В один из дней после разминки в фитнес-клубе решаю познакомиться с ребятами-механиками. Они занимаются мото-техникой, которая будет принимать участие в съемках. Мотоциклы уже перевезли на Валдай все тем же поездом, естественно, в багажном вагоне. Евгенчик подыскал и арендовал оборудованный гараж на окраине города. Помещеньице не сказать, чтобы просторное. Но по технической части в нем есть, все, что надо и ребята-механики, кажется, довольны. Опять же от начальства подальше — стоит гараж на отшибе, среди других разнокалиберных и бестолково натыканных сарайчиков, ракушек и прочих «домиков» для машин.

Встречают меня гаражные жители нерадостно. Топчусь рядом, пока парни демонстративно занимаются какими-то своими чисто мужскими делами. Все мои вопросы-мостики повисают в воздухе, не находя опоры на противоположной стороне. Начинаю злиться.

— Ну может хватит крыситься-то? Нам же работать вместе…

— Знаем мы, как ты работать будешь. На спинке или раком, если у Ёблонского настроение такое будет. Знаешь в этом толк? Молодец. Только на фига ж сюда-то приперлась и к нам вяжешься?

А вот оскорблять меня не надо! Их трое, но когда планка падает, меня мало что (или кто) может остановить. Разве только майор Кондратьев захватом за шею сзади. Но его рядом нет. Так что бой заканчивается скоро и с очевидным преимуществом на моей стороне. Отбрасываю в сторону монтировку, которую подхватила с пола в самом начале. Нагибаюсь и приподнимаю за грудки того, кто и начал всю эту историю.

— Я с Яблонским не сплю. Это во-первых. Во-вторых, мотоциклы я знаю лучше тебя, сосунок, раз в двадцать. И езжу на них считай всю жизнь. Мне мои чемпионские титулы не за позу раком и не за грамотный минет, знаешь ли, давали. Ну, а в-третьих, когда в следующий раз захочешь на меня хвост свой куцый поднимать, подумай прежде как следует. Мстительная я. И в отличие от тебя — не домашний воспитанный ребенок, которому мама попку обкаканную до семи лет подтирала. Могу ведь с этой самой монтировкой не в открытую пойти, а в подворотне темной подкараулить и отделать так, что остаток жизни под себя ходить будешь. Усек? Ну? Усек, спрашиваю?

— Усек.

— Молодец.

Выпускаю его ворот и распрямляюсь. Спина болит адски. Ну да не показывать же это им!

— Джентльмены! Было приятно познакомиться. Надеюсь, когда я приду сюда в следующий раз, наша беседа будет более конструктивной.

Что самое любопытное — надежды мои действительно оправдываются. Как дипломированная медицинская сестра могу сказать: «физиотерапия» — великая вещь. Как дашь по «физии», так сразу такой терапевтический эффект проявляется — любо-дорого. Когда приезжаю в гараж на следующий день, парни полны раскаяния и осознания своей неправоты. Выясняю, что сходили в интерне-кафе и пробили через поисковик мое имя.

— Маш, извините нас, пожалуйста. Просто у Яблонского такая репутация, а вы… Вы, Маш, такая… Ну, выглядите так, как его очередная пассия, а не как… Ну в общем, простите нас.

* * *

А вечером на мою голову падает отец. Его (и мой!) цирк развернул свой передвижной шатер на окраине Валдая, и он, даже не позвонив, просто объявляется в моей гостинице.

— Машушка-погремушка!

Бросаюсь ему на шею. Как же соскучилась!

— Похорошела. Такая вся чистенькая, гладенькая стала. Стрижка модная. И куда подевался мой вечно взъерошенный цыпленок?

Сам он тоже изменился. И не в лучшую сторону. Некогда мощная высокая фигура как-то осела, широченные плечи ссутулились и обмякли. И лицо какое-то нездоровое. Принюхиваюсь. Нет, перегаром не пахнет.

— Не нюхай, не нюхай. Бросил я, Маш. Совсем завязал.

Хорошо, если так… Папа начал пить после того, что произошло с мамой. Причем, если раньше вообще почти что в рот не брал, то тут сразу в такой штопор ушел, что жуть. Домой его вечером только на руках и приносили. Как утром приступал к опохмелу, так и заканчивал вечером уже в «состоянии не стояния». Как раз в это время я и начала постигать дворовые премудрости, оказавшись по сути дела предоставлена сама себя. Меня спасло только то, что цирковые актеры нашего передвижного балаганчика привыкли жить одной общей семьей. Я стала чем-то вроде цирковой «дочери полка». Мной занимались все. И никто в то же время. Поэтому росла я еще тем сорванцом. Умела понемногу все, что делали в нашем цирке. И за животными ухаживала, могла справиться даже с задурившим тигром. Вместо утренней зарядки «работала» акробатические номера. Скакала на лошадях, могла жонглировать чем угодно и сколь угодно долго. Ну ножи-то я, естественно, научилась метать еще до всего этого.

Я и мотоциклами-то занялась просто потому, что именно ребята, которые исполняли в нашем цирке трюки на моциках, почему-то уделяли мне больше всего внимания. Сначала использовали «бесплатный детский труд» — поручали мне всякую работу по обслуживанию мотоциклов, которая не требовала знаний и физической силы, но занимала массу времени и была нудной и грязной. Потом стали поручать и более ответственные дела. Так что я к 13 годам мотоцикл знала лучше, чем таблицу умножения. И ездить на нем могла как угодно — хоть стоя, хоть без рук, хоть с ногами на руле, хоть сидя задом наперед.

При этом парни не в то время, ни позже, ни намеком, ни взглядом, ни пол-словом не попытались направить меня в сторону своих постелей. Видимо для них это стало молчаливым, но очень строгим, неукоснительно соблюдаемым запретом. А ведь так-то они себе ни в чем не отказывали. Трахали, как говорится, «все, что шевелится». Спали вместе или по очереди с циркачками, зрительницами, продавщицами на рынке, горничными в гостиницах, милиционершами, санитарными врачихами и пожарницами, которые регулярно заходили к нам с разного рода проверками. Как-то даже оприходовали на троих даму-мэра в одном из городков…

А потом я попалась на глаза моему будущему тренеру. И все. Это решило мою дальнейшую судьбу. Он практически насильно забрал меня из цирка и пристроил в какой-то интернат. Пару раз я сбегала, но кроме цирка бежать мне было особо некуда, и рано или поздно Иван Сергеевич приезжал, забирал меня и пристраивал в новый детский дом, откуда я продолжала регулярно ездить к нему на тренировки. Он носился со мной, словно был моим вторым отцом. Только непьющим, а потому куда более надежным. Конечно, я никогда не любила его так, как своего родного папу, но до сих пор отношусь к нему с огромным уважением и искренней привязанностью.

В конце концов именно благодаря ему я и стала тем, кем стала — нормальной молодой женщиной, с нормальными навыками для нормальной жизни. В интернате меня научили готовить, шить, приохотили читать, дали хоть какое-то базовое образование. А еще Иван Сергеевич все-таки вытащил меня в мастера спорта и на первые строчки рейтингов в женском мотокроссе. Боялся, правда, за меня всегда. Говорил:

— Дурная ты, Машка, безбашенная. На этом и побеждаешь: там, где остальные разумно трусят, ты летишь без тормозов. Но везение твое рано или поздно кончится. Так что об одном прошу, обуздывай себя. Контроль и еще раз контроль! С холодной головой гонять должна, рассудочно.

Отсюда и ушу с йогой. Хотел, чтобы я научилась сама себя контролировать. Я и научилась. Ну почти…

А потом я все-таки совершила глупость. Приехала как-то в родной цирк, который в очередной раз оказался неподалеку от меня. Там выяснилось, что один из неразлучной троицы трюкачей-мотоциклетчиков за день до этого повредил ногу. Зачем-то вызвалась подменить его на вечернем шоу — номер-то знала, как свои пять пальцев. И…

Короче говоря, что-то пошло не так. Даже не поняла что. Кружение, удар, боль, чернота… И трещина в позвонке. Действительно, дурная я, правду Иван Сергеевич говорил…

Как уж они с отцом на пару надо мной убивались — страшно вспомнить. Да и было от чего. И я — инвалид на всю жизнь, и ребятам-мотоциклетчикам — амба. От судебной ответственности их удалось отбить, но хозяин цирка после этого трюки на мотоциклах в своих шапито запретил навсегда. В результате парни элементарно лишились работы… Уже давно потеряла их из виду. Жаль. Иногда так хочется узнать, где они, что с ними стало?..

Папа мой, кажется, как раз после того случая со мной, пить-то и бросил. Запил, когда погибла мама, и перестал, когда на тот свет едва не отправилась я… По крайней мере, говорит, что перестал. Но вид мне его все равно очень не нравится.

— Как себя чувствуешь?

— Да все хорошо. А ты как? Как твой Егор-прибор?

— Повторяешься. Егор-прибор уже было.

— Ну и фиг с ним. Зато точно в дырочку прозвание это. Так как он? Что поделывает?

— Не знаю я, пап. Он где-то там, я тут…

— И не созванивались и не виделись?

— Угу. Все жду когда повесткой вызовут на развод. Или как там это делается?

— А сама что же? Не подала?

— Нет, пап. Не моя идея, не мне и реализовывать.

— Все надеешься?

Отвожу смущенно глаза. Прав! Как всегда прав. Не могу решиться и окончательно разрубить завязавшийся узел. Все думаю: а может еще что-то можно изменить, как-то все исправить, наладить заново?.. Ксюха регулярно доводит до моего сведения все о жизни и деятельности Егора Стрельникова. Так что знаю — ему тоже не больно-то здорово. Хотя в отличие от меня муж мой не стесняется лечить свое душевное состояние главным народным методом, который называется «клин клином». То с одной девицей появится, то с другой…

Может и мне все-таки Жаблонского по назначению использовать? Тем более, что с папой моим они сошлись просто не разлей вода. В первую очередь на почве частушек. Даже здороваются, обмениваясь стишатами в хорошо знакомом мне стиле: я начну, а ты закончи, если сможешь. Папа:

— Не любите девки море,