Против воли Гаитэ почувствовала, как испуганно забилось сердце. Ноги подкашивались. Приходилось прилагать усилия, чтобы стоять.

— К вам пригласили Духовного Отца для последней исповеди.

Гаитэ знала, что на Той Стороне что-то точно есть. И это «что-то» совершенно не похоже на то, во что заставляют верить Святые Отцы, торгуя Небесами словно бражкой. Деньгами можно откупиться лишь от людского суда, но Закон Звёзд исполнен справедливости. В жизни и в смерти ты получишь ровно то, сколько заслужил, не больше, но и не меньше. Содержание души касается только тебя и создателя, любое посредничество здесь не уместно.

— Мне не нужен духовник, — холодно взглянула на тюремщика Гаитэ.

— Так положено. Таков обычай. Как бы не закостенела душа во грехе, ей всегда можно дать шанс.

Спорить с мужчинами глупо — этот урок Гаитэ из жизни вынесла. Что ж? Если Духовному Отцу не жаль своего времени, ей тем более не на что его тратить.

Оставшись в одиночестве, Гаитэ в очередной раз опробовала свою силу. Она заставила капли воды, тихо стекающие по стенам, в два счёта наполнить её импровизированную чашу и от души напилась. Правда это окончательно её измотало. Чтобы пополнить запас энергии, раз есть невозможно, придётся спать.

Но спать не пришлось. Следом за комендантом пришёл какой-то стряпчий из юристов. Гаитэ встречала его при дворе, но запомнить не удосужилась.

Важно усевшись перед ней, сложив руки на объёмном животе, мужчина с вкрадчивой мягкостью сообщил:

— Мне очень жаль приносить вам дурные новости, сеньора, но я вынужден донести до вас, что ваш брак с Его императорским высочеством признан недействительным.

Гаитэ давно желала свободы. Даже сейчас мысль о том, что она ничего больше Торну не должна была словно гора, упавшая с плеч.

И всё же она с горечью подумала о том, что невозможно действовать так быстро, если только заранее все ходы и выходы не просчитал. Выходит, как и предупреждала Эффидель, Торн действительно вынашивал в сердце возможность устроить более удачный, с политической точки зрения, брак?

— На каком основании это произошло? — спросила она.

— На основании вашей противоестественной связи с братом императора, — был ответ.

Что ж? Это правда.

Почему Торн должен был простить ей измену? Он действует так же, как на его месте поступило бы большинство мужчин: можешь уничтожить изменницу, не оценившую тебя по достоинству — уничтожь. Насладись местью.

Гаитэ испытывала облегчение. Прояви Торн милосердие и благородство, её жизнь превратилась бы в ад, но каждое его жестокое деяние лишь укрепляло её в уверенности, что, изменив ему, она поступила правильно. Отомстить недостойному мужчине даром из ветвистых украшений в виде рогов, которые он зачем-то с гордостью продемонстрировал всей стране — утончённое наслаждение.

Выковать из близких людей самых лютых врагов — вот предел человеческой глупости.

* * *

Молчаливые женщины, прислуживающие Гаитэ, помогли молодой женщине переодеться к встрече с духовником, который должен был явиться в шесть часов вечера. Покорно отдавшись в их руки, Гаитэ апатично ждала появление Святого Отца.

В какой-то момент ей показалось, что за дверью слышится странная возня. На её вопросительный взгляд служанка пожала плечами:

— Мышь, госпожа.

«Размером, наверное, со слона?», — насмешливо подумала Гаитэ.

Дверь распахнулась, являя вместо мыши высокого плечистого монаха. Такая фигура куда больше подошла бы воину.

— Пройдёмте, сеньора. Его Преосвященство ожидает вас.

— Разве исповедовать меня будут не здесь?

— Его Преосвященство будет ждать вас в тюремной часовне, в исповедальне. Подайте даме плащ. В переходах слишком много сквозняков, — распорядился монах.

— Благодарю за заботу, — саркастично протянула Гаитэ.

Как будто возможность схватить насморк накануне казни может кого-то волновать?

Стоило шагнуть в коридор, дверь за спиной крепко затворилась.

— Прошу, сеньора, сюда.

Гаитэ, мгновение поколебавшись, решила, что постарается сбежать тогда, когда выйдет из крепости, как только окажется на внутреннем дворике. Плутать по тюремным лабиринтам у неё не было ни малейшего желания.

Но стоило завернуть за угол, как она замерла — по полу было распростёрто тело, скорее всего уже успевшее стать трупом.

Прежде, чем Гаитэ пришла в себя, кто-то сзади схватил её, зажимая рот рукой. Протестующе замычав, она не стала долго думать и вонзила зубы в мягкую плоть ладони.

— Тише!

Кусаться сразу же расхотелось, как только она узнала голос Сезара.

— Не бойся. Не кричи. Это я.

Радость, охватившую Гаитэ, невозможно описать словами. Сезар не бросил её! Не оставил! Не стал спасаться сам, один — вернулся за ней!

Она бы сделала для него то же самое, но жизнь жестоко учит тому, что, если ты всё готов сделать для кого-то это, увы, не означает, что получишь в ответ такую же верность и преданность.

Как только Сезар ослабил хватку, Гаитэ, развернувшись, бросилась ему на шею:

— Сезар!

— Любовь моя, — в ответ обнял он её порывисто и нежно, — увы, но на объятия нет времени. Я покрою поцелуями каждый дюйм твоей кожи, как только выберемся отсюда.

— Да! Да! Конечно! — закивала Гаитэ.

От радости она была близка к истерике. Хотелось одновременно и плакать, и смеяться. Нужно было немедленно взять себя в руки.

— Прикрывай спину, — почти беззвучно отдал Сезар приказ «монаху», чьё лицо по-прежнему наглухо закрывал капюшон.

Гаитэ вздрогнула, увидев, как на пол легла длинная тень. Подняв глаза, встретилась с обычно бесстрастным комендантом, на сей раз вмиг растратившего всю свою невозмутимость.

— Лорд Фальконэ?.. — растерянно вздрогнул он при виде Сезара.

Не узнать принца было невозможно. Свет от факелов ярко освещал его хищное, характерное лицо с резкими чертами.

Угрожающая и в то же время весёлая улыбка осветила лицо Сезара:

— А, вот и вы? Приятно поздороваться.

Комендант попятился и завопил во всё горло:

— Охрана!

Наступая на него, не переставая улыбаться, Сезар произнёс:

— Вашего стражника зовёте? Он вон там лежит. Я убил его, — услужливо пояснил он, выразительно опуская ладонь на эфес шпаги, выступающей из-под монашеской рясы.

Тюремщик выхватил свой клинок, продолжая пятиться.

— Нет, я не хочу драться, — с усмешкой произнёс Сезар.

— Боишься? — храбрился комендант.

Однако Гаитэ видела, как ему страшно. Слава о Сезаре, как о непревзойдённом дуэлянте и мастере шпаги распространилась по всей стране. Именно за его дерзкую, порой даже безумную отвагу и умение владеть оружием он и пользовался такой популярностью у военных.

— Боюсь, безусловно. Боюсь ещё больше запачкать свою совесть.

Противник с криком бросился вперёд.

Перебросив шпагу с одной руки в другую Сезар одним сильным ударом в висок вырубил его, заставляя рухнуть на пол.

— Он выживет? — с сомнением протянула Гаитэ.

— Если повезёт, — равнодушно пожал плечами Сезар, вкладывая шпагу в ножны перед тем, как взять её за руку.

Не успели они дойти до лестницы, как им навстречу выдвинулся ещё один стражник.

— Бегите! — крикнул Сезар, метнув шпагу во врага словно копьё, каким-то чудом угадив в щель между доспехами.

Гаитэ почувствовала, как неизвестный под монашеской рясой схватил её за руку и потянул за собой. Она не сопротивлялась. Какой смысл? Полностью и беспрекословно доверила себя пришедшим за нею мужчинам.

По счастливой случайности до лестницы им больше никто не встретился.

— Сюда! — прошептал Сезар, снимая факел с держателя и потянув металлический рычаг вниз.

Со скрипом отворился очередной потайной ход. Скрыться в нём было уже просто. Тёмный и низкий лаз вывел их к подземному каналу, где, покачиваясь на цепях, их дожидалась лодка.

Всё происходящее напоминало Гаитэ события годичной давности. Тогда точно так же они были вынуждены спасаться и точно так же — по воде.

Мужчины гребли молчаливо и слажено. Каждый новый гребок отдалял их от тюрьмы, но расслабляться было рано.

Они были ещё в самом начале пути и до того, как достигнут безопасного места всякое могло случиться.

Да и есть ли оно теперь для них — безопасное место?

Гаитэ осознавала, что в любой момент их могут схватить, но, как ни странно, её это мало волновало. В данный момент смерть её не страшила совершенно.

Сезар был рядом. На свой самый важный вопрос Гаитэ получила ответ вместе с которым её душа обрела покой. А может быть странное блаженное забытьё объяснялось гораздо проще — просидев взаперти почти месяц, да ещё на добровольной голодовке, теперь, на свежем, прохладном воздухе Гаитэ с трудом держалась, боясь потерять сознание.

— Как ты? — обеспокоенно взглянул на молодую женщину Сезар. — Гаитэ, ты в порядке?

— Выглядишь, как оживший мертвец, — хмыкнул «монах» из-под капюшона.

— Могу я узнать ваше имя? — обратилась Гаитэ к незнакомцу. — Кого мне следует поминать в молитвах как одного из своих спасителей?

Вместо ответа «монах» отбросил капюшон, открывая молодое, но волевое, несмотря на тонкие черты, лицо. В сгущающихся сумерках оно было видно отчетливо. Закатывающееся за горизонт солнце бросало на него багровый отблеск, как от танцующего пламени.

— Микиэл? — потрясённо выдохнула Гаитэ, узнав брата.

— Привет, сестрёнка, — усмехнулся он в ответ.