Я толкнула матрас на место, оставив между ним и стеной зазор в несколько сантиметров. Легла на холодную сырую ткань, едва перебарывая неистребимую брезгливость. Протянула руки вдоль тела, позволив им упасть на пол по обе стороны матраса. Одна просто на бетон, а вторая держала в руках шприц, который, надеюсь был незаметен. Очень боялась, что он выскользнет из ослабших пальцев или у меня просто не хватит сил резко и высоко поднять руку. Но шприц был моей последней, единственной надеждой.

Вадим не заставил себя ждать. Вскоре я и правда услышала шаги. Заскрежетал в замке ключ. Я заставила себя расслабиться. Актриса из меня всегда была никудышной, будем считать, что это мой последний шанс сыграть блестяще. С тем, что он ещё и посмертный я уже смирилась. Даже если я убью Вадима, Юра с Ильей уйти мне не дадут. Но и к этому я относилась философски.

Я смотрела на Вадима сквозь неплотно смеженные веки. Он принёс большой полиэтиленовый свёрток. Тот шелестел разворачиваясь на полу. Ножик, все такой же блестящий, лежал на стуле рядом с тарелкой. Я отвела от него взгляд – добираться до ножа мне вечность. А вся надежда на эффект неожиданности. Вадим подошёл и склонился надо мной. Ни капли волнения на лице. Он равнодушен, словно делает работу, которая давно ему наскучила. Поиграл с ножом, подумал.

Затем резанул меня по ладони. Я стиснула зубы, чтобы не вскрикнуть. Я уже давно поняла, что крики и сопротивление его только заводят. Ему нравится кровь и чужая боль. Вот и сейчас он недоволен. Окинул меня взглядом, словно прикидывая, не симулирую ли я апатию и беспомощность. О, я могла бы ещё покричать. На мне осталось ещё столько не израненных и не истерзанных мест. Но спокойное лицо и неподвижность видимо сказали ему, что мне уже все равно. Что я постигла дзен и ему с его ножом меня оттуда не выбить. Он грустно вздохнул, словно сожалея. Ему меня убивать, а я такая скучная. Досада.

– Ну что, пойдём? – сказал он то ли мне, то ли себе.

Поднял меня на руки. Легко, словно я была невесомой. Теперь моя рука со шприцом болталась позади его спины. Он сделал шаг. Я подняла руку. Секунда растянулась в бесконечность. Вот я с усилием сгибаю руку в локте. Шприц такой маленький, игла тонкая, не удивлюсь, если она просто не сможет проткнуть его слоновью кожу. Но игла входит в место, где плечо переходит в шею гладко, как по маслу. Я сразу же нажимаю, выдавливая лекарство внутрь.

– Сука! – кричит Вадим и роняет меня на пол.

Я лечу вниз так долго, словно из верхних слоёв атмосферы. И прекрасно зная, что за плечами парашюта нет. Моё тело так измучено, что я даже не пытаюсь вывернуться или сгруппироваться, и падаю, гулко ударяясь затылком о бетон. В голове взрывается боль, в глазах мельтешат яркие точки. Я вспоминаю мультики, которые смотрел мой сын, и представляю, как из моей головы сейчас вырастет шишка размером с Эверест, как у мультяшных героев, и звёздочки закружатся в хороводе. Хихикаю, и звук хриплого смешка неожиданно приводит меня в себя.

Да я измучена, каждая клеточка моего тела кричит от боли, но я пока ещё жива. Я откатываюсь в сторону, чтобы обезумевший от ярости Вадим попросту не затоптал меня. Он кричит. Его словарному запасу позавидовал бы портовый грузчик.

Препарат, который просто валит меня с ног лишая сил и воли, на него действует не так быстро. Он ходит, спотыкаясь, и не думает падать. Наконец, вспоминает про меня, виновницу его состояния. Рычит, словно раненый зверь. Пинает с размахом, мне кажется, что я слышу, как трещат мои ребра. Поворачивается в какой-то момент ко мне спиной, я поднимаю обе ноги и пинаю, но учитывая мою медлительность, скорее толкаю его под колени. Ноги Вадима подгибаются и он, наконец, падает. Падает на бок, перекатывается на спину, поворачивает голову ко мне.

– Я убью тебя, – шепчут его губы.

– Сначала встань, – отвечаю я.

Сама встаю, пошатываясь иду к опрокинутому стулу. На полу, тускло поблескивая, лежит нож. Я беру его, он дрожит в моих руках. Вадим не отрывает от меня взгляда. Он пытается встать, но у него не получается. Не знаю, что было внутри шприца, но действие у препарата убойное, на себе проверяла. Подхожу ближе. Он тянет ко мне непослушные руки.

– Да-да, я знаю, каково тебе, – говорю я.

Голая, избитая, я стою над ним и понимаю, чётко знаю, что его нужно убить. Но Бог мой, как это оказывается страшно. Просто взять и воткнуть нож в беспомощного человека. Я ни разу ни кому не делала больно физически. И сейчас наверное просто расплачусь и позволю им убить меня. Но тут я вспоминаю о Даньке и моя решимость возвращается.

– Ты этого не сделаешь!

 В глазах Вадима паника. Но я сделаю. Вот уже поднимаю руку.

– Покричишь для меня? – спрашиваю я. – Как я для тебя кричала.

И втыкаю нож. В грудь. Он входит с неохотой, несмотря на то, что отменно заточён. Застревает внутри, я вытягиваю его с противным хлюпающим звуком. Дырочка такая маленькая, такая не серьёзная. Она его не убьёт. Я плачу от страха и вонзаю нож ещё раз. И ещё. А Вадим все не умирает. Смотрит на меня мутными глазами, скребет пальцами по бетону, ломая ногти.

– Умри уже! Умирай! – кричу сквозь слёзы.

Из дырок сделанных мной течёт кровь, но её так мало. Пожалуй из меня за все эти дни вытекло больше. Я отбрасываю нож в сторону. Хватаюсь руками за горло Вадима. Оно толстое - мои пальцы едва смыкаются. Зажмуриваю глаза, чтобы не встречаться с ним взглядом. И давлю, что есть сил. Он хочет жить, очень. Конечно, умирать - это совсем не то, что убивать самому. Это больно и страшно. Поднимает руки - представляю, каких усилий это ему стоило, хватает меня, пытаясь разжать мои пальцы. Но их словно судорогой свело, я бы сама, пожалуй, сейчас не смогла бы разжать. Пульс под моими ладонями бешеный и хаотичный. Толчки сильные. А потом они становятся все реже и слабее. Когда они исчезают совсем, я выжидаю ещё несколько секунд, заставляю досчитать себя до тридцати. Открываю пальцы от его горла, стряхиваю с себя его руки, отползаю в сторону и вырубаюсь.

Глава 19

Не знаю, сколько я так провалялась. Наверное недолго, так как Юра или Илья ещё не спохватились. Мы все так же лежали с Вадимом на полу: я живая, он мёртвый. Я не удосужилась закрыть ему глаза и теперь он лежал раскинув руки, задумчиво смотря в потолок. Я отвернулась. Умирать от боли совсем не хотелось. Но, судя по всему, именно это меня и ожидало. Впрочем, я могла попытаться оттянуть этот момент или просто умереть по своему.

Огляделась. Ничего не изменилось и измениться не могло. На полу, недалеко от места схватки, брелок с ключами. Я подошла к дверям. За ними слышалась возня, и даже разговор. Илья вернулся! Не раздумывая, не давая себе времени, я вставила ключ в замочную скважину и повернула его, запираясь изнутри. Оставила его поперёк замочной скважины, чтобы его не смогли выбить снаружи. Подумала, отогнула металлическое колечко брелка, и тоже засунула его в скважину, замысловато изогнув, заняв все крошечное пространство. Пусть теперь выпиливают дверь, чтобы меня достать. А железа на неё не пожалели. В комнате валялись обрывки моих вещей. Я надела на себя все, что смогла из того, что не было изорвано вконец. Скорчилась в углу, прижавшись спиной к стене. Дверь толкнули. Потом постучали.

– Вадим! – окликнул Илья. – По-моему, ты увлекся. Давай, пора уезжать. Заканчивай.

Несколько секунд тишины по обе стороны двери. Я бы крикнула, но мой голос был слишком слаб. Покряхтывая, поднялась. Пересекла комнату и прижалась губами к холодному металлу.

- Он умер.

Говорила я громче, в саму скважину, так варварски мной исковерканную. Илья выругался, зазвенел ключами. Попытался открыть дверь, естественно, не смог.

– Мы тебя здесь закроем, поняла? Сдохнешь тут в одиночестве, никто тебя не найдёт!

– Ты думаешь я испугалась?

– Нет, сучка. Я тебя специально достану. Живьем на куски порежу. Жди, малышка. Я за инструментами. Они мне все равно пригодятся - тебя разделывать.

Я вернулась на своё место и уснула. На удивление спокойно. Мертвым, Вадим нравился мне куда больше, чем живым. Когда проснулась – непонятно. Целая дверь радовала взгляд, мой сокамерник лежал все так же смирненько. Жизнь налаживается. А помирать в одиночестве куда приятнее, чем в компании Ильи. Ужасно хотелось пить, по горлу словно наждачкой прошлись. Вскоре жажда начала мучить так, что я начала завидовать Вадиму, его-то уже ничего не волновало. Температура у меня поднималась пропорционально жажде. Меня то знобило так, что я тряслась всем телом, то бросало в жар: я готова была содрать с себя кожу, чтобы хоть как то охладиться. Я начинала бредить. Умом я прекрасно понимала, что у меня просто галлюцинации на почве нервного и физического истощения, но слышала голос Даньки, и тянулась к нему всем израненным телом.

Через энное количество часов за дверью активно затрещало, зашумело. К тому времени я уже с трудом моргала. Проще было держать глаза закрытыми и надеяться, что скоро снова начнётся бред и галлюцинации. Потом стихло, замолчало. Когда мне послышались крики и выстрелы, я решила, что мне вновь просто чудится и не придала значения. Задремала. Из дремы выдернул визгливый скрежет, снова штурмовали мою дверь.

Удачи, - мысленно пожелала я. В принципе, мне было уже все равно, откроется дверь или нет. Дверь открылась. Я даже шаги слышала, но сил открыть глаза не было. Я равнодушно ждала, когда тот же агрегат, что срезал металлические дверные петли врежется в моё тело, но этого все не происходило. Моего тела коснулась ткань. Возможно и лёгкая - она обожгла саднящие порезы на моих голых руках.

– Боже мой, маленькая, что они с тобой наделали?!

Я удивилась и заставила себя открыть глаза. Картинка троилась, Максим, а это был именно он, упрямо расплывался, не желая собраться в одно целое.