Одетая, как на подиум, при полном макияже и в настроении: «кофе, крови и зрелищ» я вошла в наш «Ватсон Клаб». В холле творилась нервная ажиотация: администратор Анечка размахивала руками, Нателла выглядела взъерошеннее, чем позволял её дзен-инди-стиль, учительница французского Верочка что-то громко доказывала, и только Ник зевал и нуждался в спичках в глаза, чтобы не заснуть, стоя, как конь.

— Привет! Что-то случилось? — спросила я.

— Катюня ногу сломала! — заявила Анечка. — Представь, вчера пошла со своим парнем на каток, а теперь лежит на вытяжении в БСМП.

— Но я всё равно не смогу отменить поездку! — воскликнула француженка Верочка. — Мы уже билеты в Хайкоу купили! Невозвратные!

— А если ради коллектива? — спросила Нателла. — У нас же договор…

— И путёвку отменить нельзя! Прости, прости, дорогая, любимая, мне муж такого не простит! Мы год собирали деньги на эту поездку! Вот Мари, она же там уже была и что-то знает!

— В «Карлоффс»? — опешила я.

Нателла кивнула.

— Прости, Мари, это форс-мажор, но кроме тебя больше нет специалистов с двумя языками. У нас есть два варианта: или подать в суд на Львовского, если он вёл себя по отношению тебя не корректно, и тогда можно аннулировать контракт; или, если всё было не так страшно и дело только в лилиях, мы выдвинем требования, уверена, они пойдут нам навстречу…

— А если со стороны взять? — встряла Анечка.

— Мы не можем. Мы гарантируем конфиденциальность, а как я положусь на кого-то неизвестного? — покачала головой Нателла и взглянула на меня с надеждой. — Ты же профессионал, Мари… Как скажешь, так и будет.

Вселенная издевается надо мной, что ли? У меня аж ещё сильнее нос зачесался.

Как я буду переводить Саше, если он меня бросил?.. Смогу ли я?! Да ни за что!

И вслух я сказала:

— Без проблем. Только если без лилий.

«По крайней мере, мы точно поговорим хотя бы один раз…» — подумала я.

— Я договорюсь! — Нателла засияла и бросилась с телефоном в свой кабинет.

А я повесила пальто на вешалку, понимая, что если я сейчас буду думать, у меня сломается мозг. А жить овощем не так-то радостно, так что есть один выбор — не думать…

Что тут у нас вокруг?

Цветочки на окнах, тепло, чай вкусно пахнет жасмином, воробей за стеклом на ветке — милота! Хотя тоже смотрит так, словно ему что-то нужно, сволочь натуральная!

Всё! Не думать, не думать, не думать! — уговаривала я себя, заваривая себе зелёный чай и пытаясь сосредоточиться на хорошем.

И тут стеклянная дверь распахнулась. В холл вошла нереальная, длинноногая красавица с обложки. Роскошная грива волосок к волоску, алые губы, тщательный макияж, полуулыбка, безупречное сочетание плаща, сапог и сумочки и… взгляд акулы, которой некем было перекусить на завтрак. Кажется, я её где-то видела…

Надменно оглядев нас, стены и даже диспенсер, у которого все краники от такого высокомерия должны были пересохнуть, красавица сказала смутно знакомым, неприятным голосом:

— У меня назначена встреча с учительницей. Марианна Убейволка.

— Я перед вами, — из вежливости улыбнулась я, пытаясь представить, существует ли что-либо в мире, что способно довести и меня до такого взгляда и уровня непоколебимой стервозности.

— Моя фамилия Бергольц, я по поводу сына. Мне нужен высококвалифицированный преподаватель, порекомендовали вас, — заявила она и наградила меня повторным взглядом «фу, килька». — Мы можем где-нибудь поговорить?

Утро складывалось так, что, кажется, к вечеру мне будет уже нечего терять, кроме цепей, берёз и ностальгии, и я махнула леди по-свойски рукой:

— Правды в ногах нет. Пойдёмте в кабинет?

— Вы даже не предложите мне кофе? — с вызовом спросила леди Акула.

Я обернулась и поняла, где я её видела — это же была та самая гламурная леди за рулём красной машины, которая обляпала нас с Сашей на Пушкинской. И я слышала этот голос и слово «кофе»! О, Боже! Да ведь это же Лиз, бывшая жена моего Мистера Загадочного! Хм, и это её труп я собиралась закапывать ещё вчера?..

Я зависла. «Труп» повторил:

— Кофе. В приличных организациях подают кофе. Я предпочитаю латте.

Пришлось отмереть.

— Кофе закончился, — зачем-то соврала я, — чай не заказали. Киселю не хотите? Быстрорастворимого?

Акула опешила.

— Я не пью кисель…

— Тогда пойдёмте. Воды у нас тоже нет.

Я провела леди мимо полного диспенсера не в кабинет переговоров и не в учебный класс, а в комнату отдыха. Было любопытно посмотреть, как Миссис Высокая мода-Каблуки-и-Бриллианты будет размещаться в одном из разноцветных кресел-мешков. Или в висячей груше.

— У вас что, нет нормальных стульев? — возмутилась она.

— Нет, — ответила я и плюхнулась в кресло. — Располагайтесь, не стесняйтесь, у нас тут дружественная атмосфера для учеников и гостей. Будьте, как дома.

Миссис Акула окинула взглядом весёлую комнату с разрисованными стенами, цветными стикерами и постерами. Я уселась поудобнее и улыбнулась, как могла.

— Я планирую отправить сына учиться в Лондон через год-два, — заявила через губу Акула, так и оставшись стоять с телефоном в руке и продолжая рассматривать меня, словно под микроскопом. — Поэтому мне нужен лучший преподаватель, лучшие методики и абсолютные гарантии! Вы можете мне их дать?

«Лондон» — стукнуло у меня где-то в подсознании, а в сердце заныло. Я ревную? Да, я ужасно ревную. Всё-таки она невероятно, чертовски красивая… Разве от таких уходят?!

— Не могу. Гарантий дать не могу, — ответила я.

— Что же вы за специалист?! Так и знала, что мне предлагают очередную шарашку!

— Каждый человек индивидуален, со своими способностями и возможностями. И ребёнок не робот, — ответила я с улыбкой. — Иначе можно было бы загрузить программу куда-нибудь в ухо и, пожалуйста, вот вам гарантии и нет проблем. Но вы пришли без сына. Как я могу оценить его уровень знаний и дать прогнозы? Если…

Красавица перебила меня:

— Ну да, мы давать ничего не будем, мы только чужое брать умеем, да?

Я растерялась: она точно знает, кто я! Зачем она здесь? Пришла посмотреть или позлорадствовать? Я встала:

— Знаете, госпожа Бергольц, чужое меня не привлекает. Мне более чем достаточно своего. Методик у меня много, учеников тоже. И боюсь, мне не удастся выкроить время в расписании для ещё одного студента. Вы можете обратиться к директору относительно другого учителя. Давайте я вас провожу.

Она последовала за мной, и мне явственно слышалось, что при этом невообразимая красавица с запахом Мадам Диор клацала зубами. Или это были всего лишь шармы на её руке?

Вдруг у Миссис Акулы зазвонил телефон, и я услышала её голос, неестественно елейный:

— Александр? О, как хорошо, что ты позвонил, Саша! У тебя всё в порядке? О да, да, милый. Я только что поговорила с англичанкой, с той, что ты мне советовал. Тут говорить не о чем, какой профессионализм, я тебя умоляю…

И тут уже мои зубы клацнули, я ткнула в кабинет Нателлы:

— Вам сюда.

Красавица Акула презрительно улыбнулась, и мне показалось, что у неё не тридцать два, а все тридцать восемь голливудских зуба, и ещё второй ряд. Он вошла без стука к Нателле, а я застыла посреди холла. Снова откуда-то пахло кофе, с улицы доносился запах машин, в окно долетал аромат дождя и чебуреков. Орали истошно мартовские коты.

Как он мог?! Скажите, как?!

Опасно так шутить с переводчиками…



Глава 37



Самолёт утробно гудел, за иллюминатором плыли утренние облака. Я думал о Мари. Едва прикрывал веки, она снова мне представлялась. Светлая, хрупкая, не такая, как все. Самая обольстительная на свете женщина с детскими глазами. Я бросил ей в лицо слова о своём опыте, и только сейчас понял: опыту не победить искренность — разные весовые категории.

Уже через час после того, как мы расстались с Мари, моя ущемленная гордость осела, словно чаинки в стакане, и в коричневой жидкости крепко заваренного чая не осталось раздражения. И я тоже остыл.

Был ли я слишком напорист? Возможно. Я пёр буром с самого начала, как привык. А ведь она — чрезвычайно, пронзительно уязвима. Её изящность, лёгкость, воздушность — это облачка, пушистая нежность, скрывающая не только тонкий стебелёк характера, но и глубинный страх. Чего? Не внешних обстоятельств, это точно. Вон как про «кровь» быстро сообразила. Но она чего-то боится. И сейчас испугалась. Чего же? Может, нелюбви?

Я не встречал раньше солнечных зайчиков, не знаю. Но нефтяной бур никогда не одолеет солнечного зайчика… Я решил сразу взять её в оборот и присвоить. Без обиняков и разглагольствований. Наверное, с одуванчиками так не работает?

Внутренний критик встрял, как обычно: А имею ли я право от неё что-то требовать? Или обижаться? Да это же всё равно, что надуться на оцарапавшего тебя котёнка.

Она испугалась, точно испугалась! А я что сделал? Пнул её. Не физически, но морально. Привык отбиваться, ограждаться, выстраивать стратегию обороны и нападения, быть подрывником и сапёром. Да, я отказался от войны в доме, но я унёс её с собой. Тоже по привычке. И кто-то говорил об изменениях? Кретин!

Я усмехнулся себе под нос.

Снова представилась моя Стрекоза, хрупкие колени, изящные грудки, небесные глаза и сбивающая с ног чувственность. Захотелось её защитить. Оберегать от грубости, от её страхов и даже от самого себя.

И это значит, что прежде всего надо было избавиться от войны. А то припёрся к фее со всем своим дерьмом, вывалил на голову и удивился, почему она вдруг не взлетела от радости… К её ногам цветы надо бросать, а не новости о шантаже и финансовых махинациях. И вдруг внутри что-то сжалось: что она думает обо мне? Что я мошенник, который химичит с акциями и борется за доллары с такой же прожжённой стервой, как он сам? Или что я жертва, несчастный кретин, который справиться с бывшей женой не в силах?