Алекс Джиллиан - Танцы на стеклах. Книга 2

Но его нет.

Мне хочется плакать от разочарования, от болезненно ощутимой пустоты внутри…я начинаю нуждаться в нем.

Немного. Чуть-чуть. С этим еще можно справиться.

Но это уже не влюбленность, как в Париже. Не легкое чувство счастья внутри… это потребность в том, чтобы он всегда находился в непосредственной близости. В его теплоте, заботе, которую он мне дал. В защите.

Я резко выныриваю из-под воды, и в очередной раз прихожу в ужас от собственных мыслях. Мэл, ты забыла. Забыла о том, как он заставил тебя плясать на стеклах и похотливо ухмылялся, наблюдая за твоими муками… и он еще не раз заставит преклонять колени, сгорать на пепелище разбитых надежд.

Мне хватило одного взгляда на уродливые, белые, пропитанные кровью и моей болью бинты, чтобы прийти в себя, вспомнить кто такой Саадат и снова ощутить, как гнев поднимается из глубин души, вытаскивая наружу обиды и ярость.

Никакой секс и проявленная нежность не изменят того, что сделал Джаред. Я не смогу простить его. И я ненавижу себя за то, что в очередной раз проиграла ему, отдалась страсти, потеряла голову…

Я почувствовала острую боль между бедер, все еще ощущая Джареда внутри себя. Черт. Черт. Черт…

Он нереальный. И в этом ему нет равных. Бог в сексе… прикрываю глаза, вспоминая самые сладкие ощущения, и тут же встряхиваюсь, пытаясь избавиться от наваждения.

Я могу бесконечно делать вид, что ненавижу Джареда, но мы оба прекрасно знаем, что это не так. И мне жаль, безумно жаль, что он так поступил со мной… я могла бы любить его. Каким угодно, если бы он перестал ломать меня…

Слишком много раз меня пытались сломать. Слишком тяжело доверять кому-то свою душу, когда она уже изранена и исполосана шрамами. А теперь еще и порезами от сверкающих стекляшек…

Превозмогая боль в ступнях, я насухо вытираюсь, придирчиво оглядывая свое отражение. Я изменилась за последние полгода. Словно начала взрослеть только сейчас. Еще никогда я не чувствовала себя такой красивой и женственной, как тогда в Париже, и как сегодня. Мое тело, несмотря на красноватые следы на бедрах и талии, стало таким красивым, женственным, готовым для мужчины… только для одного мужчины. Я знаю, чувствую это… то, что происходит с нами во время близости – магия, свободный полет, ощущения за гранью реальности, словно все наши стоны и движения – сон.

А теперь, когда Джаред ушел, я проснулась.

Завязывая халат из тонкого шелка, цвета морской волны на талии, я смотрю на свое лицо и обещаю себе больше не засыпать. Больше не позволять Джареду затянуть меня в свою черную, необъятную и запутанную вселенную.

Я чувствую себя просто отвратительно, испытывая постоянный голод по нему. Необоснованный и непреодолимый. Словно в меня вселился бес, который разрывается от тоски, выжидает пока белый тигр не утолит его.

Я почти не обращаю внимания на обстановку в номере от усталости. Рассматриваю позолоту на всех ручках, бра и зеркалах, вдыхаю запах натурального дерева, восточных масел и свежести в чистом номере. Легкий ветерок развевает кончики волос. На улице жарко, но мне холодно без Джареда, и я ощущаю пустоту внутри, которую так хочется заполнить. Им… и вдыхать я хочу не порошок и масла, а запах его тела.

Я кутаюсь в одеяло, сильно-сильно, нуждаясь в защите. Стараюсь не думать о Саадате, но все бесполезно, перед внутренним взором мелькают его глаза, улыбка. И он весь – обнаженный, загорелый и горячий.

Нельзя допустить близости снова.

У Джарена есть жена. Нужно просто чаще напоминать себе об этом. Я чувствую себя грязной, еще грязнее, чем тогда, в шестнадцать, когда Эдвард унижал меня, заставляя чувствовать себя развратной, недостойной… Эйприл и Сэм посмеялись бы надо мной, первая подруга-предательница уж точно не увидела бы трагедии в моей связи с мужчиной, связанным узами брака.

Но для меня это было ужасно. Будто я не только второсортная дешевка, с которой можно только классно потрахаться, но еще и разлучница, которая одним своим присутствием разрушает будущее идеальной арабской семьи.

Все неправильно… почему Джаред не понимает? В каком я положении? Что я, черт возьми, почувствовала, когда он ушел? Когда увидела его спину, всю в красных полосах, которые оставила я?

Причина моего отъезда заключалась вовсе не в том, что я озвучил. О Рании я думал в последнюю очередь. Пока я покупал для Мэл новую одежду, мне позвонил отец, который не нашел в доме на побережье разыскиваемую посольством девушку. Я знаю, что его так просто не провести, и шейх непременно нанесет мне личный визит, чтобы убедиться, что я не натворил дел, и не имею отношения к исчезновению Мелании Йонсен. Поэтому, я должен быть дома, довольный, спокойный, наслаждающийся супружеской жизнью.

По дороге, я звоню Рании и прошу распорядится насчет ужина, учитывая вероятность прибытия гостей. И успеваю вернуться за сорок минут до визита отца в сопровождении Джадира. Мы с Джадиром давние «друзья», именно он вытаскивал меня из заварушки с попыткой изнасилования, и вместе с отцом явился явно не просто так. Сукин сын строит из себя праведника, который за последние два года заделал своей юной жене уже третьего ребенка. Я все время вижу ее исключительно с животом.

Рания хлопочет вокруг стола, пока гости рассаживаются. Отец явно доволен невесткой, то и дело одобрительно поглядывая в ее сторону. Лицо Рании закрыто, потому что в доме Джадир, который не является родственником. Я знаю, что Рания не любит хиджаб, хотя она никогда не говорит об этом вслух. Просто чувствую, как ей неловко и некомфортно. В стране, где она выросла, женщины уже лет тридцать не закрывают лица, и, конечно, ей не просто привыкнуть.

Пока Рания в гостиной подает нам ужин, шейх ведет исключительно вежливые беседы. Ему позволено обращаться к Рании, и он задает ей несколько вопросов. Оди из них ставит меня в тупик, а потом приводит в ярость.

– Рания, через пару недель, я намерен отправить Адама в Нью-Йорк для проведения серии важных совещаний. Поездка будет недолгой, но для новобрачных даже неделя врозь кажется вечностью. Уверен, ты с радостью захочешь поехать с моим сыном.

– In shaha Allah[39], я с нетерпением буду ждать поездки. Место жены рядом со своим мужем, – тихо говорит Рания, не поднимая головы. Лицемерная сучка. Да тебе плевать на меня.

– Отец, возможно, я справлюсь быстрее, и Рания даже не успеет соскучиться, – немного резко говорю я.

– Не стоит торопиться, Адам. Рании тоже нужно развеяться. Ты наведешь порядок в «Лакшери Корп», она пройдется по магазинам. Блэк справляется, и я знаю, что ты контролируешь дела нью-йоркского филиала, но твое личное присутствие необходимо. Отпустить тебя надолго я не могу, потому что ты мне пока нужен здесь. Я жду тебя через два дня в штаб-квартире и займемся неотложными делами, которые требуют трезвого и ясного взгляда. Если, конечно, у тебя нет других, более важных дел? – тяжелый взгляд останавливается на мне, и не нужно включать интуицию, чтобы понять, куда клонит отец. Все внутри меня клокочет от гнева. Он снова пытается манипулировать и управлять мной, требуя и приказывая. Отец – шейх, и я должен починяться, но каждый раз внутри меня происходит настоящая бойня, я прилагаю максимум усилий, чтобы заставлять себя соглашаться с волей отца, правителем Анмара. Бунтарский дух свободы, который передался мне по наследству от матери, ее свободомыслие и отрицание канонов религии и традиций, не позволяют до конца стать патриотом своей страны.

Я всегда буду между. Между Востоком и Западом.

Ужин затягивается, и когда Джадир покидает мой гостеприимный дом, поблагодарив хозяйку и меня, отец не следует его примеру. Что означает, что меня ждет очередная откровенная беседа.

Мы выходим в сад, обмениваясь мнениями о некоторых рабочих моментах, и отец просит показать ему конюшню. Она отличается от тех, которые содержит Али и сам Правитель для участия в скачках. У меня восемь лошадей, и только Ветер способен составить конкуренцию лучшим скакунам Анмара. Остальных я содержу для конных прогулок, ну и личного удовольствия.

Рашид остановился возле стойла моего любимчика, с восхищением разглядывая его. Ветер ткнулся модой в мою раскрытую ладонь, узнавая хозяина.

– Я редко ошибаюсь с выбором, Адам. Когда увидел его жеребенком, сразу понял, что из него выйдет толк, – не без самовольства отметил отец. – Ты помнишь, что гласит легенда о том, как появились первые арабские скакуны? – спросил он. Я неопределенно повел плечами. Конечно, я знал, но раз отец задал вопрос, значит, ему хочется напомнить. – Пророк Мухаммед владел большим табуном лошадей, которых он приучал слушаться горна. И каждый раз, когда звучал сигнал горна, кобылицы должны были прекратить пить воду. Однажды лошадей держали без воды целых четыре дня, а затем выпустили к реке. И как только кобылицы отпустили свои морды к реке, чтобы утолить жажду, прозвучал горн. Только семь лошадей не ослушались сигнала, и именно от них произошли арабские скакуны. Легенда не говорит о хорошей дрессуре и послушании, она гласит о верности, исключительной верности арабской породы лошадей, которая известна во всем мире. Поэтому мы чтим их, как священных животных. Ветер никогда не предаст тебя.

– Я знаю, отец, – соглашаюсь я, продолжая гладить скакуна по холке, глядя в доверчивые, преданные, шоколадные глаза.

– Наши женщины тоже умеют хранить верность, Адам, – произносит Рашид. Я поднимаю голову, глядя на его смуглое, скрытое бородой, лицо. Темный взгляд смотрит мне прямо в душу. Я знал, что мы придем к этому разговору.

– Я знаю, отец, – повторяю предыдущий ответ.

– Знать мало, Адам, – вздыхает шейх. – Ты молод, кровь горит, внутри кипят страсти. Я помню, потому что был таким же.