Да вы смеётесь!

Мальчонка бойко забрал у меня игрушку. Мой взгляд зацепился за нарисованного царя зверей, и я замерла. Как однако связаны части тела. От одного Короля Льва в голове случился взрыв, от второго, резинового, врезавшего по попе, вверху просветлело. Видимо, потому что как-то всё сегодня через то самое место и происходит…

А следом проклюнулась мысль: а что он, собственно, сказал? И сделал? И почему я вляпалась?

Я прокрутила в голове наш разговор. Вспомнила его лицо после мои слов. И мне стало как-то нехорошо. Нет, он-то припёр меня к стенке, загнал в ловушку, как антилопу на сафари.

А как это получилось?

События этих дней нанизались, как бусины на нитку. Сначала Валюха спрашивала, почему на спектакле меня ищет её директор. А вчера не ответила на звонки. Написала, что на работе что-то срочное. Нателла внезапно послала на новую работу. Такого прецедента у нас не было вообще никогда, я три года уже работаю в Центре. Итак, я прихожу и вижу лилии в офисе, затем в окне. Романтично, но аллергично…

Однако Валюха об аллергии знает, значит, он её об этом не расспрашивал. Не могла же она сказать ему нарочно, она не такая! Хоть и выдала, кто я и откуда…

Я вспомнила его взгляды, улыбки, слова… и этот внезапный поцелуй. А позавчера я поцеловала его сама, поддавшись порыву. Мне просто показалось, что он был как в воду опущен. Такой красивый мужчина, и такой грустный. И я чмокнула его просто так. В принципе, у нас среди друзей это в норме вещей. Мальчики-девочки, девочки-мальчики… Без разницы. И французы мои тоже приучили меня целоваться. А вдруг он воспринял это иначе?

И, о Боже, я правда ему сказала: «Я поцеловала вас из жалости?»

Сердце глухо стукнуло о рёбра и отдалось в висках. Зачесалось ухо, нос и всё на свете. Я медленно оттерла с рук грязь платком и тут только поняла, что это его платок. У меня перехватило дыхание. Я опустила руки и растерянно оглянулась. Вот это бардак!



* * *


По идее надо было возвращаться в офис, на новую работу со странными обязанностями. Но от смятения у меня даже голова заболела.

Может, после моего демарша я автоматически уволена? И проект как таковой — не более чем хитрый план мистера Элегантность?

Поговорить с Нателлой? Будет похоже на жалобу. Не люблю жаловаться.

Я посмотрела на время в телефоне и поняла, что папа ещё не на репетиции. Да, он-то мне и нужен! Папа ближе всего по возрасту и положению разведенца к Александру, и в конце концов, он мужчина — у них в голове всё иначе устроено. А на ситуацию надо было срочно посмотреть с другой стороны Луны.

Переминаясь с ноги на ногу, я дождалась, пока гудки сменятся на папино весёлое:

— Привет, ребёнок!

— Привет. Па, у меня к тебе есть вопрос с пристрастием.

— Малыш, не волнуйся, с крышей всё нормально! Наши спонтанно-экзистенциальные ворота в небеса мы заделаем с Михалычем уже завтра. Он посмотрел и сказал, что проблема плёвая, и даже не требуется когнитивного оптимизма и диалектики, чтобы восстановить перекрытия. Материалы он сам купит. Если моих сбережений не хватит, займёт под зарплату.

— Я не об этом, па.

— Ах, да? — Он явно удивился. — Тогда я тебя внимательно слушаю.

Я набрала в грудь воздуха, шумно выдохнула и спросила:

— Как бы ты себя чувствовал, если бы тебя внезапно поцеловала незнакомая девушка?

— Привлекательная?

— Хм… да. Значительно тебя младше.

— Оу! Это было бы приятно и весьма вдохновляюще, — в папином голосе послышались заинтересованные нотки.

— Нет, пап, не французский поцелуй, а так… Чмок, и всё.

— Менее приятно, но я был бы заинтригован.

— И что бы подумал?

— Что я ещё котируюсь у юных дам, — в папином баритоне было не скрыть радость.

Я помрачнела.

— А потом?

— Ребёнок, ты задаёшь странные вопросы. Кого ты поцеловала?

— Это не имеет отношения к делу. Давай не переходить на личности.

— А я с тобой делюсь самым сокровенным.

— Ну, ваши интриги в оркестре — это притча во языцех, но я спрашиваю гипотетически. И следующий вопрос…

— Просто программа «Как стать миллионером».

— Угу. Скажи, что бы ты делал, если бы потом эта девушка сказала, что поцеловала тебя из жалости? Как бы почувствовал себя вообще?

Папа поперхнулся, на том конце связи повисла тишина.

— Па-ап? — напомнила о своём существовании я. — Так что бы ты подумал?

— Эмм…, что я жалкий? А кто это всё-таки отличился? Надеюсь, не ты, ребёнок? Нет, конечно, ты не могла! Ты слишком тонко чувствующая натура, вся в меня… Ты бы такого точно не сказала, ибо это именно то, что вы на вашем уличном жаргоне называете жестью.

— Угу.

— Возможно, у меня развились бы комплексы. Или желание напиться и самоутвердиться на ком-то ещё… Доказать, что я не жалок. Хотя всё зависит от натуры. Кого-то бы одолел гнев, а кого-то… О, ты помнишь моего знакомого, Алексея Мерзляковского, художника-мариниста, рыжего такого? Нет? Так вот, некая девица довела его одной лишь фразой до клинической депрессии. Я навещал его в мединституте. Он не писал после, начал пить и устроился грузчиком на центральном рынке. Возит на тачке овощи.

Мне представился мистер Элегантность в костюме от Хьюго Босс и с повязанным поверху грязным передником. Небритый и погрубевший, с мятой папироской во рту, он катил перед собой тачку, заставленную ящиками с ананасами. Меня обуял стыд.

— Всё ясно, спасибо, пап, — севшим голосом произнесла я.

— Ребёнок, это точно не с тобой случился подобный эксцесс?

— Извини, мне надо идти. Пока!

— Я говорил тебе, что…

Я отбила звонок и не дослушала — уже знаю, что обнадёживать мужчин не хорошо. Лекцию о том, что во всякой женщине есть магия, и она действует на мужчин непредсказуемо, я уже слышала. После развода и, не исключаю, что даже до него, на папу регулярно действовала подобная магия. Но получив статус холостяка, он влюблялся, летел на свидания, под вино и музыку декламировал стихи, фонтанировал шутками и цитатами, приглашал дам в интимную атмосферу во второй части нашей большой квартиры. Некоторые из них встречались мне утром в старом мамином халате, со взъерошенной счастливо шевелюрой и улыбкой «будущей второй мамы». Я мило пила с ними кофе, прекрасно зная, что послезавтра или через неделю, в крайнем случае через две новая прекрасная блондинка или брюнетка, или рыжая бестия с полным бюстом поглотит всё внимание моего ветреного отца. Магия, что поделать…

Кажется, зимний сад папа затеял именно с мыслью о повышении романтизма и перехода в ухаживаниях на новый уровень. Идея мне нравилась, вплоть до обрушенной на голову штукатурки и дождя на лицо. Впрочем, сейчас речь не о том.

Мне хватило мужества признаться себе в том, что каша с сафари и антилопой началась с моего действия.

Я опять громко вздохнула и, перекинув на другое плечо рюкзак, поплелась обратно в пафосный офис компании «Карлоффс». Ноги туда не шли, воздух казался плотным, как во сне, когда кажется, что продираешься через вату. Чувствовала я себя ужасно, от неловкости ломило в висках.

Я решила, что по дороге придумаю, что сказать. Или вдохну-выдохну и произнесу то, что придёт онлайн. А мистер Элегантность пусть что захочет, то и скажет в ответ. Хоть выругается, хоть пошлёт лесом или бросит в лоб папкой, если ему так станет легче. Он, конечно, сам не зайка, но и я не монстр с ушами…

Главное, я извинюсь. Это было важно, ибо клиническая депрессия и регресс личности до тачки с овощами — это не то, что я хотела бы проецировать в этот мир.



Глава 13



Пикнув карточкой, я решительным шагом на подкашивающихся ногах вошла в офис «Карлоффс». И столкнулась с Валюхой.

— Мари? — с неким ошеломлением воскликнула она, словно не ожидала меня здесь видеть. Угу, и фею она тоже так себе играла.

— Ничего не говори! — ответила я, выставив палец.

— О, сегодня девушки говорят рифмами! — хмыкнул проходящий мимо нас по светлому коридору весьма упитанный менеджер, похожий на бобра.

Я не удостоила вниманием его комментарий, шагнула дальше, с усилием воли удерживая в голове тачку с овощами и вектор принятого решения. Хотелось самой запрыгнуть в воображаемую тачку и, как овощ, покатиться куда угодно отсюда, хоть в борщ. Извиняться ужасно трудно!

Валя поймала меня за рукав и спросила:

— Что ты тут делаешь?

— Будто ты не знаешь! — возмутилась я и насуплено убрала её руку с моей. — Не сбивай меня! Я должна поговорить с ним.

— С кем, с ним?

— Со Львом вашим!

Валюхины брови подскочили на лоб. Что с ними случилось дальше, я не стала смотреть. Возможно, отвалились — они же у неё с напылением… Я прошагала с десяток шагов, но обернуться всё же пришлось.

— Кабинет Льва где? — крикнула я.

— Там, — ткнула пальцем в углубление за пафосной стойкой секретаря Валюха.

Брови у неё оставались на лбу, в целости.

У секретаря Лидии и стоящей возле неё Дормидонтовны, или как там её, глаза расширились. Кажется, Львом во всеуслышание господина зонального управляющего никто не называл.

— К Александру Игоревичу нельзя… — подскочила Лидия.

Но я всё равно рванула вперёд, как партизан на амбразуру. Ощущения были те же. Для приличия я стукнула два раза в и рванула на себя дверь в ад. Потом не смогу…



* * *


Он сидел за столом. Губы поджаты, брови сдвинуты. Мрачность восьмидесятого уровня. Режим: «Не влезай, убью». Больше гнева богу гнева…

Я мысленно перекрестилась и промаршировала к директорскому столу. Лев Александр хмуро оторвался от монитора, рыкнул так, что у меня аж в ушах завибрировало: