Интересно, ощущает ли мистер МакНелис мой запах — запах моего желания? В девятом классе, на курсе по основам безопасности жизнедеятельности (учитель Гидеон на уроках, посвящённых половому воспитанию, постоянно напоминал нам, что это не «О-боже-как-хорошо», ха-ха) нам рассказывали, что люди, как и животные, если хотят «спариться», выделяют особый запах. Я не говорю, что хочу переспать с мистером МакНелисом, но и не утверждаю обратного.

А вот в том, что не хочу «спариваться» с Ником, я уверен на сто процентов. Нет, я пытался, раз или два. Мы встречаемся девять месяцев, а я к нему и пальцем не притронулся. На самом деле, во время моей последней попытки Ник после своего «Нет» добавил «Это отвратительно». И я совру, если скажу, что это не задело мои чувства. Больше я не пробовал. Иногда я удивляюсь, зачем мне это вообще было нужно. Да, он симпатичный. И да, он может быть, при необходимости, очень милым. Но сейчас я его знаю ничуть не больше, чем знал девять месяцев назад. То же самое можно сказать и о нём. И, думаю, что для нас обоих это совсем не важно.

С другой стороны, я бы не отказался прикоснуться к Дрю МакНелису... Иду у желания на поводу и начинаю представлять подробности, когда лёгкий удар по крыше машины возвращает меня к реальности. Поворачиваю ключ в замке зажигания и опускаю стекло. В окне появляется голова Люка Чессера:

— Эй, чувак! Не спи на парковке! А то люди подумают, что тебе здесь нравиться.

— Может, так оно и есть.

— Ну,... — он ёжится, — здесь холодно. Отопри дверь.

Я открываю, Люк садится на пассажирское сиденье и захлопывает за собой дверь. Я поднимаю стекло.

— Я сожалею о твоём отце, чувак. Я могу чем-то помочь?

— Хочешь меня поцеловать?

Он ухмыляется, а потом смеётся.

Он понимает — это шутка. У нас с Люком есть своя история, но она большей частью платоническая.

— Хочешь, чтобы на твою голову обрушился гнев Куртиса? — шутит он. — Ты же знаешь, что он — ревнивец.

— Да, знаю.

Я рассматриваю своего друга. Люк — тамбурмажор в нашем оркестре и мой бывший псевдо-бойфренд. Долгая история. Куртис — первокурсник в университете Хьюстона. Парни влюблены друг в друга по уши, а я завидую им до смерти. Люк устраивается на сиденье поудобнее, чтобы согреться, тянет манжеты рукавов толстовки ниже и складывает руки на груди. Затем закидывает ноги на панель управления и поворачивается ко мне лицом.

— Как у тебя дела с Ником? — спрашивает он.

— Я тебя когда-нибудь благодарил, за то, что ты свёл меня с Хор-хе?

— Нет. Думаю, нет.

— Тогда и не буду.

Он смеётся:

— Вот так вот, да? Я никогда тебе не говорил, но помнишь, как я свёл вас двоих? Всё было совсем не так, как ты мне говорил.

— А как всё было на самом деле?

— Я сказал ему, что он тебе нравится и что он должен пригласить тебя на свидание. Он сказал: «Подожди». — Люк садится ровно, жеманно вздыхает и говорит, — «Я не приглашаю парней на свидание. Это они мне приглашают».

Он настолько точно изображает Ника, что я не могу не засмеяться.

— Слушай, — говорит он, — давай как-нибудь сходим на выходных со мной в универ. У Куртиса есть друзья. Кто знает, может, тебе кто-нибудь из них понравится?

— Каково это — встречаться с парнем старше? — не могу удержаться от вопроса.

На лице Люка появляется широкая улыбка и в ответ он только поднимает брови.

— Это жестоко, — говорю я.

Он возвращает ноги на панель и мечтательно вздыхает:

— Хм, а на что это похоже с Ником?

— Я не знаю.

— Правда? Ха-ха. Знаешь, однажды ты будешь считать это благословением.

Я уже так считаю. С большой неохотой проверяю время на телефоне.

— Мне нужно идти. Через пятнадцать минут у меня начинается группа музотерапии.

— Ты ещё не отработал все часы? — удивляется Люк.

— Мне просто нужно ещё парочка.

Он делает глубокий вдох и громко выдыхает. Я делаю то же самое, и он улыбается.

— Звони мне, когда захочешь поговорить. Хорошо? Не переживай о Куртисе. Он у меня под контролем, — Люк подмигивает и выходит из машины.

— Уверен, что справишься? — спрашивает меня мисс Момин, закрывая за мной входную дверь. Мисс Момин — координатор группы и учитель музыки в начальных классах. Она также ведёт музыкальную терапию с детьми-инвалидами.

— Да. Конечно.

Когда мисс Линкольн впервые предложила мне работать с этими детьми, я не был настолько уверенным. Прошлым летом большую часть из шестидесяти часов общественных работ — обязанность всех выпускников школы — я провёл в приюте для животных, но мисс Линкольн посчитала, что моё заявление для поступления в колледж хорошо бы немного разнообразить и пристроила меня в группу мисс Момин. Я рад этому. Теперь занятие в группе — самая лучшая часть недели.

Из фойе я вижу, как Патрик по пути в общую комнату яростно сражается со стулом. Стул наклоняется. Патрик делает шаг назад и, когда стул падает на кафельный пол, издает недовольное «Ба».

— Патрик, — зову его.

Он замечает меня и расплывается в широкой и глуповатой улыбке, потом подходит тяжёлым шагом и неловко меня обнимает.

— Эй, чувак. Спасибо, что начал расставлять стулья. Помощь нужна?

Он тужиться, напрягается, а потом выдаёт громкое «Ба».

— Хорошо. Тогда давай займёмся делом.

Я выравниваю стул и помогаю Патрику отнести его в другую комнату. Делаю это осторожно, стараясь не опережать и не забирать стул из рук парня. Когда мы ставим стул в нужном месте, Патрик отступает назад, а потом разводит согнутые руки в стороны:

— Ба.

— Хорошая работа.

— Да. Да.

Патрик заставляет меня улыбаться. Ему четырнадцать. Он высокий, долговязый, с россыпью угревой сыпи на лбу. Но, несмотря на его физические недостатки, выраженные в чрезмерной улыбчивости, недовольных взглядах и спазматических движениях, я нахожу его довольно симпатичным. Каждый год одному из миллиона или, если быть более точным, то одному из семисот тысяч человек угрожает опасность попасть под удар молнии. Патрику тогда было всего девять. Иногда хреново выделяться.

К моменту прихода Софи и Джо-Джо все стулья уже расставлены. Мисс Момин помогает мне всех рассадить, затем пристёгивает Джо-Джо так, чтобы тот не съехал со стула на пол, и занимает своё обычное место позади всех.

Я смотрю на лица детей и радуюсь, что пришёл.

— Кому нравится Рождество? — спрашиваю я.

Патрик вскакивает и какое-то время делает резкие беспорядочные движения, а затем падает на свой стул. Софи пристально смотрит на что-то как в пустоту у меня за спиной. Джо-Джо, самый маленький в группе, смеётся. Его смех неконтролируемый, но заразительный. Из всех троих у Джо-Джо самая тяжёлая инвалидность. Масс Момин говорит, что дополнительно к физическим недостаткам у него, как и у Софи, какая-то форма аутизма. Но я не понимаю, что это. Он много смеётся без причины, иногда хнычет, а иногда падает на пол и плачет. Но прямо сейчас он смеётся. И это хорошо.

— Я тоже, Джо-Джо. Итак, у меня для вас, ребята, есть сюрприз. Сегодня мы разучим новую песню. «ДжинглБеллз».

На пару мгновений в комнате становится тихо, затем лицо Джо-Джо морщится, он начинает шмыгать носом и плакать.

— Джо-Джо, всё в порядке. Давай просто попробуем. Думаю, тебе понравится.

Патрик выглядит так, как будто только что кто-то пукнул. Выражение на лице Софи остается по-прежнему пустым. Мисс Момин широко улыбается мне и пытается успокоить Джо-Джо.

— Давайте, я сначала сыграю.

Я надеюсь, что, когда они узнают рождественскую песню, то их настроение изменится в лучшую сторону. Пока мы играли только «У Мэри был барашек». Чтобы сыграть «ДжинглБеллз», нужно добавить ещё две ноты. Я имею в виду, что после трёх месяцев мы уже готовы для новой песни. И, если честно, они всё равно не играют по нотам, так что не думаю, что новая песня такая уж большая проблема.

Несмотря на явное недовольство детей, я подношу блокфлейту к губам и играю «ДжинглБеллз». Только припев.

С каждым звуком Джо-Джо становится всё более несчастным и скоро начинает вопить.

Да и Патрик выглядит очень рассерженным. Он возбуждённо разводит руки в стороны и роняет свою блокфлейту на пол. Неожиданно он вскакивает и пытается закрыть мой рот ладонью. У Патрика проблемы с мелкой моторикой — он промазывает и попадает мне прямо в глаз, выбивая контактную линзу.

— Ба.

— Патрик! — Мисс Момин выскакивает из-за спины Джо-Джо, хватает Патрика за конвульсивно дёргающиеся руки и усаживает обратно на стул.

— Роберт, ты в порядке?

Кажется, я поцарапал роговицу, но в остальном, я в порядке. Я извиняюсь и иду в туалет вставить контактную линзу обратно. Вернувшись, понимаю, что Патрик дуется. Я сажусь на своё место.

Мисс Момин улыбается мне и пожимает плечами:

— Им не нравятся перемены, — говорит она.

Понял. Я внимательно осматриваю своих подчинённых.

— Ладно, ребята. У меня отличная идея. Как насчёт сыграть «У Мэри был барашек»?

Патрик лучезарно улыбается. С нескольких попыток ему наконец удаётся вставить мундштук в рот, и он улыбается с чувством полного удовлетворения.

Мисс Момин помогает Софи. Джо-Джо хватает свою блокфлейту, сопит и качается туда-сюда. Я поднимаю его руки так, чтобы мундштук попал в рот. Он напоминает игрушечного робота: как расположишь его руки, так он и будет их держать, пока кто-нибудь не изменит их положение.

— На счёт «три». Готовы? — я улыбаюсь. Вполне. — Раз. Два. Три.

Гул, издаваемый блокфлейтами, даже близко не напоминает «У Мэри был барашек». Но это не важно. Я постепенно играю громче — хочу, чтобы они слышали мелодию и верили, что это они так играют.

Песню мы проигрываем, может, раз десять-двенадцать. И каждый раз я всех поздравляю. После каждого исполнения Патрик встаёт и делает беспорядочные резкие движения. Это потому, что он счастлив. Он испытывает какой-то особый вид счастья, настолько чистого и простого, что оно разбивает мне сердце. Я вряд ли когда-нибудь был так счастлив, по крайней мере, я этого не помню. Софи продолжает пялиться в пустоту, но она играла. Я слышал, а это уже победа. Джо-Джо теперь смеётся. Его смех — это один из самых приятных слышимых мною когда-либо звуков, и я не могу не улыбаться ему в ответ.