Маргарита Ардо - Такси заказывали?

— Ты уже и это знаешь?! — ошарашенно спросил он. — Откуда?!

«Э-э-э-э» в моей голове стало похожим на сирену скорой помощи, полиции и арию Витаса в ванной.

Это подарок судьбы или провидение?! Или материализация моих мыслей?! Как она оказалась здесь посреди ночи?!

Я прижал Марианну к себе и ощутил себя, как дома. Разве может быть лучше?! Моё нежное, трогательное счастье — трогать хочется бесконечно — снова рядом! Так хорошо я даже сам с собой не чувствовал! Я гладил её мягкие волосы, приникал к ней носом, целовал и понимал, что это, наконец, то самое! Мне повезло!

Как же велик был контраст сердечного тепла и холода, в котором я только что был. Как из мороза в тропики. Хотя, конечно, в минус один и через мятую рубашку прилично холодило…

И вдруг моя Стрекоза сказала:

— Ты окончательно расстался с женой?

Я офигел и, чуть отстранив, посмотрел на неё:

— Откуда ты это знаешь?! — В голову закралась мысль странная мысль: «Она мои мысли читает?»

Но со Стрекозой произошло что-то загадочное: её глаза сделались по сто пятьдесят рублей, она широко раскрыла рот, потом закашлялась и хрипло, как портовый грузчик, прошептала:

— Я им скажу, что ты был со мной…

— Кому? — озадачился я.

— Полиции… Но кровь простой водой не смыть, я в полицейском сериале видела. — Стрекоза задрожала и, облизнув губы, добавила: — Надо погуглить, чем. Я включу телефон…

— Кровь?!

Я обалдело моргнул и проследил за её взглядом — тот метался от вымазанной в томатном соке пряжки от ремня к им же испорченным туфлям. На кровь правда было очень похоже… Упс. В мозжечке защекоталось: она решила, что я укокошил Лиз?! Хорошо же на обо мне думает! Впрочем, почти так же, как Игорь Ковров из ФСБ…

В голове задним фоном пронеслась возмущённая фраза героя Юрия Никулина из «Бриллиантовой руки»: «Как ты могла?! Ты, моя жена?! Мать моих детей?!» И одновременно с этим до меня дошло: она же несмотря ни на что предлагает мне алиби! Ого!

То есть вот так бывает? Чтобы зная человека всего несколько дней, становиться на его сторону, даже если он кого-то заколбасил?! Интересно, а труп помогла бы перепрятать? Судя по офигевшей решительности в голубых глазах, да!

У меня аж в животе ёкнуло. Приятно! Хоть и чертовски холодно. Не март в южном городе, а полярная ночь во льдах! Настроение взвилось до неба, укрытого тучами, до шпиля ЦУМа и крыши старой Консерватории, над которой ветром разгоняло привязанных веревками искусственных стерхов, чтобы голуби не гадили.

Она на моей стороне! У меня дух захватило. Это был действительно тот самый момент истины, когда понимаешь: даже посреди центра города, на перекрёстке двух проспектов я уже «дома», с ней. С женщиной-девочкой, которой можно доверять, а не воевать. Ты пришёл к ней и уже априори принят. И любим. Она не сказала, но я чувствую. Даже не знал, что так бывает!

Дома — это ощущение тепла и расслабленности, словно не нужно быть каким-то, словно тебя ждут, даже если ты чего-то не добился и или чего-то не добыл. Дома — это место, где тебя принимают любого: победителя и неудачника и можно быть просто счастливым дураком, а не достигателем. Дома — это не где-то там и когда-то ещё. Дома — это здесь. И прямо сейчас. Как же полно я ощутил это!

И ещё одно, очень важное: Я люблю её!

Я прижал Марианну к себе, оторопевшую, испуганную, покрыл поцелуями лицо и тёплую, пахнущую чем-то сладким и сказочным макушку, и сказал:

— Будь моей женой!

— А?!

— Выходи за меня замуж! — повторил я, отстраняя её снова, чтобы видеть самое нежное на свете лицо. — Ужасно хочется не искать тебя по ночам, а просыпаться рядом. И засыпать, пока жив.

— Но как же… кровь?! И труп… Или не… труп? — пробормотала моя девочка в замешательстве. — Что вообще у тебя случилось? Ты сказал, что не придёшь. И тебя позвали пить кофе, а теперь… ты тут. И… кровь..

Какая же она смешная! Пытаясь не расхохотаться в голос, я спросил:

— То есть жениться нельзя, если тема маньяков недостаточно раскрыта? Ну хорошо, труп закопаем. У тебя лопата есть?

Стрекоза выронила из рук пищевой контейнер. Крышка отскочила и на асфальт вывалились разноцветные шарики мороженого. Кажется, переборщил. Мда, у меня всегда было дурацкое чувство юмора…

* * *

А потом я ей всё рассказал. О детях, Лиз и шантаже, о том, что я согласно корпоративной политике технически «мошенник» и, видимо, скоро буду безработным. А ещё о том, что как я попробовал побыть Макаренко и вылил на себя сок. И мне чертовски понравился результат. И о том, что я решил. Стрекоза слушала, выразительно хлопая ресницами и постепенно приходя в себя.

— Так что моя бывшая спокойно спит в моём бывшем доме, с моими бывшими детьми, охраняемая моей бывшей собакой, с обломками моего бывшего любимого мотоцикла во дворе. И даже не догадывается о том, что «её убил её бывший». Как, интересно, тебе вообще это в голову пришло? — ухмылялся я.

— Не знаю… Наверное, у меня богатое воображение, — пролепетала моя Стрекоза. — Извини…

Я поёжился в своей мятой рубашке и протянул ей телефон:

— Хочешь, позвоним? Пожелаем Лиз спокойной ночи и пошлём нафиг?

Марианна замотала головой. Но я всё-таки набрал номер. Через секунду мы услышали:

— Александр? Ты чего хотел? Я уже спать ложусь! Надо было не выпендриваться, а оставаться, когда предлагали.

Я пожал плечами и сказал по громкой связи:

— Да ничего. Ткнул случайно в кармане брюк. Пока, Лиз.

И отбил звонок. Стрекоза выдохнула и достала из рюкзака из спиной мой пиджак. Выглядел он теперь не лучше, чем всё остальное на мне. Называется, стиль зажамканного договора из принтера.

— Ты замёрз, — севшим голосом проговорила Мари, потом глянула на кучу цветных шариков на асфальте — подарок дворняжке, но ничего не сказала.

— Пойдём лучше ко мне? — спросил я.

— Пойдём.

И я хмыкнул, приобнимая её и увлекая в сторону старого дедового дома:

— А маньяка не боишься?

— Неа, — заулыбалась моя девочка, — а ты?

Я поцеловал её.

А потом мы целовались у машины, припаркованной возле дома. Целовались в подъезде между вторым и первым этажами, целовались у двери. Целовались в коридоре, под строгим наблюдением бюста Ленина. Я набросил ему на голову жеванный пиджак и вдруг спросил у моей разрозовевшейся, эротично-невинной Стрекозы:

— Малышка, погоди, но ведь ты так ничего и не ответила! Ты выйдешь за меня замуж?

— Понимаешь, — снова взахлёб повторял Саша, — единственный способ победить её — сделать то, что не сделал бы я сам! Да, она слишком хорошо меня знает. Я уверен, Лиз просчитала все ходы. И поэтому не она, а я, понимаешь, я должен измениться! Чтобы было ясно: этот развод — точка, не многоточие. Точка во всём, что было «до» и «после» не надо никакого! Шантаж не при чём. Я решил: пусть будет как будет. Уволят так уволят! Нет так нет. Я уже достаточно замарался из-за Лиз и её жажды денег и больше не хочу. Буду жить ва-банк! Как тебе такая мысль, Мари?

— Здорово! — улыбнулась я.

Он поцеловал меня, закрутив, как в танце. Почти театрально. И было бы вроде всё хорошо, но он настолько был увлечён рассказом о своей бывшей, что стало как-то непонятно: он целует мои руки, потому что хочет меня или делает это назло, вопреки поползновениям коварной Лизы? Да, его действительно прорвало. А мне было так неловко, словно она стоит рядом и смотрит… Я даже вгляделась в фигурку гипсового Ленина — там камера в глаз не встроена?

— Малышка, так ты замуж за меня выйдешь? — повторил свой вопрос Мистер Совершенство.

И это прозвучало как-то между делом и невпопад после теории заговоров. Честно говоря, вплоть до этого вечера я была уверена, что если он сделает мне предложение, я завизжу от счастья, брошусь к нему на шею или исполню экстатический танец индейцев аку-яку, благодарящих духов за урожай, сына вождя после тридцати дочерей и гору разноцветных бус, упавших с самолёта на вигвам, но сейчас я отчего-то замерла. Слова застряли в горле, где-то посредине «да», «нет» и «не знаю», словно у меня программа распознавания языков зависла.

Я неловко пожала плечами.

— Но ты ведь меня ещё совсем не знаешь…

Саша провёл рукой по моим волосам и улыбнулся:

— Узнаю по пути. Исходных данных достаточно.

А мне показалось, что он торопится. Не потому что любит меня, он ведь так и не сказал мне об этом, просто эйфорией затопило — его глаза были слегка хмельными — кажется, он только сейчас понял, что свободен от той, с кем был несчастен. Может, так и не понял бы, какова свобода, если бы не этот шантаж… А я оказалась рядом, со мной он празднует, сам бурный, как пузырьки шампанского. Но что будет потом, когда праздник закончится? Когда он останется без работы или всё обойдётся, и ему будет не хватать привычной жизни в постоянном сопротивлении? Что станет с его «праздником», когда правильные родственники скажут, что я не подхожу ему, потому что «разница в возрасте», потому что «другой социальный слой», а «девушка с приветом»? Кем я буду для него? Новой надоевшей женой, с которой надо бороться? Пружиной в лоб или вышедшим из моды интерьером? Почему он не сказал, что любит меня? И готов ли он на самом деле любить не себя в своём решении, а меня?.. И не говорить всё время о Лиз?

Я качнула головой.

— Прости, но кажется, мы торопимся.

Саша непонимающе взглянул на меня, вгляделся. Затем мгновенно потух и выпустил из объятий.

— Ясно.

Я испугалась и затормошила его: