Сегодня хотелось чего-то теплого и лучистого, как Андрюшин взгляд. Аромат ванили и корицы окутал пряной сладостью, обнял за плечи, ласково погладил. Аня закрыла глаза, облокотившись спиной о каменную балюстраду лестницы, и отпила обжигающий горьковато-сладкий глоток. Тонкие линии невидимого глазу эфира разомкнулись, выпуская знакомую фигуру.

— Посиди со мной, — не открывая век, попросила она.

Призрачный сияющий образ нежно улыбнулся, усаживаясь рядом на ступеньку.

— Я так скучаю.

— Я тоже.

— Забери меня с собой, — кофейная горечь смешивается с подступившим к горлу комком, отпуская слезы в свободный путь.

— Не могу.

— Посмотри, как многого я добилась. Я так старалась. Я так хотела, что бы ты мной гордился, — глупые слезы не хотят слушаться, они все бегут и бегут, а она так не хотела его расстраивать.

— Я горжусь тобой, любимая, — теплая рука касается щеки, и льющаяся из нее бесконечная любовь проникает сквозь кожу, сворачиваясь в сердце золотой спиралькой.

— Тогда почему я все еще здесь? Мои крылья теперь такие большие. Их силы хватит, что бы полететь к вам. Разве ты не этого хотел?

— Я хотел, что бы ты была счастлива, — грустная улыбка солнечными трещинками касается уголков его губ.

— Я не могу быть счастлива без вас. Я не хочу жить там, где нет тебя…

— Ты должна, Анюта, — силуэт колышется и рваными клочьями расплывается в рассветной пелене утра.

— Почему? — вопрос без ответа повис над ней летающей паутинкой и, подхваченный весенним ветром, растаял лимонно-желтым лучом на её мокром от слез лице.

Ветер целует глаза, стирая повисшие на ресницах капли. Аня долго смотрит в пустоту цветущего сада. Яркие пятна люпина, синий ковер незабудок, качающаяся на тонких ножках анемона, пьяняще сладкие ирисы, звездная россыпь шиловидного флокса… Сегодня пестрая нежность цветов не приносит обычного облегчения.

Цветы были единственным, что она себе позволила. Ни птиц, ни кошек, ни собак… Слишком больно было привязываться, а потом терять. Она так и не научилась смиренно принимать тяжесть груза планиды.

Квартиру она продала, живущие в ней тени прошлого тупыми ножницами кроили сердце, не давая затянуться кровоточащим ранам. Она все время натыкалась на игрушки Темы, одежду, пахнущую Андреем, стены, хранящие светлые мгновения счастья, слышала смех и голоса тех, кого уже никогда не будет с ней рядом.

Бизнес мужа она тоже продала. Сначала старательно пыталась тянуть две махины сразу: свое расширившееся модное ателье-студию и его процветающую фирму, но потом поняла, что просто ничего не понимает ни в насосах, ни в трубопроводной арматуре, ни в технических вопросах производства. Рано или поздно она угробила бы то, что создавал Андрей. А находиться в его кабинете для нее вообще было пыткой, она видела его повсюду: вот он стоит у окна, сложив на груди руки, и смотрит на кипящий жизнью внизу город, вот он сидит в кресле, подписывая бумаги, вот поднял голову и улыбается ей своей безмятежной улыбкой.

Фирму купил лучший друг и партнер Андрея и, зная, как Анна металась в сомнениях, продавая детище мужа, он периодически звонил и рассказывал, как у них идут дела, за что она была ему безумно благодарна.

Все деньги от продажи бизнеса и квартиры она вложила в собственное дело. Неутомимо следуя поставленной цели, она как одержимая, вставала в семь утра и ложилась поздней ночью. Одежда, на которую она заключила контракт с бутиками Нью-Йорка, разошлась на ура, и вдохновленная первыми успехами, Аня стала работать с удвоенной силой над созданием собственного лейбла, открыв первый монобрендовый бутик в столице. С этого времени она начала на постоянной основе выпускать сезонные коллекции класса Prкt-a-Porter. Она любила экспериментировать, а её излюбленным приемом стал ассиметричный крой.

Первая же поездка на Неделю высокой моды во Францию стала для нее знаменательной и знаковой, на следующий день её лучшая модель появилась на обложке журнала ELLE, о ней писали как о прорыве года, говорили, что в её стиле нет ничего лишнего и утяжеляющего, она умело перемежевывает классические формы с авангардом. Независимость, утонченность и элегантность — это отличительные черты неповторимого стиля Анны Закревской.

Спустя год, Аня открыла свой первый бутик в Париже. За пять лет она построила головокружительную карьеру, добившись таких невероятных успехов, на которые многим, подобным ей, не хватало порой и всей жизни.

Казалась бы, сбывалось все, о чем она мечтала, но чем ярче сияла её звезда, тем отчетливее в её душе обреченно ширилось понимание того, что это все тлен, пыль и прах, если рядом нет тех, с кем она хотела разделить каждую минуту своего признания и славы. Нет, рядом с ней всегда кто-то находился. Люди… их было вокруг теперь так много, но в этой пестрой толпе счастливых улыбающихся лиц она чувствовала себя такой потерянной и одинокой… Их эмоции и голоса разбивались о её невидимые стены, словно шумные волны моря о серый гранит прибрежных скал. Она ставила эти стены каждый день — тонко, незримо, так, что никто и не подумал бы, что там, за безмятежной улыбкой и умиротворяющим спокойствием бушует черный разрушительный шторм, утягивающий её на дно, как накрытое девятым валом, затерявшееся в океане суденышко. Чтобы не плакать, она смеялась, никому не позволяя её жалеть и лезть в израненную душу с ненужным состраданием и сочувствием, чтобы никто не мог понять и почувствовать раздирающую и выедающую её изнутри боль. Внешне она всегда выглядела спокойной приветливой и… счастливой. И как умная, успешная и красивая женщина, она не могла не пользоваться вниманием мужчин. Яркий мир моды притягивал к себе их, богатых, красивых, знаменитых, как мотыльков, на манящее обещанием света и тепла пламя. И они слетались к ней, кружа вокруг, ударяясь крыльями о лед её застывшего сердца. Аня отвергала любые намеки на флирт и попытки приблизиться к ней ближе, чем на шаг, позволяющий нарушить её личное пространство ненужными чувствами.

Однажды, покупая в Арабских Эмиратах ткани для новой коллекции, она стала предметом матримониальных поползновений местного шейха, случайно увидевшего её в холле его шикарного отеля. Мужчина осаждал её как крепость. Он носился за ней по свету, посещая все её показы, приглашал в рестораны, присылал корзины цветов, дарил подарки и драгоценности, которые, она раз за разом ему возвращала.

— Ты не веришь в любовь? — в сердцах поинтересовался он, когда Анна вернула ему очередную бархатную коробочку, даже не открыв и не взглянув на кольцо с бриллиантом в четыре карата.

Его вопрос оскорбил Аню, метнув на незадачливого поклонника гневный взгляд, она с достоинством ответила:

— Я верю в любовь, Али. Верю в любовь, которую невозможно купить ни за какое золото мира… Меня любили… с первого взгляда и до последнего вздоха. Только такую любовь признаю, только в такую верю. На меньшую не согласна.

её слова, услышанные журналистами, стали притчей во языцех, на следующий день они разрыли историю гибели семьи успешного модельера, и скандальные статьи, и её полные горечи слова теперь красовались во всех модных изданиях. Но все они уже не могли причинить Ане боль большую, чем та, что терзала её изнутри каждый день вот уже пять долгих лет. Они лишь разбередили в памяти её первую с Андреем встречу, и она со светлой улыбкой прокручивала в своей голове, словно пленку немого кино, самый счастливый день в своей жизни.

Аня поднималась по ступеням университетского общежития и, выйдя из-за угла коридора, натолкнулась на парня, закрывавшего ключом дверь своей комнаты. Резко повернув голову, он уставился на нее своими синими глазами… Они так и стояли: молча, застыв песчинками во времени, в скрещении взглядов, не смея разомкнуть движением мгновение внезапного, снизошедшего на них волшебства. Словно кто-то свыше убрал все окружавшие их предметы, звуки, чувства, оставив только радость и осознание неизбежности и неотвратимости этой перевернувшей все с ног на голову встречи.

— Привет, — улыбнулся он.

Именно так — с первого взгляда, с первой улыбки, с первого слова — в Анину жизнь ворвалась любовь. Нежная, как теплые объятия весны, яркая, словно жаркий огненный цветок, безбрежная и бескрайняя, качающая её на своих волнах подобно ласковому океану, та, что теперь осколком разбитого зеркала жила в её памяти.

Телефонный звонок вырвал Аню из омута поглотивших её воспоминаний.

— Анюта привет! Ты прости, что звоню так рано, но я знаю, что ты уже не спишь в такое время.

— Я действительно уже успела пробежаться и даже выпить кофе, — Аня лишь мягко улыбнулась тарахтящей на том конце трубки Лере. Их дружба началась год назад, когда Анне срочно нужно было везти коллекцию одежды в Милан, а у нее совершенно не было моделей, готовых демонстрировать её платья. Лерино агентство посоветовал один из столичных дизайнеров, и она ни разу не пожалела, что судьба свела её доброй, веселой, никогда не унывающей подругой и партнером.

— Ты не забыла, что сегодня вечером мы ждем тебя у себя?

— Нет, не забыла, — выдохнула Аня, понуро опустив голову. Она не любила ходить в гости, но отказать Валерии не могла — у её дочки сегодня был день рождения.

Семилетняя Соня мечтала стать модельером и боготворила Аню, повторяя её слова, жесты, мимику. Упрямый ребенок заставлял Леру чуть ли не каждый день привозить её в Анин Дом моды, и там любопытная девчонка сновала за Анной по пятам, суя свой маленький нос во все процессы ведения бизнеса, и иногда доводя её до приступов истерического смеха своими вопросами: «А где? А зачем? А почему?»

— Сонька тебя ждет, ты же знаешь, как она расстроится, если тебя не будет. Она на тебя разве что не молится еще, — Лера, очевидно, боялась, что Аня в последний момент пришлет с водителем подарок, а сама, сославшись на занятость или плохое самочувствие, не приедет. Аня делала так часто с другими, но с девочкой так поступить не могла, Соня была единственным человеком в этом мире, которому она, по странным причинам, ни в чем не могла отказать. Аня часто размышляла над тем, почему малышка обладает над ней такой властью, и где-то в глубине души понимала, что она ей чем-то напоминает Тему, а может, просто потому, что они с Андреем тоже мечтали о дочке, а эта конкретная была воплощением той мечты, которой уже никогда не суждено было сбыться.