— Умею.

Закрываю от удовольствия глаза. Это не очень похоже на массаж. Но все равно приятно.

— Где научилась?

— У нас в Сибири до сих пор живут удивительные знахари, величаемые остеопатами и мануалами». Научили. И еще многому…

— У тебя же нет медицинского. Остеопатия — это очень сложная специализация.

— Самообразование. А то, что не знаю, я чувствую на уровне энергетики.

Мне тоже близка эта тема.

— Рассказывай…

— Не разговаривай.

Её руки спускаются под мою челюсть. Больно…

— Терпи.

Давит на точки соединения челюсти. В направлении косой оси, обратной направлению удара. Хруст связки. Реально чувствует?..

— Почти все… Четыре таблетки глицина и полный покой. Ложись.

Рассматривает мои губы, отодвинув полотенце.

— Я, конечно, могу зашить, — улыбается. — Но…

— Не надо… Оставим шрам в качестве напоминания.

— О чем?..

— О том, какими жертвами может обернуться твоя временная свобода от меня.

— Мне не очень нравится формулировка.

— «Терпи», — повторяю её интонацию.

— Ложись, — кивает на диван.

Послушно меняю место дислокации.

— Олег? — её интонация меняется с уверенной на беспокойную. — Никаких ответочек быть не должно… Вообще никаких!

— Ну, что ты, детка. Какие ответочки?..

Агонизирующий мальчишка. Мне жаль.

— Ты обещаешь?

— Перестань. Нечего тут обещать. У меня нет к нему ни единой претензии.

— Хорошо…

— Нет… Одна есть…

Обнимаю, притягивая ближе.

— Он лишил меня твоих поцелуев на пару дней.

— Секс… — поцелуй в краешек губ, — сегодня… — еще один в нижнюю, — тоже отменяется.

— Нет уж!

— Сотрясение…

— Если ты будешь сверху..

— Олег. Ты взрослый мужчина.

— Именно поэтому!

— Опять кровит… — рассматривает губу. — Сейчас я заклею твой нетерпеливый рот.

Сбегает на минуту. Возвращается. В её руках какой-то баллончик.

— Что это?

— Жидкий бинт и регенератор. Сомкни свои губы и не вдыхай. Потом не болтай!

— Стой…

Я не все еще сказал!

Но успеваю только сомкнуть губы, как холодящая липкая гадость с сомнительным запахом склеивает их, моментально застывая. Жжет, неожиданно, сильно! До искр в глазах.

— А, да… немного больно. Потерпи, — дует на мои губы. — Сейчас застынет и пройдет.

Провожу пальцем по нижней губе. Рассматриваю субстанцию. Как тонкий прозрачный полиэтилен.

— Отдыхай…

Если немного сменить интонацию — практически вызов!

Показываю на губы и на руку, где должны быть часы. Сколько мне молчать?

— Помолчишь! А то сплошные требования и претензии.

Пытаюсь сдержать улыбку. Это я еще даже не начинал, детка.

Нам столько всего надо обсудить и уравновесить. На самом деле, в моей голове уже есть все решения. Но ты же не согласишься с ними?…

— Завтра в обед Дима хотел забрать Асю. И мне не нужно, чтобы ты был здесь.

Киваю.

— Но до утра можешь остаться. Если будешь хорошим мальчиком.

Киваю.

Ровно до того момента, как ты уснешь…

Брать её во сне — это отдельный кайф!

— Я всё вижу по твоим синим глазам, — прищуривается она, нависая надо мной. — Поэтому посплю с Асей. Мне дорого твое тело, и мы починим его сначала.

Куда это ты нацелилась, Женечка? Я, конечно, могу дать тебе поиграть немножко в доктора, но не настолько пострадал, чтобы уступить «трон».

— Поспи… мне нужно поработать. Уходит за компьютер.

Закрываю глаза. Расслабляюсь… Меня, практически сразу, вырубает.

Её пальчики очень аккуратно и медленно расстегивают мой ремень. Я проснулся еще до первого касания, как только качнулся диван.

Пряжка… ремень скользит из петель. Очень-очень медленно.

— Не терпится, детка?.. — ухмыляюсь, не открывая глаз.

— Спи…

Переворачиваю под себя под возмущенный возглас, как только вытягивает ремень полностью.

Перехватываю перешеек шортиков, сжимая в кулак и проходясь по влажной нежной плоти костяшками пальцев. Ты тоже хочешь… С самого нашего не закончившегося утра! Встаю, стягивая шорты и оставляя её обнаженной ниже пояса.

Моя девочка возмущена!

Облизываю губы. Горько.

Наблюдает за каждым моим движением.

Закрываю дверь, возвращаюсь.

— Разведи бедра.

Ухмылочка…

— Не зли меня. Нет, мне нравится… Но не смогу быть нежным с тобой, а ты у нас опять «девочка».

Её колени медленно приходят в движение.

Рассматриваю.

— Самая… красивая… девочка.

Встаю коленом на диван. Мой палец обрисовывает её изгибы в самых чувствительных местах.

— Тебе … нельзя… — провокационно мурлычет она.

Тяжело сдержать смех. Но разбитые губы не очень располагают к проявлению эмоций.

Мучительно приятно слушать её дразнящие мурлыкания.

Мои большие пальцы рисуют медленные круги по упругим, гладким губкам.

Медленно вхожу ими внутрь. Её глаза закрываются. Прогибается мне навстречу. Немного растягиваю под тихие вскрики.

Соскальзывает с моих пальцев.

— Я сверху… — сдается. — Сможешь быть неподвижным?

Отрицательно качаю головой.

Но послушно падаю на спину.

Продолжим горячее утро?

— Презерватив?… — протягивает руку.

— В куртке, — приподнимаюсь на локтях.

— Расслабься, я принесу…

Девочки топлесс и вполовину не выглядят так эротично, как девочки обнаженные ниже пояса, но с прикрытым верхом. Есть в этом что-то невинно-порочное… Рассматриваю её покачивающиеся круглые бедра.

Выходит.

Мое сердце срывается еще до того, как до меня доходит. А дальше, как с холодильником.

— Женя! Стоп!

Подрываюсь, выходя за ней.

Но уже поздно.

В одной руке рецепт, в другой — бутылёк с нитроглицерином. Читает…

В моей куртке пять карманов! Почему эта женщина никогда не мажет!?

— Мы не будем это обсуждать, — спокойно вынимаю из пальцев листочек, засовывая его обратно в карман. — Иди ко мне.

Закрывает глаза.

— Прости меня…

Мне жаль, что я так разболтал её психику своим приездом. В её глазах через день — слёзы. То истерит, то плачет, то смеется. Ей это не свойственно…

— Что ты, моя девочка, — обнимаю, вытягивая из рук этот дурацкий бутылек. — Я и не пользовался ими ни разу. Это…

— Прости меня… Я знаю, почему это так.

Целую её шею. Это очень больно. Но не целовать — гораздо больнее.

— Почему?..

— Сердце — это когда мужчина чувствует себя ненужным, неуместным. Когда он не может выразить свои чувства. Прости меня за то, что ты жил так.

— Я сам создал эту ситуацию. Это — цена моего выбора. Всё это я исправлю. Я же нужен?..

Она молчит, но её ласковые руки отвечают на этот вопрос.

Пальцы на моем затылке сносят мне крышу.

— Женечка… Давай потом с тобой пострадаем по поводу моего сердца? Сейчас другие мои органы в гораздо более плачевном состоянии.

Кладу её руку себе на ширинку.

— Ему-то за что? Он ни в чем не косячил.

Смеется… Пряча лицо на моей шее. Пальцы сжимают мой член.

Достаю коробочку из нагрудного кармана куртки.

Подхватываю за бедра, возвращаю в комнату.

Спускаю на диван, освобождаясь от одежды.

Присаживается. Оказываясь на уровне моего партера.

— Привет… — её пальчик скользит вдоль члена, к уздечке.

Обхватывает губами, нацеловывая головку. Медленно, со стонами, облизывая губы. Издевается…

Перехватываю за подбородок. Уворачивается, шлепая по руке.

— Потерпишь… Мы соскучились…

Хочется шлепнуть в ответ. По этим дерзким щекам. Но… ей можно. Пусть.

— У вас минута.

Черт… как же больно улыбаться.

Еще с десяток влажных поцелуев взасос.

Бедра сводит от желания врезаться в этот горячий ротик.

Как она это делает… Ох… Рассматриваю сверху.

Чувствую все вибрации от её мурлыканий и глубоких тихих стонов. Она всегда обожала мой член и открыто признавалась ему в любви.

Если её не остановить, не тормознет до самого конца. В этом тоже есть свой кайф. Но я хочу кончать вместе с ней.

— Хватит любезничать с ним, детка!

Подхватываю под колени, роняя на спину. Бедро выше… Мне на пояс.

Её тело всегда пугается, когда я двигаюсь слишком резко. Я чувствую ее сопротивление и сейчас…

Сопротивляется на уровне инстинктов.

Женя, вообще, очень инстинктивна в сексе, когда не Топит. Если мозги не засорены всяким ванильным бредом, это всегда запускает звериность, самцовость — тестостерон, адреналин, эндорфины… И приносит гораздо больше витального удовольствия, чем любое проигрывание «сексуальности» ванильными женщинами. Из неопытных Нижних эту никчемную дурь выбивают годами, добиваясь непроизвольности реакций тела. Ванильные — вообще безнадежны в своей массе. С ними нельзя заниматься сексом, можно только его имитировать.

Поэтому, как только заканчивается гормональная реакция на запах новой самки, мужчины быстро теряют к ним сексуальный интерес, превращая секс в справление обычной нужды, или ищут новую, которая некоторое время будет вызывать своим запахом эту витальную страсть.

Животность, уязвимость женщины включает ответные базовые инстинкты. Все ощущения становятся острее и глубже на фоне этих гормональных всплесков. Отключается контроль, самоанализ. А эти зоны мозга обычно и гасят центр удовольствия. Мужчина теряет голову…

А Женя… своими непроизвольными реакциями… Хочется насиловать, когда её тело сопротивляется. Запах её адреналина… Это так естественно — брать силой свою самочку. Она так спокойно и естественно принимает это… Редкая женщина.