Сашенька…

Мир вернулся к нам жестоко и резко — стуком по батарее, звонком в дверь и криком:

— Совсем обнаглели, соседи?! Опять заливаете!



Глава 22



Тело размякшей, как ванильное мороженное, Стрекозы, словно волшебная амфора, хранило в себе блаженство… Оно лучилось из неё, как бесценное масло, пропитывая всё внутри неё и снаружи, и меня за одно. Оно насыщало восточным ароматом неги и страсти всё вокруг себя и приносило больше удовольствия с привкусом запрета и тайны, чем кальян с опиумом.

Я хотел её с первой минуты, как увидел! Я хотел, чтобы с ней всё было не так. Я это получил, и теперь был абсолютно умиротворён. Как опиумист и даже больше. Будто я сделал все самые важные дела и, наконец, получил право расслабиться.

Теперь я знал, что счастье пахнет яблоневыми лепестками. Оно прячется в завитках светлых, влажных волос. В костяшках тонких пальцев и в нежной щеке, прильнувшей к моей груди. Я прижал её к себе, моё мимолётное, нечаянное счастье.

И вдруг стук по батареям. Выкрики и мерзкий металлический лязг. Я выпрямился и моргнул.

Ну нельзя же так! Из рая в Красную Армию…

— По голове себе постучите, — буркнул я.

Нехотя отстранил от себя нежную нимфу и взглянул на пол. Хм, это мы превратили ванну в круизный лайнер? Я, конечно, не сдерживался в движениях, но тогда, по закону Архимеда, мы должны были бы сидеть сейчас на трёх каплях. Ан нет…

Шум заставил меня поднять глаза к потолку и чертыхнуться. То, что я принимал за ливень, было водопадом по стене. Ответ ясен: Асмик Вазгеновна, восьмидесятидевятилетняя старушка с пятого этажа, опять забыла про кран!

Небеса обетованные надо мной издеваются…

— Прости, малышка! — сказал я и с плеском вынырнул из тёплой воды в реальность. Мозг, пробуксовав, заработал. — Сейчас всё решу!

Спрыгнул. Шлёпнул босыми ногами в лужу. Снова выругался, подцепил с табуретки одежду и на пороге обернулся.

— Никуда не уходи!

Моя трепетная лань моргнула и подтвердила кивком, прижимая к животу хрупкие колени. Хорошо.

В дверь продолжали трезвонить, по батареям колотить. Прыгая и скользя по паркету, я надел на ходу штаны. Про майку забыл, чёрт! Ладно… Сунул ступни в кроссовки, смяв задники.

— Что вам?! — гаркнул я, желая убить любого, кто посмел так грубо нарушить наше со Стрекозой уединение.

Вот хотя бы этих двоих… На пороге с вытаращенными глазами алкоголик-электрик с красным носом-сливой и его жена на голову выше, с лиловыми кудрями и грудью, которая города берёт. Тараном.

— Что вы творите?! Заливаете нас с утра пораньше! — набросились они сходу.

— Впредь буду только на ночь, — разозлился я. — И это не у меня…

Лиловая и алкоголик завопили слаженно на два голоса:

— Совесть бы поимели — как не у вас?! Да какая там совесть, ты посмотри на него! Кубики на животе накачал и думает, всё можно! Дед такой был приличный человек, а ты бы постыдился врать… Новые обои на голову падают. Штукатурка в кашу! Пустите, пустите нас, сейчас посмотрим, что там у вас происходит! ЖЭК вызовем, от нас ничего не скроешь!

Угу, так я и пустил их посмотреть на мою обнаженную нимфу. В дверь сунулся неизвестный помойный кот и сливовый алкоголик. Просто праздник, который всегда с тобой!

Выглянула ещё одна соседка, судя по костюму, собирающаяся на работу. Оценила мой торс взглядом одинокой женщины и улыбнулась:

— Помощь нужна?

— Нет, спасибо. Спокойно! Смотреть у меня не на что! Льют сверху! — рявкнул я.

Захлопнул дверь, а потом рванул на пятый. Лиловая парочка за мной.

Открыли не сразу. Глухая старушка с видом согбенного в три погибели ангела с изношенными крыльями в горбике под халатом долго соображала, о чём мы ей толковали в три голоса. Пришлось просто отставить её в сторону, как пасочку.

Асмик Вазгеновна прошаркала за мной, растерянно причмокивая, пока я перебрасывал замоченные рейтузы времен юного Сталина из переполненной раковины в ржавую ванну.

— Мда, можно кораблики запускать, — пробормотал я, закрутив кран.

Мыльный водопад прекратился. В кроссовках хлюпало.

— Сыночек, я не знаю как так вышло, дорогой мой! — чуть не плакала белоснежная старушка. — На секундочку отошла, мальчик, а там про хорошее средство против радикулита рассказывают по телевизору, у тебя не болит спина, дорогой? А у меня болит, вай, как болит, надо Конским бальзамом растирать говорят…

Под её бормотание я организовал соседей с третьего собирать воду, быстро заткнув их ор обещанием решить все вопросы.

— Сыночек, а что теперь делать? — ахала Асмик Вазгеновна. — Вай, вай, сильно я залила вас? Скажи, сыночек, я с пенсии накоплю…

Накопительница великая! Что взять с бабушки-божьего одуванчика? Разве что песок на ремонт, если кафель отвалится…

— Пустяки, — буркнул я. И снова заткнул рты лиловому семейству.

Похоже, второй потоп — это знак, что с прошлым пора расставаться окончательно. Я — не русский иммигрант — ностальгировать! Подумал бы о покупке коттеджа, но скоро я буду по другую сторону океана с должностью в штаб-квартире «Карлоффс», так что смысла суетиться с недвижимостью не было…

— Вызовите к себе инженера из ЖЭКа, составьте акт, — сказал я соседям с третьего.

— Вы дома будете? — поинтересовалась лиловая мадам.

— Я вам зачем? Я похож на сантехника или бригадира? Нет. Вот и разберитесь сами, а мне просто отдадите акт. Бабушку не дёргайте.

— Так она ж виновата, тетеря старая… — начал было алкоголик.

— Ещё слово, и сами со своим потолком плясать будете, — небрежно бросил я. — И зубы по лестнице собирать.

— Да что ты, шеф, сразу такой нервный!

Асмик Вазгеновна невинно моргала, я сжал её сушеную ручку и улыбнулся:

— Вы телевизор не включайте, когда стираете, договорились? А лучше постирать женщину из СоБеса попросите.

— От какого беса? — ахнула старушка. — У меня иконки везде, бесы не заглядывают!

— Вот и чудно, — выдохнул я.

Стиральную машинку ей, что ли, купить? Но это точно не сейчас. У меня там чудо нежное совершенно без одежды, не до бабушек с рейтузами…



* * *


Лиловые что-то заговорили о племяннике старушки, я не дослушал. Думая, как сгладить испорченное впечатление, я вернулся в собственную ванную. И удивился. Вместо того, чтобы испуганно сидеть в ванне, Марианна где-то раздобыла тазики и вёдра, подставила под водопад. И бодро дотирала пол в моей футболке. Точёные ножки, босые пяточки и соблазнительные округлости напоказ. Я мгновенно забыл о внутреннем ворчании.

Она приподнялась, невероятно милая с тряпкой в руках, выжала её в раковину и спросила:

— Как там дела? Удалось уладить?

— Конечно. Там старушка без мозгов и с мечтами о Конском бальзаме. Но погоди, что ты делаешь?.. — спросил я, рассматривая безбожно испорченное махровое полотенце. — Ведь есть же горничная… в смысле соседка из двадцать пятой. Я бы позвал.

— Ну, не ждал же ты, что я буду сидеть, как принцесса, в ванной и смотреть, как она уплывает в закат?

На самом деле, где-то того и ждал. Боялся, что замёрзнет.

— Пока ты борешься с катастрофой там, я — здесь, — со смехом договорила Марианна. — Синергетика смекалки, половой тряпки, и полная экономия на клинерах!

Я опешил. Слово «экономия» с женщинами у меня не вязалось. Где-то над ухом крякнул внутренний критик: «Вам Мерилин Монро пол не мыла? А мне да… Обломитесь!»

— Не стоило. — Я отобрал у неё тряпку, чувствуя неловкость. — Но спасибо.

Стрекоза хихикнула, встала на цыпочки и поцеловала меня … в нос.

— Не благодари! Ты помыл меня, а я твою ванную! — и высунула нос в коридор. — Там никого нет?

— Только гипсовый Ленин, — пробормотал я.

Марианна рассмеялась ещё счастливей и выскользнула наружу.

— Хорошо, а то я есть хочу! И сижу тихо, как орёл молодой в темнице сырой — вдруг кто нагрянет. А на кухне такие красивые пирожные страдают без меня!

Я пошёл за ней, как привязанный. Я не заметил, когда мы перешли на «ты». Она шлёпала босыми пятками по паркету и не осознавала, что вся квартира оживает от её непосредственности и радости. Чёрт, мне даже показалось, что в бородке задумчивого Ленина, охраняющего мои часы, мелькнула улыбка.

Я, по крайней мере, улыбнулся. Вымыл руки. И случайный потоп, скандал и крики стекли в канализационный сток. За окном стало чуть светлее, а в душе и подавно.

Я опёрся бёдрами о рабочий стол. Стрекоза порхала над забытыми на столе угощениями. По-хозяйски включила чайник и освоилась, больше не чужая в новом пространстве. Я вспомнил, что так же легко она сделала своим и пассажирское кресло в салоне моего автомобиля. И мою футболку. И это даже не раздражало…

Грудь, чётко очерченная под белым трикотажем, тонкая шея, нежные пальчики на ногах, щиколотки, всё это можно было созерцать бесконечно. А лучше взять и снова попробовать — так же, как она — пирожные. Марианна обернулась, нос в креме и сахарной пудре:

— Как вкушно! А ты почему не присоединяешься?

Я подошёл к ней и обнял, погружаясь в запах яблоневых лепестков и заварного крема. Нырнул руками под майку, ощутил шёлк юной кожи и игриво спросил:

— Малышка, ты вся измазалась. Будем снова мыться?

— Неа, — она шаловливо показала мне язык. — Ты на работу опоздаешь. Я сейчас всё съем и сбегу.

— Я начальник, я не опаздываю, я задерживаюсь, — ответил я и забрал себе её пальцы, тоже в креме. Поднёс к губам. Покачал головой: — Какой безобразие… Придётся съесть.

— Спортсменам сладкое вредно, — рассыпалась смешинками она.

— С утра углеводы очень хорошо усваиваются, — ответил я и, дождавшись, когда она доест своё угощение, прильнул к её губам.