Она засмеялась. А я подумал: и надо же так уметь смеяться! Как колокольчики зазвенели дружным хором. Вот у меня помощница, всем хороша: и сотрудник отличный, и человек неплохой, но смеется с такими звуками, будто лошадь издыхает. У Лизы смех, как у лающей болонки. У мамы — почти старушечий. Дети… оно и понятно — дети… А я вообще смеюсь редко. Но тут улыбнулся.

Приятно было произвести на неё впечатление.

— Какой у вас хороший секрет! — с придыханием, но без всякой лести сказала нимфа.

Кстати, я понял, что мне неудобно никак её не называть. Зачем она придумала этот дурацкий «эффект поезда», эффект салона Порше — самое то!

Интересно, какое у неё имя: Анжелика? Нет, попахивает старым кино и стриптизом. Светлана? Слишком просто для неё. Миранда? Хм, а чего это я Фаулза вспомнил с его маньяческим «Коллекционером»? Это всё скрытое желание секса. Уже и не очень скрытое. А она… — я снова глянул, — сидит и болтает ногой, с рекордной скоростью, как нынче подростки, набирая пальцем сообщение в телефоне.

Я вспомнил о разнице в возрасте и о том, что когда она ходила пешком под стол, я уже школу заканчивал. С медалью. Стало тошно.

— Сложно, наверное, после развода? — почувствовав моё помрачневшее настроение, спросила притихшим голосом фея.

— Нет, — буркнул я. — Я сам был инициатором.

Мы остановились на светофоре. Впереди опять мерещилась пробка, потому я перестроился на первую полосу, чтобы объехать задворками новое столпотворение и уже поскорее закончить цирк, в который я зачем-то поверил. Видимо, не вынося молчание как факт, нимфа снова заговорила.

— Это неприлично, конечно. Но можно спросить, почему вы так решили? Хотя простите… не моё дело. — Она покаянно замотала кудряшками. — Моё ужасное любопытство не доведёт до хорошего. Извините ещё раз…

— Да ладно! Эффект поезда, вы забыли? — снисходительно бросил я, объезжая очередную ямку на дороге меж монохромных кустов без листвы, старых пятиэтажек, киосков, грязных газонов с редкими проплешинами пережившей зиму травы.

Показать ей, что несчастен? Да ни за что!

— Я подал на развод, потому что понял, что дальше жить так нельзя. Нет, вы не думайте, мы обошлись без измен и прочей банальщины.

— А что же… — тихо спросила она. — Ушла любовь?

Я молчал, сосредоточившись на том, чтобы не угодив в очередную рытвину, вырулить по Профинтерна мимо парка. По нему несмотря на дождь, бегали веселые дети с собакой. Как пестро разлитые краски на темном, скучном фоне. И степенно гуляли двое преклонного возраста под черным зонтом. Символично…

Рассказывать про некрасивые стороны семейной жизни этому солнечному чуду не хотелось. Зачем ей знать, что бывает скандал на завтрак, обед и ужин? Что можно испытывать облегчение, когда уезжаешь в командировку? Что задерживаешься на работу, лишь бы не идти домой и покупаешь туры на Бали половине, лишь бы провести в спокойствии вечера? Нужно ли ставить её в известность, что можно жить с ощущением, что тебя постоянно хотят взять в тиски и выжать, как апельсин, до последней капли сока… И все твои порывы расти и развиваться поднимать на смех и нещадно критиковать.

Да, пожалуй, лишь с годами понимаешь, что дома хочется иметь друга, а не только красивую любовницу с хорошим вкусом. А ещё ты приходишь к выводу, что жадность убивает даже страсть. А жизнь — потому что привык, а любви нет, только бытовое удобство, — напоминает проституцию, сплошной товарно-денежный обмен.

Нет, я захотел большего. Или, по крайней мере, не такого.

Я снова отвлёкся от дороги. Встретил почти сочувствующий взгляд сияющих глаз. Показалось, что она не глупа. И поняла бы. Но обо всём этом говорить не стоило. Как сказал Толстой, «все семьи счастливы одинаково», а несчастливы разнообразно. Ну, или где-то так…

Возможно, у такой улыбчивой девушки с перевешивающим позитивом всё будет иначе: романтика, любовь и утром совместная пробежка. Да, она наверняка будет счастлива. Должна.

Потому я ответил коротко:

— Просто я считаю, что в частной жизни, у себя дома я имею право быть не на войне. В этом наши взгляды с бывшей супругой разошлись.

— Сочувствую.

— Лучше поздравляйте! — с подчёркнутым задором подмигнул ей я.

— Тогда поздравляю, — чуть громче зазвенел её голос. Да, точно, она снова разулыбалась. — Вы молодец. Прямо, как у Хайяма: «Ты лучше голодай, чем что попало есть, и лучше будь один, чем вместе с кем попало».

Мне стало приятно. Вообще все мои близкие радовались факту развода и говорили: «Слава Богу! Наконец-то! И долго же ты ждал! Ты сделал это! Молодец», поздравляли больше, чем когда я победил чемпионат или окончил университет с красным дипломом. Но вот так, стихами, к тому же настолько в точку не отозвался никто. Я понял, что завидую тому парню, с которым будет эта девушка.

Чёрт! А зачем завидовать?! Почему это не могу быть я?!

И вдруг раздался саундтрек из Терминатора — позывной на Елизавету. Когда она однажды услышала свой рингтон, чуть не убила меня. Но из песни слов не выбросишь. А сейчас мне впервые за долгое время стало легко. Я хмыкнул и пояснил пассажирке:

— Так судьба стучится в дверь.

— Это она?

— Угу.

Я оставил бывшей жене и её детям всё, вообще всё, кроме этого автомобиля, своих пиджаков и старой дедовой квартиры, но, кажется, имущество в зачёт не шло. Дом, вещи, гаджеты, накопительный счёт в банке Лиз не удовлетворяли, она хотела именно мой мозг. Как зомби из романа «Тепло наших тел», для которого серое вещество — самое вкусное.

— Не возьмёте?

— Нет. — С облегчением и изумлением понял я. Брать трубку не обязательно. Как и чувство вины за решение о разводе — тоже испытывать не обязательно. В конце концов, она ни дня не работала за эти семь лет. Да я и не жаловался, я сам могу заработать столько, что всем хватит. Но однажды я просто понял, что задохнусь. Не проснусь рядом с ней или в один из чудесных семейных вечеров меня хватит Кондратий в обнимку с инфарктом, как бы я спортом не занимался.

Я посмотрел на светящееся чудо рядом. Она не осуждала, кажется, наоборот. И в душе у меня прояснилось окончательно. Да и тучи на небе разошлись, урезав ливень, как маэстро марш.

Без зазрения совести я отбил звонок, вернувшись из-за аптеки времен не сбывшегося коммунизма на проспект Стачки. Впереди высился мамин дом и тот самый клуб, отделанный чёрным, как похоронное бюро.

— Вот мы и приехали! — радостно известила меня нимфа, а я понял, что дурак. Надо было ехать через Москву.

Я припарковался у входа и сказал:

— У вас слишком много сумок, я помогу донести.

— Спасибо! — обрадовалась нимфа.

Я набросил полумокрый пиджак, дверь перед ней раскрыть не успел — она уже выскочила на улицу, запахнув пушистое пальтишко. Досадно. Я бы подал ей руку… Хотелось к ней прикоснуться хотя бы так.

Фея оказалась высокой, всего на полголовы ниже меня. Мы обменялись улыбками. Я извлёк с заднего сиденья бесчисленные пакеты. В одном из них что-то булькнуло, в другом зашелестело, в третьем бряцнуло. В четвертом… я даже не смог идентифицировать этот звук. Надеюсь, там не лягушки в банке.

И ещё я подумал, что спектакль про то, как очень скучной паре не дают скучать такие, как это чудное создание, — должно быть, наверное, весело. Я бы посмотрел.

Нагруженный, как верблюд, её сумками, я подвёл нимфу ко входу, двери разъехались на фотоэлементах. Чёрная пасть сетевого клуба готова была сожрать солнечное чудо и спрятать его от меня в своём чреве. Нет, не хочу.

— Давайте, наконец, познакомимся, — улыбнулся я, намеренно не отдавая ей сумки.

— Так мы испортим весь эффект поезда. И будет нечестно, — рассмеялась она, сияя голубизной прозрачных глаз.

И мне ужасно захотелось её поцеловать.

— Да плевать на поезд! — вырвалось у меня.

И вдруг из-за её спины вырулила стайка детей: все почти подростки, в джинсах, только пара девочек в платьях. Они обступили нимфу и принялись радостно здороваться. Нимфа тоже, причём сразу на двух языках, легко орудуя английским и также запросто переключаясь. Она даже «дала пять» паре пацанов, как настоящий дружбан, и никто не удивился. И я тоже, ведь оттого она делалась ещё естественней и милее. Не могу представить, чтобы Лиз вот так по-свойски общалась даже со своими детьми…

— Ребят, забирайте у человека сумки, несите тёте Вале и Диме! Скорее! — скомандовала нимфа.

С пакетами пришлось расстаться. И наступил неправильный момент.

— Всё-таки скажите, как вас зовут, — сказал я. — И я тоже должен представиться, меня…

— Не надо.

Я осёкся. Ну да, на кой я ей? Мужик на пятнадцать лет старше, судя по виду, так и больше. Но её глаза были напротив, светлые волосы развевались в освещенных фонарями прохладных сумерках, из-под пушистого пальто и небрежно наброшенного шарфа пробивалось воздушное платье. Видимо, она мне просто была послана, как напоминание, что феи существуют. Пусть и не для старых жадных козлов с остатками порядочности, но как факт.

— Спасибо вам! — сказала фея, именно это и имея в виду. Я даже кожей почувствовал благодарность — мурашками и чем-то объёмным.

— Не за что, — пожал я плечами, чувствуя странную, почти мальчишескую неловкость.

На чувственных губах чуть большеватого рта появилась лёгкая улыбка.

— Вы меня очень выручили! Вы добрый…

«Но старый», — додумал я и, кажется, нахмурился.

— И классный! — добавила девушка без имени.

Я моргнул, а она вдруг шагнула ко мне, приподнялась на носочки, и я ощутил нежное малиновое тепло на своих губах. Касание. Внезапная сладость.

Все шаблоны в голове рухнули одномоментно. На их место взвилась радость. И возбуждение.

Я потянулся вперёд, стремясь захватить всю её прямо сейчас. Руками, телом, собой.