Приподнимаюсь, чтобы посмотреть ей в глаза. Она выглядит хрупкой, бледной и беззащитной, нуждающейся в нежности и утешении. Встаю на колени, натягивая штаны, рассеянно скользя взглядом по стройным обнаженным бедрам, острым коленкам, которые она тут же плотно сжимает, дрожащими пальцами опуская вниз подол платья. Моя кожа медленно остывает, благодаря работающему на полную мощность кондиционеру. Я замечаю, как Мэл снова начинает трястись, как в ознобе. Тянусь к панели приборов, но она перехватывает мое запястье.

– Не убавляй, это нервное, – хрипло шепчет она, ее испуганный, потерянный взгляд с поволокой боли не отрывается от меня. Она ждет чего-то, надеется… Глупая…

– Мне нужно купить тебе абайю. Ты не можешь появится в отеле в таком виде. Мне придется запереть тебя здесь. На полчаса. Может, меньше, – отстраненным голосом говорю я, чувствуя, как ее пальцы на моем запястье сжимаются сильнее, а потом бессильно расслабляются. Она опускает ноги на пол, вздрагивая всем телом от приступа боли. Я инстинктивно тянусь к ней, касаясь ладонью ее плеча.

– Больно?

Она не отвечает, глядя вниз на свои коленки, прячась от меня пеленой своих волос. Но я и так знаю. Боль бывает разной, но ту, что я причинил ей – объединяет все ее грани и оттенки, невыносимая, острая, пронзающая насквозь при каждом шаге, движении…

– Лана, я позабочусь о тебе. Все пройдет.

Она издает нервный смешок и кивает. Я понимаю, каким нелепыми и жалкими сейчас кажутся мои обещания.

– Не натворишь глупостей, melegim? – спрашиваю я. Снова безмолвное покачивание белокурой головы из стороны в сторону. Я достаю влажные салфетки, протягивая ей. – Приведи себя в порядок, пока меня нет.

Натягиваю футболку, брезгливо морщась, замечая на ней капли крови, и выхожу в сухой зной Асада.

Блокирую двери одной кнопкой, убирая брелок в карман и направляюсь в ближайший магазин. Слава Аллаху, в центре Асада проблем с многочисленными бутиками не возникает. Я выбираю дорогую, красивую абайю из тончайшего блестящего атласа, расшитого драгоценными камнями, хиджаб из такого же материала, пару футболок для себя, одну из которых надеваю сразу в магазине, выкидывая заляпанную кровью в урну. Следующим пунктом становится аптека. Скупаю обезболивающее, антисептики и мази для ран на ступнях Мэл, бинты и повязки.

Чувство вины, и что-то еще, глубинное, тревожащее мое сердце и разум, заставляет меня зайти в один из, принадлежащих моей семье, ювелирных магазинов. Продавщицы узнают меня с порога. Мне предлагают самые редкие и особенные драгоценности, но я не хочу, чтобы мой подарок выглядел, как оплата за секс. После беглого осмотра, выбор останавливается на простой, но изящной подвеске из белого золота с ярко-голубым аквамарином в форме лотоса. Я могу купить ей самые редкие и дорогие бриллианты, алмазы, изумруды, но однажды она уже бросила мне в лицо подарок, который покупал не я. Хочу, чтобы Мэл поняла, почувствовала, что на этот раз я выбирал сам, для нее… Меня провожают недоумевающими взглядами, но мне безразлично мнение окружающих.

Возвращаясь в машину, обнаруживаю Мэл в том же подавленном состоянии. Я списываю ее настроение на стресс и боль, которую, несомненно, она испытывает после долгих скитаний по рынку. Протягиваю яркие пакеты, пристально всматриваясь в безучастное лицо девушки, на котором яркими голубыми огнями горят глаза.

– Оденься, – мягко прошу я.

Наши взгляды встречаются, и вижу, как выражение панического страха мелькает в глубинах ее глаз.

– Решил принарядить меня? – тихо спрашивает она. – Что там в отеле? Продашь меня, подаришь? Уже знаешь кому? Решил попользоваться напоследок, да?

Я хмурюсь, не сразу понимая смысл ее бредовой, обвиняющей тирады. Мэл быстро одевается, словно всю жизнью носила подобную одежду. Невольная улыбка касается моих губ, когда она закрывает лицо.

– Упаковал товар на продажу. Доволен? Теперь «позаботишься» обо мне?

– О чем ты толкуешь, не понимаю? – продолжая глупо улыбаться, спрашиваю я. Никогда не думал, что вид женщины, с головы до пят окутанной в темную материю, может вызвать удовлетворение и похоть, но именно так и происходит сейчас. Может быть, я хотел этого с самого начала – закрыть Мэл, спрятать от чужих взглядов. Мой тщательный и дорого упакованный подарок, и только я знаю, что под оберткой. Мои примитивные инстинкты оживают рядом с ней. Не знаю, почему так происходит, но Мэл удается разбудить во мне не самые лучшие качества, даже ничего особенного не предпринимая для этого.

– Объясни мне, Джаред, – неожиданно всхлипывает Мэл, хватая меня за руки. – Не мучай больше. Что ты хочешь? Что собираешься сделать со мной? Скажи, или я не выйду из машины. Придется тащить меня, но я буду кричать и сопротивляться.

– Мне нравится, когда ты кричишь и сопротивляешься, – я беру ее ладони в свои, переплетая наши пальцы. – Что я хочу, Лана? – серьезно спрашиваю я, глядя сквозь тонкую сетку в ее глаза. – Разве ты еще не поняла?

– Ты сказал, что хочешь продать меня в бордель. Я думала, что Амир везет меня именно туда. Ты столько раз угрожал, что продашь меня!

– И ты поверила? Неужели ты всерьез допустила мысль, что я могу сделать подобное? – с ноткой злости спрашиваю я, чувствуя ее сомнение. – Ты здесь по многим причинам, и одна из них – самая очевидная. Я хочу владеть тобой единолично. На моих условиях.

– У тебя странные способы демонстрировать свои желания, Джаред. – с горечью произносит Мэл. Какое-то время мы оба молчим, понимая, что оказались в тупике. Между нами так много чувств. Самых разных, сумасшедших, противоречивых, обжигающих. Боль, ненависть, страсть, безумная жажда обладания.

– Меня ослепила ревность, – признаюсь я неожиданно. Мэл вскидывает голову. И я рад, что не могу видеть выражения ее глаз. Минута слабости. Я пожалею о своих словах через… Черт. Уже жалею.

– Пошли, – немного резко говорю я, открывая машину. Выхожу сам, потом помогаю выйти Мэл. Она ахает от боли, вставая на ноги. Подаю ей пакет с медикаментами, и подхватывая на руки, несу к одной из самых дорогих гостиниц города. Вопреки ее обещаниям, Мэл не кричит, не зовет на помощь. Ее руки обхватываю мои плечи, голова доверчиво покоится на мое груди. Меня встречают улыбчивые администраторы и провожают к лифту, который поднимает нас в апартаменты, занимающие целый этаж. Можно было выбрать номер поскромнее, но нужно ли?

Я заношу Мэл в просторную светлую спальню и опускаю ее на кровать королевских размеров. Она, с облегчением, вздыхает, позволяя себе вытянуться, одновременно снимая хиджаб и бросая его в сторону. Ее уставший взгляд скользит по мне, застывшему у подножия постели. Мое тело жаждет продолжения того, что мы начали в машине, но я понимаю, что от нее сейчас будет мало проку, и, скорее всего, Мэл вырубится прямо в процессе, а трахать бесчувственное тело нет никакого удовольствия. Хватит с меня Рании, которая до сих пор каждый раз пугливо вздрагивает и зажимается, когда я прикасаюсь к ней.

– Мне нужно принять душ, – смущенная моим красноречивым взглядом, произносит Мэл.

– Могу устроить ванну с пузырьками. Джакузи размером с бассейн, как тебе?

– Ммм, звучит заманчиво, – неуверенная улыбка полностью меняет выражение ее лица, и, с неожиданной болью в сердце я вспоминаю, что именно так она улыбалась в Париже. Я давно не видел ее настоящей улыбки, той самой, которая заставляет всех, кто ее видит, улыбаться в ответ.

– Я помогу тебе, – севшим хрипловатым голосом, говорю я. Мэл отрицательно качает головой, расстегивая многочисленные застежки на абайе.

– С тебя халат, полотенце и мыльные принадлежности. Зубная щетка тоже не помешала бы.

– Я помогу тебе, – повторяю я. И это не предложение, а констатация факта. Мэл поднимает на меня растерянный взгляд, и ее улыбка гаснет. А как ты хотела, девочка?

* * *

Как только все стадии непринятия моей власти, смущения и раздражения проходят, Мэл снова успокаивается, расслабляясь в теплой воде с ароматной пеной, ее ноги лежат на краю джакузи, чтобы не тревожить раны. Ее глаза закрыты, дыхание ровное, словно малышка уснула. Пусть поспит, наберется сил. У меня на нее еще много планов. Пар поднимается вверх, оседая на зеркалах. Я снимаю футболку, беру стул, и сажусь рядом с джакузи, собираясь заняться ступнями Мэл. Снимаю старые повязки, и она просыпается, стонет от боли.

– Шшш. Расслабься, – властно и строго говорю я, бросая на пол окровавленные бинты. Раны выглядят ужасно. Порезы глубокие, некоторые кровоточат. Не представляю, как она могла ходить, и даже бегать. Я помню, насколько это больно. Самое чувствительное место, пронизанное множественными нервными окончаниями. Подобные травмы наносят удар по всему организму. Если повреждены ступни, то каждый шаг вызывает боль во всем теле, в каждом органе, в каждой клетке. Особенная пытка. Не для простых смертных. Вспоминаю ее лицо, ее пылающие глаза, когда она танцевала. Моя ошибка в том, что я все время недооцениваю Мэл. И, возможно, делаю это намеренно, ищу причины не испытывать к ней слишком много, но уже поздно, я крепко попал… Пытаюсь не затягивать мучения и действую быстро и четко, дезинфицирую раны, нанося заживляющие и обезболивающие мази, после, накладываю пропитанные лекарством повязки и сверху снова оборачиваю чистыми бинтами. Мэл все это время наблюдает за моими действиями сквозь опущенные ресницы, почти не дыша. Она несомненно испытывала сильные мучения от процедуры, но держалась достойно, ни разу не всхлипнув.

– Так лучше? – глядя в ее глаза, спрашиваю я. Она кивает, не сводя с меня напряженного взгляда.

– Спасибо, – шепчет Мэл едва слышно. Мои пальцы нежно скользят вверх по ее лодыжке. Я иронично улыбаюсь, глядя на в ее раскрасневшееся лицо.

– Странно благодарить за то, чему я стал причиной, – произношу я.

– Почему те люди в магазинчике назвали тебя Белым Тигром? – меняет тему Мэл. Одна моя ладонь мягко очерчивает круги на ее коленке, вторую опускаю в теплую воду.