не должен был, но… я боялся, что никогда не увижу тебя больше. Мне было важно сказать это последнее «люблю». Я и надеяться не мог на встречу. Но ведь ты рискуешь?..

— При правлении Торна все рискуют. Даже тем, что дышат.

Сезар нахмурился, вопросительно глядя на Гаитэ:

— Он груб с тобой?

— Всего лишь холоден и на данный момент моему обществу предпочитает общество очередной фрейлины. Но это пустяки. Я пришла сюда не затем, чтобы обсуждать его.

Сезар выпрямился. В глазах его блеснула молния:

— Есть много способов справиться с распутными мужьями.

— Я не буду спрашивать о чём ты говоришь. Я понимаю твои намёки.