– Исчезни, – бросила я привидению, проходя мимо него на кухню.


      Там налила вина в бокал и сделала несколько больших глотков. Не хочу сегодня больше думать о проблемах. Не хочу.


      И не буду.


      Я вернулась в спальню, прихватив с собой бутылку, и включила музыку. По радио как раз звучала «Chandelier». Песня о девушке, которая едва держится на краю. Я сделала несколько па, балансируя на цыпочках, и порадовалась, что музыка так удачно совпала с настроением. Затем достала из тумбочки узкую ленту из четырех снимков, сделанных в фотокабинке. Грустная ухмылка искривила губы. На этих фотографиях у меня были взлохмачены волосы, а у Дена – очень недвусмысленно блестели глаза. Я отворачивалась, потому что он пытался меня поцеловать, а на самом последнем снимке мы одновременно скорчили дурацкие рожи.


      «Буду жить, будто завтрашнего дня нет», – подпела я солистке и сделала еще пару глотков.


      Это было одно из самых светлых воспоминаний. Мы с Деном гуляли в парке в тот день, когда ему пришло в голову затащить меня в автоматическую фотокабинку. Едва тяжелая темная штора упала, отделяя нас от внешнего мира, где люди гуляли с детьми, катались на велосипедах или просто отдыхали на скамейках, наслаждаясь хорошей погодой, как руки Дена оказались на моей груди, а его губы – на моих губах.


      Было тесно, я шептала, что нас могут застать, если кому-то придет в голову просто заглянуть, но сама уже целовала его шею, жадно скользила руками по его плечам, забиралась под одежду, желая скорее коснуться обнаженного тела. Его тяжелое дыхание смешивалось с моим. Ден ловил мои губы, шептал в них «Я люблю тебя, Вика», сводя меня с ума. Наверно мы шумели, как стадо слонов, но тогда уже не замечали этого. Мы теряли голову друг от друга.


      Ден скинул куртку и футболку. Дрожащими пальцами я проводила раз за разом по его лицу, бровям, скулам, губам, подбородку Я хотела каждый сантиметр его тела. Он бросал мне вызов, и я принимала его. Безоглядно. Я растворялась в нем. Спустилась на колени, каким-то чудом уместившись в крохотном пространстве, и расстегнула его джинсы. Подняла голову, глядя снизу вверх. Ден приоткрыл рот, не в силах совладать с возбуждением. Его взгляд казался черным и бешеным. Не отводя взгляда, я склонилась и коснулась губами жестких темных волосков внизу его живота. Он вздрогнул.


      – Ты – первый мужчина, которого я хочу так.


      Я начала стягивать с него джинсы. Мои губы сдвинулись ниже, вырвав из груди Дена глухой стон. Он грубо схватил меня за волосы, заставил откинуть голову, чуть подался вперед, разглядывая лицо. Кровь стучала в моих висках. На скулах Дена играли желваки. Нагнувшись еще, он яростно впился в мои губы. Я оттолкнула его, а потом взяла его в рот. Все тело Дена выгнуло дугой, руки впились в скамейку до хруста. Я хотела показать, как люблю его, и этот поступок был для меня чем-то очень сокровенным и интимным. Я бы никогда не стала делать этого с кем попало. И надеялась, что Ден поймет и оценит порыв. Потому что меня пугало то, как быстро все мои преграды пали ради него.


      Он тихонько стонал и шептал мое имя, пока я ласкала его. Его ноги скользили пятками по полу. Под моими закрытыми веками разрывались ослепительные вспышки, потому что я чувствовала, что его удовольствие почти невыносимо. Мышцы на его бедрах подрагивали, когда я проводила по ним рукой. Мои трусики промокли, от того, что происходило со мной.


      А потом Ден прорычал мое имя каким-то отчаянным голосом и взорвался внутри моего рта. Не было никакого отвращения, только чистая любовь к нему. Чуть позже Ден подтянул меня к себе на колени, а я спрятала лицо у него на груди и тихонько улыбалась. Ден погладил по волосам, поцеловал в макушку и прошептал: «Спасибо».


      Фотографии мы все-таки сделали, когда остыли и привели себя в порядок. И я забрала их себе на память об этом дне. И как дура хранила до сих пор.


      Я. Больше. Не. Люблю. Дена. Овчаренко.


      Бросив последний взгляд на бумажную ленту, я подошла к окну и открыла его. Поставила бокал на подоконник. Затем быстрыми движениями порвала снимки на мелкие клочки.


      Высунув ладонь наружу, я смотрела, как ветер сдувает и уносит их вдаль.


      «Я цепляюсь изо всех сил, но не буду смотреть вниз, не буду открывать глаз», – заканчивалась песня.


      Я балансирую на краю между любовью и ненавистью, но уже знаю, какую сторону выберу. И не упаду вниз. Ни за что.


      Закрыв окно, я повернулась к нему спиной. Сжала холодное стекло бокала в пальцах, рискуя раздавить его. Убедившись, что привидение исчезло по крайней мере на эту ночь, я отправилась видеть сны без сновидений.



      На следующее утро я, первым делом, «заболела». Мама Ленки работала педиатром в детской поликлинике, и через нее нам с Ромкой когда-то удалось добыть контакты одной медсестры, работающей во взрослом отделении. За определенную сумму денег у той можно было получить готовый больничный с нужными датами и печатями. Неизвестно, делилась ли медсестра с врачом своим заработком или подсовывала на подпись украдкой, но к документу никто не мог придраться. Из осторожности я пользовалась таким способом редко, но поняла, что наступил критичный случай.


      Мое начальство, конечно, не обрадовалось, но с тех пор, как угроза увольнения миновала, на все возмущения директора я старалась смотреть сквозь пальцы. К тому же, как работать, когда рядом кто-то вытягивает из рукава бесконечную ленту или превращает монету в воздушный шарик?


      Решать бытовые вопросы оказалось сложнее. Видимо, привидения с того света приходили ко мне сплошь бесцеремонные, потому что фокусник отказывался воспринимать любые возмущенные жесты и продолжал пялиться подкрашенными глазищами на то, как я ем, брожу по квартире и даже моюсь.


      Правда, мылась я теперь в нижнем белье, а переодевалась… в собственном шкафу в полной темноте и на ощупь, когда забиралась внутрь и закрывала двери.


      Ненавижу этого призрачного извращенца! Бр-р-р!


      Зато появилось время пройтись по магазинам и подготовиться к вечеринке, тем более Наташка устроила ее быстрее, чем ожидалось. Я мечтала, чтобы у Дена штаны лопнули в тот момент, когда мы встретимся, и чтобы ему пришлось в кровь стереть руки или затрахать десяток подружек прежде, чем его член хоть немного перестанет хотеть меня. Поэтому среди новых покупок выбрала очень короткую юбку, а к ней – топ, не подразумевающий ношение под ним нижнего белья, и изящные босоножки. Хорошо, что никто, кроме привидения, не видел, как я вылезала из шкафа, поправляя на себе всю эту красоту, но результат меня порадовал. Я выглядела свежо, ухоженно и соблазнительно, и никто не смог бы доказать, что совсем недавно рыдала из-за этого засранца.


      Или что за мной постоянно таскается призрачный мужик, заставляя порой оборачиваться и нервно вздрагивать.


      Ехать решили втроем: я, Ленка и Антон. Но оказалось, что вчетвером. Подруга притащила с собой какого-то фрика с совершенно сумасшедшим взглядом. Он пришел в мятой рубашке, «подстреленных» штанах и шарахнулся в сторону, когда я с ним поздоровалась.


      – Это что за чудо? – шепнула я на ухо подруге, пока мы ждали во дворе такси.


      Глаза у Ленки загорелись.


      – Это моя месть Сучке Истеричковне. Говорила же, что идею словила!


      Я с сомнением оглядела типа, державшегося от нас поодаль. Тот смотрел себе под ноги и что-то бормотал под нос. Выглядело это жутко.


      – Он нагадит Наташке под кровать?


      – Нет! – округлила Ленка глаза. – Он – фетишист! Кое-как нашла на городском форуме в разделе «Секс-знакомства». А уж как уговаривала… ты бы это видела!


      – Фетишист? Носки, что ли, нюхает?


      – Подушки трахает, – отрезала подруга.


      – Что?! – от неожиданности я повысила голос, и Антон, куривший в сторонке, посмотрел на нас.


      – Он любит женские подушки. Он их… того… – пояснила Ленка. – Запущу его в хозяйскую спальню, пока все будут тусить. Пусть насладится.


      – Жесть… – я сделала вид, что меня тошнит. – Ты совсем прибабахнутая. А ведь всегда такой тихой девочкой была! Он же выглядит маньячно! А если все подумают, что он – твой парень?


      – Ну и пусть подумают, – Ленка сложила руки на груди. – Мне с ними детей не крестить. Зато я получу удовольствие, зная, что наша сучка ляжет спать на те самые подушки.


      Это было мерзко. Но сочувствия во мне не появилось. Если Наташка распускала обо мне слухи, если была источником всех моих бед и переживаний, то это – еще мягкая кара для нее.


      Пока ехали в такси, я закрыла глаза и положила голову на плечо Антона, который обнимал меня одной рукой. Сделала так, чтобы не смотреть на фокусника, маячившего перед носом, и погрузилась в размышления.


      Я очень хотела вывести Наташку на откровенный разговор о прошлом, но не знала, как подступиться. Может, зря ее обвиняю? Но больше ведь некого! Если это не Ден, не Ромка, то значит – она. Вот только зачем бывшей подруге такое устраивать? Одно дело – соревноваться, у кого мальчики круче, другое – сломать человеку жизнь. А Наташка не была дурой и не могла не понимать, что творит.


      Когда мы прибыли на место и вышли из машины, я на мгновение потеряла дар речи. Ленка рядом со мной тоже притихла, во все глаза уставившись на жилище, перед которым мы вчетвером стояли.