Они вышли на улицу, и он заметил, что и миссис Деннисон тоже взволнована фильмом. Она сказала:

— Во всем мире люди плачут в кинозалах. Кино — форма искусства, не менее важная, чем литература, и, наверно, более мощная.

«Да, — подумал Дэнни, — я испытал эту мощь на себе».

Всю следующую неделю он занимался еще усердней, чем всегда, безропотно выполнял все, что ему поручали, предвкушая Фреда Астора в «Восточном параде». Но миссис Деннисон в эту субботу была занята.

Дэнни в отчаяньи и в полном одиночестве — Роя наконец включили в состав команды запасным игроком — расхаживал по комнате из угла в угол. Влезал на стул и через узкое окошко смотрел, как во дворе играют в бейсбол, а Рой со страдальческим выражением лица сидит на скамейке и держит в руках биту, размером с него самого. Видно, не только Дэнни был несчастен в этот день.

Он взглянул на стенные часы — половина двенадцатого. Всего через полчаса на экране «Риальто» появится Фред Астор. Он должен его увидеть! Надев кепку с эмблемой приюта — все воспитанники были обязаны носить ее, — он на цыпочках прокрался мимо директорского кабинета.

— Куда собрался, Дэнни? — догнал его уже у самых дверей голос Марии-Терезы.

— Меня ждет миссис Деннисон, — солгал он.

Она кивнула, и Дэнни на подгибающихся ногах выбрался на улицу.

Денег у него не было, но зато был план. В «Риальто» он сунул кепку в карман и пристроился в очередь за билетами за величественного вида женщиной. Когда она склонилась к окошечку кассы, скользнул мимо билетера, сказав «Билету мамы», и помчался наверх, на балкон. Там забился в угол и дрожал, пока не погасили свет. Но как только раздалась музыка, он забыл обо всем и с таким воодушевлением завертел головой в такт движениям Фреда Астора, что сидевшая рядом женщина толкнула его локтем.

На этот раз он не дождался финальных титров, а через боковые двери выбрался на улицу и заторопился в приют, пританцовывая, вертя ветку, заменявшую ему тросточку Астора, и напевая только что услышанную песенку.

Сестра Мария-Тереза по-прежнему несла караул у дверей.

— Спасибо, миссис Деннисон! — крикнул он, обернувшись на улицу, потом вежливо кивнул монахине и направился в свою комнату.

Он никому не рассказал об этой, проделке — ни миссис Деннисон, ни Рою.

* * *

Самым скверным днем было воскресенье. Их поднимали очень рано, в шесть утра, и вели на службу в соседнюю церковь.

Священник не хотел, чтобы они смешивались с другими прихожанами. После богослужения надо было готовиться к завтраку, на котором присутствовали возможные усыновители. Директриса обращалась к ним с речью: объясняла, какое богоугодное дело они совершат, если дадут несчастным сироткам дом и семью, и как щедро воздастся им за это на небесах. Потом они строем входили в столовую, становились в четыре шеренги на возвышении и пели гимны, пока будущие родители, пережевывая поджаренный хлеб и яичницу, с интересом рассматривали их как товар на прилавке. К концу завтрака по крайней мере одного из воспитанников забирала какая-нибудь бездетная чета.

Дэнни, как только попал в приют, постоянно слышал, что его-то никто не возьмет — слишком большой, и радовался этому. Он втянулся, привык и не желал никаких перемен. Перемены будут только к худшему. А вот Роя могли усыновить, и это его тревожило. Рой, как и все остальные, всматривался в сидевших в столовой людей отчаянно молящими глазами, надеялся, что этот волшебный день наконец наступит, и представлял себе своих будущих родителей. Отца и мать он не знал, и с младенчества кочевал по сиротским домам.

— Дэнни, а ты помнишь своих родителей? — спросил он однажды.

— Я не хочу об этом говорить, — оборвал его тот.

По воскресеньям, после этой тяжелой процедуры, Роя мучили кошмары, и он писался во сне. За это в приюте сурово наказывали: провинившегося оставляли без обеда, и, пока его товарищи дружно стучали ложками, он стоял в углу с плакатиком на груди, рассказывающим о его прегрешении. Дэнни уже несколько раз похищал из кладовой чистое белье и перестилал постель Роя, чтобы сестра Мария-Тереза не заметила происшествия. Грязные простыни прятали под матрас, а потом сдавали в прачечную вместе с остальным бельем.

Однажды Дэнни разбудил шепот Роя:

— Дэнни, опять…

— Ах, чтоб тебя… — Дэнни, еще не проснувшись толком, побрел в кладовую и обмер — ни одной чистой простыни! Он вернулся в спальню, снял простыню со своей кровати и постелил ее на кровать Роя.

— Тебе попадет… — заскулил тот.

— Спи давай, — буркнул Дэнни, ища на влажной простыне местечко посуше. — Я без обеда обойдусь как-нибудь, а тебя и так ветром шатает.

Уже засыпая, он услышал шепот Роя:

— Дэнни…

— Ну, что еще?

— А, может, нас обоих вместе усыновят?

— Может, может…

Всю жизнь он будет вспоминать, как стоял в углу столовой с плакатиком на груди «Я намочил свою постель».

* * *

По случаю окончания учебного года был устроен вечер. Дэнни должен был выступать с декламацией, — так хотела миссис Деннисон.

— Не волнуйся, ты теперь прекрасно говоришь по-английски. Я сяду в первом ряду и в случае чего подскажу. Смотри на меня.

Но подсказка не понадобилась: он не сбился ни разу, читая безо всякого акцента:

— О, если ты — спокоен, не растерян,

Когда теряют головы вокруг,

О, если ты в самом себе уверен,

Когда в тебя не верит лучший друг…

Раздались аплодисменты, и ему очень понравилось это. Ночью он рассказал о своих ощущениях Рою, который тоже уже знал стихи наизусть, потому что Дэнни несколько недель подряд учил их вслух.

И когда был устроен очередной «родительский завтрак», он заставил Роя прочесть их со сцены. Рой имел грандиозный успех — улыбалась и хлопала даже суровая директриса. Особенно громко аплодировала одна немолодая чета. Потом супруги подошли к директрисе и о чем-то говорили с нею. Дэнни, убиравший со стола тарелки, догадывался — о чем. Они решили усыновить его дружка.

Глядя на счастливое лицо Роя, он должен был скрывать свои чувства. Он должен был делать вид, что ему нравятся новые родители Роя — широкая улыбка не сходила с их упитанных розовых физиономий. По крайней мере, они хоть откормят тощего рыжего мальчишку… Он сказал ему, что поможет сложить вещички. Вещичек-то, в сущности, и не было, кроме железной коробки из-под сигар, где тот хранил свои сокровища, ему разрешили взять с собой только то, в чем он ходил. Новые родители ждали его внизу.

— Главное — не бойся, — напутствовал его Дэнни. — Больше писаться не будешь. У тебя теперь есть отец, мать, отличный дом, своя комната. Кошмары больше сниться не будут. Спать будешь как убитый.

— Да-а, а если все-таки?… — ныл Рой.

— Попроси почитать тебе перед сном сказку, — и скомандовал: — Пошли!

Он донес коробку до дверей вестибюля, где продолжали улыбаться новые родители. Когда они повели Роя к машине, тот вдруг вырвался, побежал обратно и кинулся Дэнни на шею. Хрупкое тельце мальчика содрогалось от рыданий.

— Дэнни… Дэнни… Я так люблю тебя… Я никогда тебя не забуду!

Машина уехала, увозя Роя, а Дэнни долго еще в каком-то оцепенении глядел ей вслед. И еще долго у него в горле был комок.

* * *

Теперь он больше, чем прежде, был благодарен судьбе за встречу с миссис Деннисон. Он рассказал ей, как ему не хватает маленького Роя, обретшего семью.

— Может быть, найдутся добрые люди, которые и тебя усыновят, — сказала она.

— Да нет, я — слишком взрослый. Мне уже пятнадцать.

В следующее воскресенье Дэнни пел в хоре и вдруг с удивлением заметил за одним из столиков миссис Деннисон рядом с каким-то высоким сухощавым мужчиной с длинными прядями полуседых волос, зачесанных поперек лысого черепа. Он решил, что это ее отец, но потом понял, что это ее муж, мистер Джон Деннисон, за которого она вышла десять лет назад, директор школы на пенсии. И для нее, и для него это был первый брак.

Когда «родительский завтрак» закончился, Дэнни позвали к директрисе. У нее в кабинете сидели Деннисоны, и по выражению их лиц он понял: сейчас что-то произойдет.

— Сядь, Дэниел, — сказала директриса, кивнув ему. — Хочу тебе кое-что сообщить.

Он медленно опустился на стул, вопросительно взглянул на миссис Деннисон.

— Дэниел, — произнесла та. — Бог не дал нам с Джоном детей… и мы хотим усыновить тебя.

— Да, мой мальчик, — слабым голосом подтвердил ее муж и слегка откашлялся.

— Вы хотите меня… усыновить? — Дэнни не верил своим ушам.

Миссис Деннисон склонилась к нему и поцеловала его в лоб.

* * *

Перед тем как покинуть приют, Дэнни попросил у сестры Марии-Терезы адрес Роя. Она покачала головой:

— Эти сведения мы никому не даем, Дэнни, ты же знаешь.

— Но ведь мы с ним так дружили!

— Дружили. Но в жизни приходится иногда забывать наши сиюминутные привязанности ради чего-то более важного. Ты должен помнить, Дэнни, что мы пришли в этот мир, чтобы любить Господа и служить ему.

Дэнни снова почувствовал, как спазмы сжимают горло. Он никогда больше не увидит Роя, никогда не сможет рассказать ему об отце, матери, Рахили, никогда не поделится своей тайной с единственным человеком, способным сохранить ее. Он несколько раз хотел сделать это — и останавливался. А теперь у него — новая жизнь, и он вступает в нее под новым именем. Теперь он — Дэниел Деннисон, сын Маргарет и Джона Деннисон. У него — своя комната на втором этаже их маленького домика, как две капли воды похожего на другие домики по обе стороны узкой, обсаженной деревьями улицы. Его кровать, в нише под скосом потолка, стоит у окна. В ящике он хранит свои реликвии — кольцо от парашюта, которое дал ему на прощание Тайрон, и бейсбольный мячик — подарок Роя.